Ох, что-то знал старый вояка, не мог не знать о спецзоне «Анджела». Помнится, был у нас отвлеченный разговор на эту тему, да тогда был занят иными проблемами, кажущимися сейчас нелепыми и смешными детскими потешками.
Проживал бравый отставник в пятиэтажке имени Н. С. Хрущева в районе Черемушек. Во всех городах есть такие райончики, застроенные в годы первых полетов в космос и надежды на то, что все мы будем летать на другие планеты, чтобы сажать там алюминиевые огурцы.
Вопреки всем естественным законам природы эта бетонная коробочка ещё не развалилась под ударами ветра. Правда, покачивалась и жалобно скрипела, как кинутая храбрым экипажем ржавая баржа, но держалась, держалась на плаву.
Утвердившись, что мир постоянен и не угрожает безопасности, Чеченец через три ступени взлетел на последний этаж.
Замок на двери был крайне разболтан и мне не составило никакого труда проникнуть в квартирку, пропитанную сивушным запахом, однако ещё хранящей фрагменты былого благополучия: телевизор КВН (был такой), старый радиоприемник «Литва», торшер под березку, стеллажи с книгами, пузатенький буфет с дребезжащей посудой. И этот скудный мирок сотрясался от богатырского храпа. Жив, курилка, порадовался я.
Вояка же напротив не выказал никакой любезности, когда мне удалось его растолкать. Сначала принял меня за свою половину Фросю, которая утащилась, кислица толстопузая, в деревню к маменьке, потом — за собутыльника Борьку, мать его, едрешкин кот, взял бутыль и не отдает, и наконец признал меня. Стеклянная граната в моих руках оказалась хорошим пропуском в его память.
— Чеченец, чего ты тута?
— Пришел поздравить со всеми праздниками, — честно солгал.
— Эт, конешно, молодцом, — осматривался. — А день-то какой?
— Одиннадцатое как.
— Ого? — удивился. — Во, как время-то, стервь, машет крылами… Вроде вчерась было первое?.. Не, надо завязывать, — цапнул мой подарок. Опохмелюсь и завязываю гланды внизу узлом, гы-гы…
Я мог поступить иначе: взять солдафона на красный галстук и, уверен, прежде, чем навсегда покинуть мое ненавязчивое общество, он бы признался во всех смертных грехах. Но зачем? Какой бы он ни был — был своим. И я решил не торопиться и оговорить все вопросы полюбовно.
— Ну бу`, - сказал майор в отставке Дыбенко. — Чтоб не последней ночкой была!..
— Это точно!
— Эк, хорошо пошла, Лешка!.. — И пальцами хапнул из большого тазика лохматой квашеной капусты. — А ты чегось? Угощайся?..
— Спасибо, у меня свидание, — и не уточнил с кем именно.
— Ой, хлопец, ты гляди, — наливал ещё стакан. — С молодками того… аккурат!.. Козлов и Федяшкин… того… в цугундере.
— А что такое?
— Ну бу`, - поднял стакан. — Чтобы орликом взлетела и синичкой села! Я, глядя на морщинистый кадык отставника, вспомнил залипухинского Петюху: «угоре» и «бяда» по всей матушке-Рассеи и нет, кажется, силы, способной остановить это общее разложение.
— Эх, хорошо, касатик, пошла! А ты чего? Угощайся?..
— Спасибо. У меня свидание… А чего Козлов и Федяшкин?..
— Ну да, — вспомнил, хрумтя капустой, точно заяц во хмелю. — Я скоко им говорил, падлам, — хватил по столу кулаком. — Усе решать полюбовно с молодками!.. А они!.. Ужрались, понимашь, в усмерть и запали на Ируху Фирсенюк… Ну ты её знашь, известна блядяха!.. И давала — ноу, понимашь, проблем… А тута вроде красный день календаря или чегось там еще… Ну, бабы же…
— И что? — притомился я.
— Снасильничали, паганцы, как есть снасильничали… И на хрена? Мало что ли контингента, я тебя спрашиваю, Леха? Работы не початый край…
— А вот я насчет работы, Семен Семенович, — как бы вспомнил. Предлагают в спецзону «А».
— И чего?
— Думаю вот, — наполнил стакан своему собеседнику. — Сомнения всякие имеются.
— А чего сомневаться — тама, как у Христа, ик, за пазухой, понимашь?
— Да?
— Нет-нет, ты послухай старшого, — смотрел на меня налитыми крупными, как блюдца, зенками. — Я те`того добра желаю…
И я послушал, поскольку всегда уважал старших во всех их состояниях. Водка расплела язык майору Дыбенко до такой степени, что он скоро начал уверять меня, что в спецзоне «А» находятся баллистические ракеты дальнего действия СС — 300. Однако мне удалось пополнить свои познания о любимом крае, точнее, об изменениях его ландшафта.
Оказывается, за мое отсутствие случились глобальные и очень скорые по времени строительные работы с привлечением военной техники. Солдатиков, понимашь, нагнали, ужас чумовой, доверительно сказывал вояка. Провели туннелю, я те`говорю, как у метро… Для чё? Для ракет, чтобы супостату по сопатке!…
Помнится, женщина по имени Вирджиния тоже рассказывала о подземке, проходящей от ж/д вокзала к фабричным стенам. Значит, это не блеф. Я уточнил, где начало всех начал? А зачем тебе, хлопец, проявил бдительность старый боец. Так, туда меня вроде на охрану, признался я. Кладбище же-же-железной дороги знашь? Знаю. Во!..
Подобное недоразумение могло случится только со мной, расп… дяем: жить рядышком с солнцем и быть уверенным, что его нет в природе. Меня прощает лишь то, что не каждом углу трепыхаются объявления о приеме на работу в спецзону «А».
Все-таки хорошо, что есть родная горькая, на её дне всегда можно найти истину. Может, поэтому так забористо пьют на нашей сторонке: клюкнул — и ба! вот она, родимая правда-мать, мать её так!
Пустая, без горючего запала граната покатилась по кухонному полу, вторая йокнула горлышком в крепких руках опытного бойца.
— Ну бу`! — покачивался, пылая краснознаменной рожей, похожий на гималайского божка, вглядывающегося в бесконечность времени и пространства. — Чтобы нам усем гробик, ик, в пору пришелся! — и, хватив залпом стакан, пал доблестной мордой в тазик с капустой.
Пришлось покидать столь занятное общество. Меня ждали в гости. Не приглашали, но тут уж, извините… не единой жеваниной — едой жив человек.
Я не ошибся: Чеченца не ждали. И только по той простой причине, что были уверены — он уже далече. Глупые людишки, разве можно так поступать легкомысленно: прежде, чем делать соответствующее торжествующее заключение, нужно увидеть труп. А нет трупа — какие могут быть праздники жизни?
Мирный клоповник, где когда-то жил мой друг Санька, стоял освещенным форпостом в мглистой ночи. Бессменное дежурство нес дядя Степа в камуфляже. Я отвлек внимание цербера — шарандарахнул булыжником стекло импортной колымажки «феррари», взвывшей от такого обхождения дурной пароходной сиреной. Паникуя, охранник выпал из подъезда и я поимел счастливую возможность уйти в дом.
Мы с Сашкой по молодости лет облазили его с подвала до крыши, и Чеченцу не составляло труда проникнуть на общий балкон. Оттуда тень переметнулась на большую площадку уже балкона нужной квартиры. Спасибо строителям — было две двери, одна — на кухню, другая — в гостиную. Мне повезло: на затемненном окне кухни качалась открытая форточка, а трое, находящиеся в освещенной комнате, увлеченно следили за героями шумного боевика, доставленного прямо из Голивуда. Кажется, зрителю не хватало эмоциональных потрясений и они хотели повысить адреналин в крови.
Чеченец исполнил их желание — думаю, два телохранителя третьего так и не поняли, что произошло на самом деле. По их изумленным выражениям на щетинистых инородным лицам можно было подумать, что несчастные решили: это беспощадный герой голивудского фильма вырвался из экрана и самым натуральным образом перерезал им горла. Тела бились в нервических, предсмертных конвульсиях, а я уже держал лезвие у нежного и надушенного лавандой горла третьего, мне прекрасно знакомого.
Арон Аронович Аронов, какими судьбами, бесценный ты мой, ах, простудился, бедяжка, а знаешь, самое лучшее лекарство в этом случае чик!..
— Не надо-не надо, я вам все отдам, все отдам, — кажется, меня не узнавал от страха. — У меня много денег…
— Дядя Арончик, это не ограбление, это хуже, — пристукнул по его лбу рукояткой финки. — Смотри-смотри, узнаешь?
— Че-че-ченец? — клацал челюстью от ужаса.
— Не ждали-с?
— Н-н-нет!
— А что так? — приподняв надушенную тушку в атласном халатике с вышитым золотистыми петушками, кинул её в кресло. — Сиди, жижавнюк, если хочешь жить и не быть таким печальным. Кстати, это кто такие?
— Это… это мои телохранители… люди Али-бека, — по-бабьи подобрал ноги от затекающей под мебель мерцающей крови.
— Ты чего, Арончик, педераст?
— Педераст-педераст, — с готовностью ответил.
— И почему тебя, душечку, охраняют… охраняли?..
— Я… Я не могу ответить на этот вопрос.
— Можешь, — играл финкой, — ещё как можешь, дядя.
— Хорошо-хорошо, понимаете… — пытался сосредоточиться. — Я представитель, так сказать, Центра…
— Как? — сел в кресло напротив. На экране по-прежнему действовал бесстрашный и бессмертный герой. На столике стояла хрустальная ваза с цитрусовыми и янтарным виноградом — фирменное угощение торгового дома «Русь-ковер».
