Владимир Тодоров - Пятый арлекин

На этот раз он спешил в условленное место после звонка Неживлева в посольство. Разговор, который состоялся между ними, был абсолютно безотносительным: позвонили Глайду и спросили: «Скажите, Василий Константинович дома?», на что тот ответил:

— Набирайте лучше номер. Здесь такого нет.

Это значило, что Семен Михайлович ждет его на запасной квартире по улице Москвина, невдалеке от Большого театра. Эту квартиру Семен Михайлович снял на три года по договору для встреч с Глайдом. Каждый раз они при встрече обуславливали новый пароль. Теперешний предусматривал встречу через два часа. Звоня в посоль­ство из телефонного автомата, Неживлев прикрыл рот платком, как учил его Глайд, на случай, если вдруг голос будет записан на плен­ку. Их первая встреча состоялась по рекомендации Игина, и Глайд вскоре тайно побывал на квартире Семена Михайловича. До этого он еще как-то надеялся купить его деньгами. И более всего интере­совал Глайда тесть Семена Михайловича. Но когда увидел обста­новку в квартире, то понял, что Неживлев, благодаря своему под­польному бизнесу, более богат, нежели выходец из обеспеченной семьи техасских скотопромышленников Нортон Глайд, и что одними лишь деньгами его не проймешь. Поэтому, выуживая иногда све­дения о тесте и совершая сделки, он оплачивал их только долларами, получая взамен уникальные произведения. И все время Глайд ожи­дал момента, когда сумеет прижать чем-нибудь Семена Михай­ловича и получить доступ к архивам генерала, хранящимся в не­большом сейфе. Понятно, что генерал не держал дома государствен­ные секреты, но знал Глайд со слов Семена Михайловича, что пишет Александр Филиппович Неживлев книгу воспоминаний и взял для этого из архива кое-какие документы, представляющие ценность для американской разведки. По сведениям, полученным от того же Се­мена Михайловича, книгу генерал (в силу постоянной   занятости) не закончил, но документы находились в сейфе и некоторые из них в свое время были помечены грифом «секретно». Они, конечно, кое в чем устарели за давностью лет, но не потеряли для Глайда огром­ной ценности, в силу своей подлинности. Еще он хотел знать, чем занимается Александр Филиппович Неживлев за границей, и где именно находится, чего Семен Михайлович не из патриотических побуждений, а из чистой трусости, не говорил.

Торопясь на свидание с Неживлевым, Глайд вдруг почувствовал, что «клиент созрел», и вскоре в его руках окажутся долгожданные подлинники документов. И поди знай, что еще может оказаться в сейфе, возможно такое, что позволит прижать Александра Филип­повича за границей, шантажируя добытым материалом. А там, гля­дишь, генерал побоится вернуться. Большего успеха даже трудно было представить. Глайд вышел, а точнее — вывалился из машины в переулке и немедленно забежал в ближайший подъезд. Все было спокойно, только две старушки, видя странные манипуляции со­лидного седого человека, испуганно перекрестились. Глайд все равно для страховки переждал в подъезде минут пятнадцать, выкурив две сигареты, упрятав затем окурки в пластмассовую коробочку, в ко­торую сбрасывал пепел. Все предусмотрел осторожный пират дипло­матической службы. На встречу он явился вовремя, открыв дверь своим ключом. Неживлев уже с нетерпением ждал и по его лицу было видно, что на душе у него не спокойно, что страх вошел в плоть и сжал сердце тяжелыми острыми когтями. «Мой!»— подумал Глайд с радостью, и не ошибся.

— Норт,— начал Неживлев, когда они, поприветствовав друг друга, удобно устроились в креслах около журнального столика,— не стану скрывать от тебя, что я очень нуждаюсь в твоей помощи,— при этом он напряженно посмотрел в глаза Глайда, стараясь угадать, не успел ли его опередить этот пройдоха Краснов. Это было важно, потому что как-то в разговоре Глайд намекнул, что сможет при необходимости переправить за границу только одного, но никак не двоих...

— Сэм,— так называл Глайд Семена Михайловича, подчеркивая этим именем принадлежность к западному миру и возвышая того в собственных глазах,— я рад тебе помочь, потому что давно твержу, что тебе нечего делать в этой стране, она не для интеллектуалов, а для работяг в замасленных спецовках. Ты со своей хваткой и умом займешь у нас достойное положение, отпадет нужда в вечном страхе, не надо будет таиться своего богатства, наоборот: чем ты будешь выглядеть богаче в глазах нашего свободного общества, тем в боль­шем почете будешь пребывать. Выкладывай, что случилось? На­сколько я понимаю, раньше тебе с твоими связями ничто не угро­жало.

— Ничего особенного, Норт,— начал Неживлев, не имея же­лания полностью посвящать Глайда в свои проблемы,— просто чув­ствую, что кольцо сжимается, потому что времена теперь не те, что раньше. Не знаешь, чего ждать завтра, ничего хорошего. Очень скверные времена. Зашатались такие люди, которых вчера не было видно с земли, а сегодня они под следствием... Чего уж ждать таким, как я...

— Не стоит прибедняться,— улыбнулся Гланд, чувствуя, что сейчас прикоснется к важной информации, связанной с внутренней политикой страны,— тебе не пристало сгущать краски. Если нужна моя помощь, я всегда готов оказать ее, но при одном условии: полная твоя откровенность. С закрытыми глазами я ни в какие игры не играю. У вас это называется «жмурки». Откровенность за помощь.

Неживлев задумался, заново переживая и продумывая разговор, состоявшийся утром с Красновым. Тот влетел в квартиру Семена Михайловича с перевернутым лицом ненормального и Неживлеву даже показалось, что за ним кто-то гонится. Оказалось, Краснов принес невероятное известие и трудно даже предположить послед­ствия этого: отец Олега Михайловича зашатался и так сильно, что вряд ли устоит, если еще не хуже. Ему только что звонил Карнаков-младший, притом, на всякий случай, из автомата, а не из дома. Вот эта деталь и потрясла обоих более всего. Было от чего взвол­новаться: теперь, без помощи отца Олега Михайловича, могли быть подняты прежние дела, похороненные в архивах следственных орга­нов, а за ними и новые, которых хватало с избытком. Недаром Семен Михайлович начал разговор с Нортоном Глайдом с шаткости и не­уверенности положения. Если зашатались такие фигуры, как Кар­наков, то в самое близкое время доберутся и до акул преступного подпольного бизнеса, таких как Неживлев, Краснов, Игин, Кольцов и другие. Краснов, как понял Семен Михайлович, тоже желал вос­пользоваться услугами Глайда и должен был тому позвонить. И даже звонил, чего Неживлев не мог знать. Но Глайд условным ответом отложил встречу с ним на другой день, потому что Семен Михай­лович интересовал его гораздо больше. Глайд и Неживлев сидели за столиком, курили сигареты «Ротманс» и беседовали, как это могло показаться, тихо и непринужденно. На самом же деле здесь шла огромная напряженная борьба — кто кого сломает, кто больше вы­торгует при этом, кто больше, выражаясь языком Неживлева, «наварится» на этой сделке. Одно Глайд знал точно: Семен Михайлович в панике, и поэтому он желал знать от него истинную причину, чтоб затем точным расчетливым ударом повергнуть и диктовать свои условия.

— Итак, Сэм, я жду,— улыбнулся Глайд располагающе, пони­мая, что не должен преждевременно испугать Неживлева. Надо загнать в угол осторожно, потому что другого случая скоро не пред­ставится.

— Ладно,— неохотно согласился Неживлев после мучительного минутного раздумья, понимая, что в противном случае Глайд не чахочет с ним разговаривать,— мне стало известно, что у Карнакова Михаила Игнатьевича, отца моего знакомого Олега Михайловича, огромные неприятности. Неприятности, это даже не то слово — хуже. Это значит, полетит и Олег Михайлович, а мы лишимся главного прикрытия в антикварных операциях. События в настоящее время развиваются таким образом, что в самое ближайшее время возьмутся и за нас, да так, что только перья полетят. Уцелеет лишь тот, кто заляжет на самое дно. Впрочем, уже поздно: концы отыщутся. Вот и все, что я знаю на сегодняшний день.

— Немало,— заинтересовался Глайд, сразу смекнув, что с сегодняшнего дня ни под каким видом не следует мелькать у Игина, чтоб самому не сунуть голову в петлю,— оч-чень даже прелюбо­пытно.

— Тебе любопытно, а у меня пятнадцать лет за плечами висят...

— Получается,— продолжал Глайд, не обращая внимания на слова и вздох Неживлева,— что сейчас перетряхнут всех, кто под маркой Карнакова или от его имени обделывал разные сомнительные дела. И прежде всего — Туманова, референта, или как он там называется. Сэм, ты молодец, что сразу связался со мной. Инфор­мация серьезная и главное — своевременная. Я понимаю, что ты не нуждаешься в презренном металле, но за сведения, которые ты сегодня мне преподнес, я тебе выдам тысячу долларов. Пусть эта сумма символическая, но я должен как-то отметить наши новые серьезные отношения. И ты распишешься за них. Сам понимаешь, я — лицо подотчетное. Не кривись, Сэм, мы и так уже давно повязаны, одной веревочкой. И этот документ в наших отношениях ничего не изменит и вреда тебе не причинит, принесет только поль­зу. Мои шефы должны видеть, что я даром времени не теряю, тогда будет легче организовать твое перемещение к нам. Согласен?— Нор­тон доброжелательно смотрел Неживлеву в глаза, всем своим видом показывая, что все, что здесь сейчас происходит, нужно только ему, Семену Михайловичу. А он, Нортон Джерри Фитцджеральд Глайд, из одного лишь душевного расположения и гуманности готов помочь, хотя если и потребует взамен что-либо, так это просто так, для видимости равновесия в сделке, ведь американцы такой народ — привыкли к деловым отношениям и даже с отца родного возьмут комиссионные, если окажут ему соответствующую услугу.