Из этого кишечного заведения любой якобинец и разночинец, оппортунист и либерал, демократ и коммунист выходили с ушибленными навсегда бейцалами и мыслями о бренности человеческого существования. И надеждой, что аноним-анализ не поставит крест на молодой судьбе. И если все будет хорошо, нелегкая пронесет, то образ новой жизни — святой.
Мы с Полиной не сели на скамью приговоренных. Прошли в глубь коридора и остановились у стеклянной двери с надписью «Процедурная». Оттуда доносились вполне жизнерадостные голоса, обсуждающие последние перипетии мыльной оперы — найдет отец своего ребенка или пройдет мимо. Кустов жасмина и своего счастья. (Наша душераздирающая история про Хосе-Родригеса и сына его Рафаэля, ей-ей.)
Я аккуратно тукнул по стеклу — в ответ:
— Пациенты, займите место согласно расписанию.
— Движения поездов или самолетов? — спросил я.
Наступила напряженная пауза, потом раздались командорские шаги и такой же голос:
— А кто у нас там такой? С юморком?
— Я, — признался.
Стеклянная дверь с душераздирающим скрипом открылась — на пороге процедурной стояла молодуха. Руки в боки. На лице — блуждающая покровительственная ухмылочка: мол, я тебе сейчас, спидоносец, врежу в лоб. От имени и по поручению всей медицинской науки.
— А вы — Костюк Венера, — обрадовался я. — Именно такой я вас и представлял!
— А я вас знаю? — удивилась молодуха. — Вроде нет. Кто вас сюда направил?
— Судьба, Венера, — закокетничал я.
— Ну нет, серьезно, — тоже кокетничала, — мужчина?
Трое молоденьких медсестер, уже в накрахмаленных халатах, прыскали смешком. Как бы подвигая своего чуткого и душевного товарища на некие романтические отношения. С мужчиной приятной наружности. Это я про себя.
И в этот прекрасный миг обоюдного интереса из-за моей спины, как лазутчик, как черт из табакерки, как явление Христа народу, выглянула Полина. И, потянув меня за рукав, сказала ангельским голоском:
— Саша. А можно мне задать вопрос?..
Как правильно заметил поэт, прошла любовь, увяли помидоры. А ещё лучше: погиб под топором вишневый сад любви нашей. Моей и Венеры. Не успев даже зацвести нежным цветом.
Заведующую передернуло, точно гранатомет РПГ-2 китайского производства.
— Почему здесь посторонние? — обратилась она к молоденьким коллегам. Безобразие! — И нам: — Попр-р-рошу…
Пришлось мне предъявлять очередное удостоверение и заявлять, что я нахожусь здесь по долгу красноперой службы.
Из воинской части, имеющей отношение к ядерным запасам страны, сбежал солдат. Вместе с боеголовкой. Вот его фотография. Гражданская. А вот невеста молодого воина, ущипнул я Полину. Она ойкнула и призналась, что да, именно она, хоть сейчас под венец.
Не знаю, насколько мы с ней были убедительны, но заведующая Костюк сделала вид, что поверила всем этим бредовым измышлениям. А потом ГРУ — это не фунт изюма. Да и мир может пострадать от безответственных действий разыскиваемого субъекта. Хотя и выразила недоумение:
— А к нам-то зачем? Вы уверены, что…
— Заметал следы, — убежденно проговорил я, показывая фото всем желающим.
И с успехом: рыженькая дурнушка тоже ойкнула и сказала, что этот… солдат, совсем не похожий на защитника отечества, был три дня назад на приеме, а вчера приходил за справкой.
— За справкой? — насторожился я.
— Ну да, за справкой, — волновалась медсестра, — у нас есть форма такая. Для тех, кто отъезжает за рубеж… Ой, девочки…
— И что это за справка такая? — решил уточнить я.
Заведующая Костюк Венера вздохнула — ну, начинает бодяга разводиться: справка как справка, утвержденная Минздравом СССР, есть такие страны, разрешающие въезд на свою территорию только с врачебным заключением по AIDS.
— У вас же все анонимно? — вспомнила Полина.
— А это, детка, не анонимно, — отрезала заведующая. — И даже платно.
— И куда же он направлялся? С этой справкой? — спросил я. — В какую страну?
Все присутствующие посмотрели друг на друга, пожали плечами, мол, тут сам не знаешь, в какой стране живешь…
— А журнал имеется, чтобы вести учет, или как там?
— Имеется, — сварливо ответила Костюк Венера. — Девочки, где журнал?
Я понял, что в этом журнале смогу обнаружить лишь позапрошлый, сушеный лист лопуха или сплющенную ромашковую монетку.
— А какой у него анализ, может, это помните? — вздохнул я.
— У нас тьма, — ответила заведующая, — тьмущая. Сами убедитесь, кивнула на коридор. — И так каждый день. Помним только постоянных, так сказать, любителей остренького…
Но тут рыженькая дурнушка призналась, что обратила внимание на этого… молодого человека. Анализы у него с отрицательным результатом, то есть чистые.
— А вот и журнальчик. — Одна из медсестричек выудила запыленную тетрадку из-за батарейных ребер.
Я оказался неправ — между страниц, где гуляла последняя небрежная запись, был обнаружен пересушенный трупик таракана. Который тут же был распылен энергичным криком заведующей:
— Все, девочки, за работу. Скоренько-скоренько… Все, повеселились, и будя.
Я понял тонкий намек — надо было уходить. Несолоно хлебавши, как говорят в подобных случаях философы, политики и баландеры в колониях, охаживающие половником отпущенных. В профилактических целях.
В коридоре нас нагнала рыженькая дурнушка. Волнуясь и глотая слова, она сказала, что вдруг это поможет, но он был не один. Со стариком таким. Импозантным. Седым. Нерусским. Говорил тот с акцентом, заметным таким…
Я задал несколько уточняющих вопросиков. Потом взял девичью руку в свою, наклонился и поцеловал запястье, пахнущее хлоркой, испугом, искренностью.
— Ой, зачем это вы, — зарделась медсестренка. — Я же так… Вам же надо?
— Спасибо… Вас как зовут?
— Варя…
— Спасибо, Варвара, все будет хорошо.
— Да-да, до свидания. — И девочка, вся в непонятных для себя чувствах, удалилась. Мужественно выполнять клятву Гиппократа.
Публика в кишечном коридоре малость пообжилась. И, кажется, уже перезнакомилась. И то верно: беда сплачивает, равно как и радость. Новых встреч.
В этой атмосфере любви, дружбы и всепрощения мы с Полиной были снова чужими. Более того, на нас косились, как на прокаженных. А вдруг мы уже… того… подружились с AIDS? И дышим одним воздухом с ними, стерильными.
Когда я с «невестой» вышел на свежий воздух, то, вздохнув полной грудью, задал вопрос, мучивший меня:
— Таки умираю от любопытства, что именно вы хотели спросить? В процедурной.
— А я помню? Что-то про болезнь века.
— Детка, болезнь века вот тут, — и постучал по лбу. Себя. — Была, есть и будет. Во все времена.
— А ты тоже хорош, — вспыхнула девушка. — Такие любезности с этой… кобылой! — Передразнила: — «Именно такой я вас и представлял!», «Судьба, Венера»!
Я обиделся и сказал, что действовал в соответствии с обстановкой. И это первая, между прочим, заповедь журналиста. Уж не знаю, чему вас учит известная всему просвещенному миру (кроме меня) Борсук Елена Анатольевна. Полина тоже обиделась и сказала, что в журналистике я понимаю, как свинья в промороженных помидорах. И ходить с револьвером под мышкой — это ещё не значит быть умнее всех.
Пикируясь таким образом, мы подошли к джипу. Там, уложив голову на рулевое колесо, похрапывал Никитин. Хорошо, что я был занят делами и не дрых рядом. Армейские ботинки товарища как-то не располагали к общему отдыху.
Наши крики разбудили спящего. Сладко потянувшись, он завел мотор. Я демонстративно плюхнулся на переднее сиденье, Полина — на заднее. И мы медленно и молча поехали по территории больницы. К парадным воротам.
— А чего это вы как кошка с собакой? — вдруг спросил Никитин. — Что случилось-то?
Мы с Полиной невольно переглянулись, она тут же показала мне метлу, и мы рассмеялись, я и девушка.
— Никитушка, а с тобой-то что? — спросил я.
— Что?
— Вопросы задаешь. Жизнью интересуешься, её многообразием…
— А шел бы ты… — хотел достойно ответить мой товарищ и неожиданно вывернул руль — джип скакнул в боковую аллейку и остановился в кустах с налетом майской зелени.
— В чем дело? — заорал я.
Шофер мотнул головой — и я увидел, как в парадные ворота вкатывается знакомая мне служебная «волга». Ба! Давно не виделись. Мы с Никитиным были-таки правы, когда сажали «жучков» и пыряли колеса. Кто-то плотно идет по нашему следу, а следовательно, представляет опасность и для нас, и для нашего подопечного испанских кровей.
— А ну-ка, послушаем музыку высших сфер, — предложил я.
Никитин меня понял — вытащил портативное радиоустройство, поколдовал над ним. Автомобиль проследовал мимо нас, я успел заметить в его салоне два целенаправленных профиля. Один из которых был мопсообразен.
