Латам собирал багаж. Он раскладывал вещи на кровати, не думая о том, заметит ли их Джильда. Эндрю годами скрывал каждый свой шаг или потраченный пенни, а она следила за ним как коршун и вставала на дыбы от каждого его настоящего или придуманного проступка. Теперь, когда он бросал в сумку несколько приличных вещей, которые сумел у нее украсть или выманить с помощью лести, Джильда была внизу, валялась на огромном диване, жрала «Фанки-Манки» и с жадностью смотрела на пачку «Килроя».
Эндрю проверил свой «дипломат». Паспорт, билет на самолет, английские фунты, евро и все подтверждения недавно открытого личного банковского счета. Эти документы, присланные первоначально на адрес конторы, хранились в садовом сарае вместе с пакетиками семян и разметочными маркерами в старой банке из-под печенья. Вдали от тупых полицейских, которые верят только в отпечатки пальцев.
Такси должно было прибыть через пять минут. Он уже открыл ворота. Эндрю решил не брать «пунто», потому что а) он ненавидел эту машину; б) не хотел, чтобы Джильда заявила об угоне и натравила на него дорожную полицию. Пусть подавится. Напевая «Летим со мной», он сбежал по лестнице в гостиную.
— Ты опоздаешь на работу, — сказала Джильда, роясь в коробке.
— Ну и что?
Эту сцену следовало заснять на пленку. Джильда широко раскрыла глаза и решила, что она ослышалась.
— Что ты сказал?
— Джильда, я еду не на работу.
— Что ты хочешь этим сказать, черт побери?
— Неужели ты ждала, что я стану пахать как вол за ту ничтожную сумму, которую ты мне выдаешь?
— Не беспокойся, — презрительно фыркнула Джильда, не сводя взгляда с конфет. — Ты и этого не заслужил.
— Не заслужил? Не заслужил? Попробуй трахать гору сала пять раз в неделю в течение десяти лет, а потом говори, что я заслужил, а что нет.
Тут Джильда посмотрела на него. Подняла лицо, круглое как луна, и так выпучила свои маленькие глазки, что чуть не исчезли веки, выкрашенные в ярко-голубой цвет.
— Знаешь, что я делал, когда тебя не было? Возвращался сюда, пил и смотрел телевизор. Причем не всегда один. — Он радостно улыбнулся. — Ты удивишься, когда узнаешь, сколько подружек может быть у одинокого мужчины.
Теперь у нее открылся рот. Открылся и закрылся. Открылся и закрылся. Эндрю решил ее пожалеть.
— Не беспокойся, в этом не было ничего серьезного. Я трахал их только для того, чтобы забыть твой вкус.
— Я… я… — Теперь ее губы прыгали, как ожившие лягушки. — Была ве… ве…
— Что?
— Была ве…
— Верна мне? Конечно. Какой мужчина в здравом уме станет трахать женщину размером со слона, с одной извилиной в мозгу и шеей шире лица?
На этот раз последовал еще более странный звук. Как будто кто-то подавился битым стеклом.
— Просить прощения слишком поздно. Закрой рот. Зрелище отвратительное.
Джильда раскачивалась на диване, пытаясь встать.
— Не зови меня на помощь, — сказал Эндрю. — Я еще не оправился от грыжи. Лучше купи себе вилочный погрузчик.
Последовала еще одна попытка встать, а потом…
— О нет, только не слезы! Вот что бывает с людьми, которые все время пытаются настоять на своем. Знаешь, я тебя разбаловал. И теперь хочу получить компенсацию. Я предлагаю тебе свободу. Подумай. Ты будешь делать все, что хочешь. Впервые в жизни ударишь палец о палец. Найдешь себе другого дурака, которого сможешь мучить. Изобразишь на ярмарке ходячий замок. Есть и другие возможности…
Проклятие. Такси прибыло, а он не высказал еще и четверти своего давно заготовленного панегирика. Эндрю махнул рукой, подхватил сумку, пошел к двери и оглянулся на пороге, упиваясь своей победой.
Джильда отнюдь не выглядела счастливой. Вид у нее был больной и измученный. Эндрю немного подождал, а потом сделал то, о чем жалел до конца жизни. Он принес с дальнего конца комнаты телефон и положил его на столик, стоявший рядом с диваном.
— Не грусти, толстушка. Поговори с кем-нибудь. Сбрось с плеч тяжесть. Позвони «Самаритянам» [136]. А еще лучше… — бросил он, закрывая дверь, — в Общество спасения китов.
* * *
Минут через сорок пять после этой сцены полицейскую машину пропустили через первые электронные ворота Маунт-Плезанта. Барнеби тут же увидел «скорую помощь», вывернувшую на подъездную аллею Белиссимы.
— Черт побери! — Трой вплотную прижался к клумбе, чтобы пропустить более неповоротливую машину. «Скорая» умчалась, включив сирену. Барнеби выскочил из машины и побежал по газону.
На крыльце стоял какой-то молодой мужчина. Бледный, встревоженный, хорошо одетый. Барнеби предъявил удостоверение и начал задавать вопросы. Мужчина оказался адвокатом Саймоном Уоллесом. Поверенным Беррименов.
— Наверно, нам лучше пройти в дом, — сказал главный инспектор. А когда они оказались внутри, добавил: — Вид у вас такой, словно вам не мешает выпить.
— Да. — Уоллес дрожащей рукой налил себе виски. — О боже, что за день…
— Что случилось?
— У нее сердечный приступ.
— А мистер Латам здесь?
— Никого здесь нет. Нам позвонила миссис Латам. Она говорила… странно. Потребовала, чтобы к ней немедленно приехали. Почти кричала.
— А что было, когда вы приехали?
— Передняя дверь была открыта. Я нашел ее на этом диване. Она не могла пошевелиться.
— Зачем она вас вызвала?
— Хотела, чтобы я привез ее завещание.
— Она объяснила почему?
— Причина обычная. Чтобы переписать его.
— И часто она это делала?
— Ни разу. Завещание было составлено после ее выхода замуж. Она давно собиралась переписать его. Но так и не переписала.
— Подробности?
— Ох, перестаньте. Вы же знаете, что я не могу…
— Мистер Уоллес, я расследую дело об убийстве. Мы можем соблюсти всю процедуру, но, честно говоря, время против нас.
— Если бы я был старшим партнером…
— Тогда я поговорю со старшим партнером. Как ему позвонить?
— Ну… — Саймон представил себе, что о нем будут говорить в конторе. «Не способен справиться с трудным делом». «Не может принимать решения». Нет, лучше не рисковать.
— Она отменила завещание, согласно которому все оставляла мужу. А потом составила новое и подписала его.
— Оставив все?..
— Благотворительному обществу. Она не могла сказать, какому именно. Но это общество должно было заниматься животными. «Люди злы». Такими были ее последние слова. Я предложил ей «Лигу защиты кошек». Мы с женой входим в его правление.
«Черт побери, — подумал сержант Трой. — Везет же некоторым. На таком посту люди получают больше миллиона».
— Кроме того, она говорила о брачном договоре, много лет назад подписанном ее отцом. В случае развода ее муж не получал ничего.
— Но здесь не тот случай, — сказал Барнеби.
— Мистер Берримен надеялся, что это его уж точно остановит.
— И когда миссис Латам стало плохо?
— Сразу после подписания нового завещания. Честно говоря, мне показалось, что она ждала только меня. Фельдшеры «скорой» сказали, что ее дела плохи.
— Понятно… Большое спасибо, мистер Уоллес. — Барнеби встал. — Вы очень помогли нам.
— Теперь я могу идти?
— Конечно. Только оставьте, пожалуйста, свою визитную карточку.
Барнеби следил за тем, как «мерседес» поверенного выезжал с подъездной аллеи, оставляя позади маленькую, но все же заметную кучку соседей за забором. Инспектор думал, что человеческая натура не слишком изменилась. Всюду — в трущобах, пригородных поселках и местах проживания сверхбогачей, обнесенных высокими заборами, — интерес к делам соседей стоит на первом месте.
— Попробуй что-нибудь узнать у этих типов, — сказал он Трою. — А я тем временем осмотрю дом.
Он начал с дальнего конца самой большой из четырех спален. Повсюду была разбросана мужская одежда. Кое-что лежало на кровати, кое-что на полу и даже в кресле. Рядом с туалетным столиком лежал незакрытый пустой чемодан. Некоторые ящики были перевернуты.
