Часы я сунул себе в карман, собираясь вернуть их Лариби лично. Но оказался в затруднении, размышляя, как поступить со всем остальным. Беспомощно оглядел помещение, и мое внимание привлекла миссис Фогарти.
– Я хочу, чтобы вы кое на что взглянули, – сказал я, пригласив ее к дивану.
Ночная сиделка закатала рукава вечернего платья, как привыкла поступать с рукавами своей рабочей одежды.
– Бедная мисс Пауэлл, – зашептала она взволнованно. – Она уже почти оправилась от своей болезни и, пожалуйте, – снова взялась за воровство. А ведь какой интеллигентный человек!
– Ничего не скажу относительно интеллекта, – заметил я, – но ее пальчики стоят миллион долларов. Клептомания – таков ее диагноз, как полагаю?
Миссис Фогарти лишь кивнула, но не удостоила меня словесным ответом. Этот небольшой инцидент встревожил ее сильнее, чем я ожидал. Она собрала содержимое «клада» и показала его стоявшему неподалеку доктору Стивенсу. Я слышал, как она сказала ему:
– Вот некоторые вещи, пропавшие из вашего кабинета, доктор. Не хватает только еще пары бинтов и секундомера.
Жизнерадостное лицо Стивенса помрачнело. Пробормотав что-то о разнице между профессиями врача и сыщика, он поспешил покинуть зал.
Несколько минут спустя с танцплощадки вернулся Лариби, но уже в одиночестве. Я поздравил его со счастливым избавлением от навязчивой мисс Пауэлл, но он оставался озабоченным и заметно нервничал. Когда он садился рядом со мной, я заметил, насколько необычайно бледным выглядело его лицо. Внезапно, словно ему необходимо было на что-то решиться, он произнес очень тихо и серьезно:
– Мистер Дулут, если я задам вам один странный вопрос, вы ведь не сочтете меня сразу сумасшедшим, правда?
Между пациентами лечебницы установилось неписаное правило считать друг друга совершенно нормальными людьми. Я вежливо поинтересовался, в чем суть вопроса, подумав, что речь пойдет о часах, и уже приготовился достать их, когда он добавил:
– Скажите, вы тоже слышите или же нет тихое и очень быстрое тиканье, похожее…
Он осекся. Я знал, что он имел в виду звук биржевого тикера, но не мог заставить себя вымолвить название. На мгновение я даже подумал, что он снова оказался во власти своей иллюзии, но сразу понял свою ошибку. Потому что действительно тоже совершенно отчетливо услышал этот звук – гораздо более быстрый, чем ход обычных часов. И источник находился где-то в области левого кармана пиджака Лариби.
– Да, мне это тоже слышно, – ответил я, причем с не меньшим удивлением, чем его собственное. – Суньте руку в левый карман пиджака.
Неуверенно дрожавшими пальцами Лариби полез в карман и извлек из него круглый металлический предмет, в котором я немедленно узнал одно из приспособлений доктора Стивенса. Он использовал его для измерения пульса, кровяного давления и прочих процедур. Это был, несомненно, тот самый медицинский секундомер, о пропаже которого упомянула миссис Фогарти.
Он тикал очень быстро, и странным образом этот звук тоже вернул мне воспоминания о панике на бирже в 1929 году.
– Всего лишь секундомер, – едва слышно пробормотал Лариби. – Это простой секундомер. – Затем он повернулся ко мне и резко спросил: – Но каким же образом он попал ко мне в карман?
– Вероятно, кто-то обменял его вот на это, – ответил я, подавая ему часы.
Он в изумлении на них уставился, а потом забрал у меня часы с полной сострадания улыбкой. Вероятно, он подумал, что как раз я гораздо ближе к безумию, чем ему представлялось. Когда он ощупывал холодную платину часов, я заметил на его лице выражение почти полного блаженства.
– Вот видите, – сказал он, точно беседовал сам с собой, – меня просто пытаются запугать. Вот в чем вся суть. А я вовсе не умалишенный. Конечно же, у меня с головой все в порядке. Мне надо немедленно поставить об этом в известность мисс Браш.
Он поднялся и нетвердой походкой двинулся мимо пар на танцплощадке.
Но стоило ему оставить меня одного, как я вдруг остро ощутил густо разлитую в воздухе опасность. Я ведь сначала принял мисс Пауэлл за почти комический персонаж. Но теперь даже она казалась вовлеченной в развитие странных и весьма драматических событий, происходивших в лечебнице доктора Ленца.
Бостонская старая дева украла секундомер – в этом сомневаться не приходилось. Но она ли сама подсунула его в карман старику во время танца? Тот же ли звук доносился до меня из спальни финансиста прошлой ночью? И если да, то каким образом вещица попала из женского отделения лечебницы в мужское? Мне было достаточно хорошо знакомо устройство секундомеров, чтобы понимать: они не могут сами по себе работать долго. Кто-то должен был секундомер периодически заводить. Но кто? Мисс Пауэлл? Или же некто другой, имевший причины держать Лариби в постоянном страхе? И не мог ли пойти на такое сам миллионер, следуя какому-то сложному плану, созревшему в его собственном воспаленном мозгу?
А потом меня поразила другая мысль. Вероятность более зловещая по своим последствиям и очевидному смыслу. Душевное здоровье Лариби… Нет, как раз его полное умственное расстройство сулило лечебнице кругленькую сумму. Неужели было возможно, что…
Я сейчас многое бы отдал всего лишь за кварту ржаного напитка, который помог бы мне разобраться во всем. Но поскольку достать бутылку было так же невозможно, как дотянуться до луны, я отправился на свежий воздух. Блистательный зал с его дорогими нарядами, дорогими психиатрами и танцующими куклами начинал сильно действовать мне на нервы.
В вестибюле я надеялся встретить своего приятеля Фогарти, но там торчал один Уоррен. Я попросил у него сигарету, и мы принялись болтать. Несмотря на все свои эффективные захваты за шею, наш ночной санитар был, в сущности, грустным и вполне безобидным малым. У него неизменно присутствовал повод для огорчений, и на этот раз им послужил зять. С нехарактерной для себя откровенностью он намекнул на недостатки Фогарти как мужа, сострадая сестре, которую злая судьба подвигла взять в мужья «обманщика и плута». Он пояснил свою мысль на немудреном примере того же Билли Трента, показавшего, насколько слабым борцом был Фогарти. По его словам, зятек никогда не был чемпионом Америки. Так, добился кое-чего в Англии, но ведь всем известно, что победы над англичанами недорого стоят.
– Он боится сразиться даже со мной, – сказал Уоррен хмуро. – Потому как знает, мошенник, что я его отделаю по первое число. Однажды это случится, и вы сами убедитесь.
Впрочем, собственные слова навели Уоррена на новые, не слишком радостные мысли. Как выяснилось, в прошлом он тоже надеялся стать профессиональным борцом. У них с сестрой даже была отложена некоторая сумма денег на эти цели, но их соблазнили игрой на бирже, где они всего и лишились.
– Именно так, – продолжал он с неожиданным раздражением. – Останься те денежки при мне, я бы уже стал чемпионом. А теперь приходится присматривать за типами вроде Лариби – хотя именно из-за таких ловкачей, как он, я лишился последнего гроша за душой.
Меня порой и раньше посещали мысли о том, как складывались судьбы несостоявшихся борцов, подобных Уоррену, закончивших карьеру чемпионов, подобных Фогарти, и престарелых биржевых спекулянтов, подобных Лариби. И сейчас, оставив ночного санитара снова одного в вестибюле, я вдруг понял, что ответ мне известен. Все они так или иначе, в одной или другой роли, но заканчивали свои дни в заведениях вроде лечебницы доктора Ленца.
Когда я вернулся в зал, танцы закончились, а большинство гостей собрались в одном углу. Поначалу я не разглядел, кто находился там в центре внимания. Потом заметил, что это был доктор Ленц собственной персоной.
С черной бородой, ярко контрастировавшей с ослепительно белой сорочкой, на которую она ниспадала, он выглядел как сам Господь Бог в те годы, когда Вседержитель был еще молод и отличался большей терпимостью. Присоединившись к общей группе, я мог ощущать мощь его личности, словно попал в ее магнитное поле. Он не стоял на месте, даруя каждому частичку своего внимания, и его слова достигали всех. Все-таки он был необычайным человеком. Интересно, подумалось мне, а сам он ощущает исходящие от него в буквальном смысле электрические разряды?
Я вернулся со смутным намерением посвятить его в подробности инцидента с секундомером, но сразу же забыл обо всем, увидев Айрис. Она снова уединилась в том же углу. Поспешив присоединиться к ней, я с искренним любопытством спросил, понравился ли ей вечер.
– Да, понравился, – ответила она почти механически, как будто я был надоевшим всем хозяином дома, которого непременно следовало поблагодарить. – Я получила большое удовольствие.
Я не видел смысла продолжать подобный разговор, а просто сидел и смотрел на нее, на ее лицо, которое сразу уподобил экзотическому цветку, на плечи, нежно белеющие в обрамлении платья цвета свежих ирисов.
