– Это еще одно подтверждение тому, что с квартирой должно быть что-то не так.
– Но ведь миссис Робинсон не заметила никаких недостатков. Любопытно, правда? Она произвела на вас впечатление правдивой женщины, Гастингс?
– Она просто очаровательна!
– Evidemment![47] Поскольку из-за нее вы не способны ответить на мой вопрос. Тогда опишите мне ее.
– Она высокая и светловолосая; волосы у нее роскошного золотисто-каштанового оттенка…
– Всегда вы покупаетесь на этот золотисто-каштановый оттенок, – пробормотал Пуаро. – Но продолжайте, прошу вас…
– Голубые глаза и прекрасная фигура – думаю, что это всё, – смущенно закончил я.
– А ее муж?
– Очень приятный парень – ничего выдающегося.
– Волосы у него темные или светлые?
– Не знаю – серединка на половинку. И совершенно обычное лицо.
Мой друг кивнул:
– Да, по улице ходят сотни ничем не примечательных мужчин – в любом случае вы с гораздо большим вдохновением описываете женщин… А вы что-нибудь знаете об этих людях? Паркер их хорошо знает?
– Насколько я знаю, познакомились они совсем недавно. Но Пуаро, не думаете же вы…
Мой друг остановил меня, подняв руку:
– Tout doucement, mon ami[48]. Разве я сказал, что что-то думаю? Все, что я сказал, это то, что это любопытная история. И нет ничего, что пролило бы на нее хоть какой-нибудь свет. Может быть, кроме имени женщины, а, Гастингс?
– Ее зовут Стелла, – мой голос звучал натянуто, – но я не могу понять…
Мой друг прервал меня, громко хмыкнув; казалось, что что-то его страшно веселит:
– А ведь Стелла значит «звезда», не так ли?
– Ради всего святого…
– А звезды дают свет! Voilà! Успокойтесь, Гастингс. И снимите свою маску уязвленного самолюбия. Поехали в Монтегю-Мэншнз и наведем там некоторые справки.
Я отправился с Пуаро безо всякой охоты. Монтегю-Мэншнз оказалось красивым зданием, которое было прекрасно отремонтировано. На пороге загорал швейцар в форме, к которому и обратился Пуаро:
– Простите, не могли бы вы сказать нам, живут ли здесь мистер и миссис Робинсон?
Швейцар был немногословным человеком с неприветливым и необщительным характером. Даже не взглянув на нас, он проворчал:
– Квартира номер четыре. Второй этаж.
– Благодарю вас. А как долго они здесь живут?
– Шесть месяцев.
Я с недоверием уставился на швейцара, заметив при этом ехидную физиономию Пуаро.
– Невозможно, – воскликнул я. – Вы, должно быть, ошибаетесь.
– Шесть месяцев.
– Вы уверены? Дама, о которой я говорю высокая, со светлыми волосами рыжеватого оттенка и…
– О ней и речь, – повторил швейцар. – Поселились в бывшей квартире аккурат на Михайлов день[49], да. Как раз шесть месяцев назад.
Казалось, он потерял к нам всякий интерес и удалился в холл. Я вышел вслед за Пуаро на улицу.
– Eh bien, Гастингс, – поинтересовался мой друг с хитрецой в голосе, – вы все еще уверены, что хорошенькие женщины всегда говорят правду?
Пуаро направился в сторону Бромптон-роуд прежде, чем я успел спросить его, куда мы идем и что собираемся там делать.
– Мы идем к агентам по недвижимости, Гастингс. Мне очень хочется снять квартиру в Монтегю-Мэншнз. Если я не ошибаюсь, в ближайшее время там будут происходить очень интересные вещи.
Нам здорово повезло. Квартира № 8 на четвертом этаже сдавалась с обстановкой за десять гиней в неделю. Пуаро немедленно снял ее на месяц. Выйдя на улицу, он положил конец моим протестам:
– Нынче я зарабатываю неплохие деньги! Почему же я не могу исполнить свой каприз? Кстати, Гастингс, у вас есть револьвер?
– Да, валяется где-то, – ответил я, немного возбудившись. – Вы, что же, думаете…
– Что он вам понадобится? Вполне возможно. Вижу, что это вам по душе. Вас всегда притягивало все романтичное и необычное.
На следующий день мы устроились в нашем временном жилище.
Квартира была хорошо обставлена. Она была расположена так же, как и квартира Робинсонов, только находилась двумя этажами выше. Следующим днем после нашего переезда было воскресенье. Во второй половине дня Пуаро оставил входную дверь приоткрытой и нетерпеливо позвал меня, когда внизу раздался какой-то хлопок.
– Взгляните сквозь перила. Это ваши знакомые? Только так, чтобы они вас не увидели.
Выгнув шею, я посмотрел на лестницу и сообщил неверным шепотом:
– Это они.
– Отлично. Давайте подождем.
Еще через полчаса из квартиры вышла молодая женщина в яркой одежде. Со вздохом облегчения Пуаро на цыпочках вернулся в квартиру.
– C’est ça[50]. Служанка последовала за хозяином и хозяйкой. Теперь квартира пуста.
– И что же мы теперь будем делать? – тревожно спросил я.
Мой друг быстро прошел в чулан и потянул за веревку угольного лифта.
– Сейчас мы спустимся вниз, воспользовавшись путем мусорного контейнера, – весело сказал он. – Нас никто не увидит. Воскресный концерт, воскресная прогулка, воскресный сон после традиционного английского обеда – ростбифа – все это отвлечет внимание жителей от деяний Эркюля Пуаро. За мной, мой друг.
Он ступил в грубое деревянное приспособление, и я с дрожью проследовал за ним, вопросив с сомнением:
– Мы, что, собираемся проникнуть в квартиру?
Ответ Пуаро меня совсем не обнадежил:
– Не сегодня.
Вытягивая веревку, мы смогли опуститься на уровень второго этажа. Мой друг издал удовлетворенный возглас, когда увидел, что деревянная дверь в чулан оказалась открытой.
– Видите? Они никогда не закрывают эти двери днем. Меж тем любой может сюда подняться или опуститься, так как это сделали мы. Ночью – другое дело; иногда – правда, не всегда – эти двери могут закрываться. Вот это-то мы и должны предотвратить.
Произнося это, он достал из кармана какие-то инструменты и немедленно принялся за работу. Его целью было сделать так, чтобы задвижку можно было открыть изнутри, из лифта. На это ему понадобилось не более трех минут. После этого он убрал инструменты, и мы поднялись в наше убежище.
В понедельник Пуаро отсутствовал весь день. Вернувшись вечером домой, он устроился в кресле с видом полного удовлетворения.
– Гастингс, хотите услышать небольшую историю? Историю, которая вам очень понравится и напомнит вам о вашем любимом кинематографе?
– Давайте, – рассмеялся я. – Надеюсь, что это будет реальная история, а не одна из ваших попыток сочинить что-нибудь интересное.
– Она абсолютно реальна. Инспектор Джепп из Скотленд-Ярда может это гарантировать, потому что услышал я ее именно в его офисе. Так вот, Гастингс: около шести месяцев назад в американском Государственном департаменте были похищены важные бумаги морского ведомства. В этих бумагах содержалась очень важная информация об оборонительных сооружениях в Заливе. Любое иностранное правительство – например, японское – с удовольствием заплатило бы за них солидную сумму. Подозрение пало на молодого человека по имени Луиджи Вальдарно, итальянца по происхождению, который работал в департаменте мелким клерком и который исчез приблизительно в одно время с бумагами. Был ли Вальдарно похитителем или нет – неизвестно, однако через два дня его нашли застреленным на Ист-сайде в Нью-Йорке. Бумаг с ним не было. Какое-то время перед смертью Луиджи тесно общался с некоей мисс Эльзой Хардт, молодой оперной певичкой, которая появилась в его жизни совсем недавно и которая жила с братом в Вашингтоне. О происхождении мисс Эльзы Хардт ничего не известно, и она тоже внезапно исчезла приблизительно в то же время, когда был убит Вальдарно. Есть основания полагать, что в действительности она была опытной международной шпионкой, которая делала свою гнусную работу, скрываясь под многими личинами. Американская секретная служба одновременно с усиленными поисками этой женщины продолжала следить за ничем не примечательными японскими джентльменами, которые проживали в Вашингтоне. Сотрудники службы считают, что, как только Эльза Хардт решит, что в достаточной степени замела следы, она выйдет на упомянутых джентльменов. Две недели назад один из них неожиданно отплыл в Англию. Таким образом, можно предположить, что Эльза Хардт находится в Англии.
Пуаро помолчал, а затем добавил мягким голосом:
– Официальное описание Эльзы Хардт: рост пять футов семь дюймов, голубые глаза, золотисто-каштановые волосы, хорошая фигура, нос прямой, особые приметы отсутствуют.
– Миссис Робинсон, – вырвалось у меня.
– В любом случае такой шанс существует, – согласился Пуаро. – Кроме того, я узнал, что смуглый мужчина, по виду иностранец, не далее как сегодня утром расспрашивал о жильцах квартиры номер четыре. Поэтому, mon ami, боюсь, что сегодня вам придется забыть о вашем безмятежном сне и присоединиться ко мне в моих ночных бдениях в квартире на втором этаже. При этом советую вам захватить с собой ваш прекрасный револьвер, bien entendu![51]
