Мы весело смеялись над тем, как я плюхнулся в воду животом (ну, по крайней мере, Арморель смеялась), как вдруг на планке для прыжков прогремели шаги, и чье-то тело, описав дугу прямо у меня над головой, изящно вошло в воду. Это оказался Шерингэм, и я с удивлением обнаружил, что ныряет он мастерски. Чтобы позабавить Арморель, он продемонстрировал приемы спасения на водах, причем мне отведена была роль манекена. Если у моего приятеля и есть недостаток, так это склонность потешать публику. Впрочем, в тех обстоятельствах не мне было жаловаться на его необузданное веселье.
Наплававшись, мы сели на солнышке на склоне холма, и Шерингэм поделился своими ближайшими планами. Если не ошибаюсь, они состояли главным образом в том, чтобы побеседовать с Эльзой Верити, потом с де Равелями – если получится, по отдельности, а потом продолжить поиски следов неизвестного, с которым, как был теперь убежден Шерингэм, у Скотта-Дэвиса была назначена встреча.
– Видите ли, – пояснил он, – это свидание проливает свет на первый же вопрос, который я задал сам себе: с какой стати Скотт-Дэвис вообще отправился на ту прогалинку. Помнишь, Килька? Вчера утром я отметил, что это интересный момент.
Я помнил – и так и сказал.
– А еще какие-нибудь выводы вы сделали, Роджер? – полюбопытствовала Арморель, зарываясь прелестными пальчиками босой ноги в траву. Меня удивило, что она обращается к Шерингэму по имени, но я ничего не сказал. Таковы уж, сдается мне, современные обычаи.
Шерингэм сорвал стебелек щавеля и задумчиво покусывал его.
– Один вывод. Человек, которого я ищу, наделен крайне ограниченным воображением. Не то чтобы это особенно нам помогло, потому что у большинства людей воображение ограниченное, но у этого уж совсем бедное. Как видите, сама идея преступления полностью содрана с псевдоубийства в вашем спектакле. Вся постановка точно такая же, вплоть до малейших деталей. Любой, кто наделен мало-мальским воображением, сообразил бы, что это будет выглядеть подозрительнее всего. Однако наш неизвестный попросту не способен ни понять это, ни изобрести новый метод – или хотя бы изменить пару деталей.
– Точно, – согласилась Арморель. – Хотя это ничего нам не дает. Нельзя же устроить проверку воображения всем причастным, а потом выбрать того, у кого оно окажется хуже.
– Тсс! – сказал Шерингэм. – За нами наблюдают.
По краю идущего вдоль ручья леса, совсем неподалеку от нас, шел один из местных фермеров. Зажав под мышкой ружье, он вглядывался в кроны деревьев.
– Да это ж бедный старый Мортон, – беспечно отозвалась Арморель. – Он не за нами наблюдает, а выискивает «грачей энтих». Я имела с ним долгую беседу вчера после чая, и он, судя по всему, «грачей энтих» на дух не выносит. Кстати, Роджер, не хотите с ним поговорить? В тот день он как раз работал на поле за Колокольчиковой рощей.
– В самом деле? – заинтересовался Шерингэм. – Именно такой свидетель мне и нужен. Ого! Недурственный выстрел. – С ветки вдруг сорвался молодой грач, однако не успел он описать и круга над верхушками деревьев, как из ружья Мортона вырвалась короткая вспышка. Прогремел выстрел. Грач упал. – Я грачей влет бить не могу, только сидячими. Правда, из винтовки, а не из дробовика.
– Так и он из винтовки, – уверенно заявила Арморель.
– Да нет, не может быть. Из винтовки совсем потрясающий выстрел был бы.
– Ну так и есть – потому что это точно винтовка. Вы разве не слышите разницы? Дробовик стреляет «бумс!», а винтовка «бамс». Вот сейчас было «бамс». Не верите, сами у него спросите.
– И спрошу, – пообещал Шерингэм, рысцой припуская вниз по склону.
Перекинувшись парой фраз с фермером, он вернулся к нам.
– Вы совершенно правы, Арморель, это винтовка. Вот уж ни за что не поверил бы. Ему бы в цирке выступать – знаете, бить на лету стеклянные шарики, прямо в воздухе. Кстати, почему вы назвали его бедным старым Мортоном?
– А, у него были какие-то неприятности с дочкой. Она тут служила горничной, и Этель пришлось от нее избавиться, потому что у нее ожидался младенец или еще что-то в том же роде. Дурной пример для других горничных, все такое. Я ее хорошо помню. Прехорошенькая, только очень уж застенчивая, вся такая скромница. Она отправилась в Лондон и вроде как пошла по дурной дорожке. Недавно я видела ее в деревне – девица сильно изменилась, стала куда живее и лучше одета, так что, подозреваю, дорожка оказалась не такой уж дурной. Вот вам и сюжет, Роджер. Дарю, берите.
– Спасибо, – ухмыльнулся Шерингэм. – Отличное название: «По какой пойти дорожке, или Дилемма горничной».
– По-моему, я замерз, – внезапно сообщил я. Занятно: до этой минуты я вовсе не замечал холода. – У меня зубы стучат.
– Тогда срочно домой, – премило велела Арморель, поднимаясь на ноги. – А ну-ка, взапуски до двери.
– А я двину следом и столкну тебя в можжевельник, – прибавил Шерингэм. – Я, мой юный фривольный Килька, еще не рассчитался с тобой за холодную губку.
– О, так Сирил будил вас холодной губкой? – покатилась со смеху Арморель. – Выходит, он не безнадежен! Беру вас в свидетели, Роджер. Отныне он будет молодеть с каждым днем!
Я и впрямь чувствовал себя поразительно юным, мчась вверх по холму вслед за стройной летящей фигуркой Арморель. Правда, к тому моменту, как мы добрались до дома, я вконец одряхлел, хоть и согрелся.
Перед тем как мы зашли внутрь, Шерингэм окликнул Арморель.
– А кстати, – пропыхтел он, догоняя ее, – откуда вы знаете… что Мортон работал в поле… в тот день?
– Видела. Знаете, оттуда поле, как на ладони, с Пусты… Ой!
– Именно! – усмехнулся Шерингэм.
– Роджер, – сказала Арморель, – не буду вас больше обманывать. Я и правда поднималась к Пустырю…
– Ага!
– Но я там не задержалась и почти сразу спустилась обратно.
– Зачем?
– Я говорила. Хотела посмотреть, что происходит… посмотреть расследование.
– А разговор с Килькой?
– Выдумка. Да-да, он совершенно прав: я все выдумала. Я с ним вообще не разговаривала, он даже не знал, что я там, но я его видела.
– Арморель! – воскликнул я.
– Ну чистая правда!
– И он сорвал дикую розу? – спросил Шерингэм.
– Сорвал, – хладнокровно подтвердила Арморель.
– Ничего подобного, – возразил я.
– А кто бы еще ее там кинул? – спросила Арморель, не обращая на меня ни малейшего внимания.
– И в самом деле, кто? – покачал головой Шерингэм.
– По крайней мере, близко к правде, дряхлый детектив, – засмеялась Арморель. – Еще вопросы?
– Да, целых два. Вы часто тут гостите?
– Довольно-таки.
– И всегда с кузеном?
– Не всегда. Как правило.
– Благодарю вас. На этом все.
Арморель, кутаясь в купальное полотенце, иронически изобразила реверанс и упорхнула в дом.
Я же на миг задержался.
– Она говорит неправду, – заверил я Шерингэма со всей серьезностью. – Ее там и близко не было.
– Беги, беги, – снисходительно отмахнулся тот. – А не то снова начнешь стучать зубами.
Не буду докучать читателю описанием того, как мы с Арморель провели остаток дня. Скажу лишь, что немедленно после завтрака мы уехали (причем все остальные не имели ни малейшего понятия о наших планах или хотя бы о нашей помолвке), повидались с епископом (он оказался крайне любезен) – и поженились. Особенно запомнилась мне первая фраза, сказанная мне Арморель наедине после того, как она стала миссис Пинкертон: «Умопомрачительное ухаживание, Или Стремительный Сирил. Стремительный Сирил, миленький, поцелуй же свою несчастную жертву!»
Экспромтом мы решили остаться на ночь в Эксетере, и Арморель настояла на том, чтобы послать Этель телеграмму: «Похищена Сирилом, одурманена, отведена под венец. Вернусь завтра. Арморель».
Текст этот, похоже, изрядно повеселил и ее, и молодую особу на почте, меня же заставил почувствовать себя как-то глупо. Равно как и факт, что у нас не было при себе никакого багажа, так что Арморель утянула меня за покупками. До сих пор мне не приходилось бывать в женских магазинах, и я отчаянно протестовал, но Арморель настаивала, что пора всерьез взяться за мое образование. Потом в отеле она…
Но это уже совершенно не относится к делу.
На следующий вечер мы вернулись в Минтон-Дипс как раз к ужину. Само собой, по нашему поводу устроили невероятную шумиху. Эльза хлопала огромными голубыми глазами, Этель всплакнула, а Джон откупорил шампанское. Я с нескрываемым облегчением обнаружил, что де Равели уехали еще накануне: де Равель переговорил с главным констеблем и получил разрешение им с женой покинуть усадьбу на условии вернуться к следующему дознанию. Странно было в самый разгар последовавшего за нашим возвращением веселого ужина вспомнить, что менее недели назад один из нашей компании пал насильственной смертью. Да уж, по Эрику Скотту-Дэвису особенно никто не скорбел.
И все же тень беспокойства еще витала над нами. Едва дамы вышли, я задал Шерингэму вопрос, который жег мне губы в течение всего ужина: не обнаружил ли он чего нового.
