Из очага слегка потягивало дымком.
– Когда, вы сказали, у них первый выход на связь? – спросил Эвери. Он задавал этот же вопрос совсем недавно.
– По словам Джонсона, в двадцать два двадцать. Но мы начнем сканировать эфир часом раньше.
– А я думал, он будет работать на фиксированной частоте, – пробормотал Леклерк без особого интереса.
– Он может случайно начать не с того кристалла. Такое случается, когда находишься в состоянии стресса. Так что вполне разумно проверять несколько частот сразу.
– Сейчас он должен быть еще в пути.
– А где Холдейн?
– Спит.
– Не понимаю, как можно спать в такое время? Уже скоро наступит день.
– Не могли бы вы что-то сделать с этой печкой? – спросил Леклерк. – Уверен, она не должна так чадить. – Он замотал головой, словно стряхивая с волос капли воды, и продолжал: – Джон, от Филдена поступило очень интересное донесение. О передвижении войск в районе Будапешта. Вероятно, когда вернетесь в Лондон… – Он осекся, словно потерял нить своих рассуждений, и нахмурился.
– Вы уже упоминали об этом, – мягко сказал Эвери.
– Да, потому что вам просто необходимо ознакомиться с ним.
– С превеликим удовольствием. Звучит интригующе.
– Правда? Мне тоже так показалось.
– Очень интересно.
– А знаете, – Леклерк внезапно сменил тему, как если бы внутри его что-то щелкнуло, – они так пока и не решили вопрос с пенсией для той несчастной женщины.
Он сидел на мотоцикле очень прямо, расставив локти, как делал это за столом. Шум мотора казался ужасающе громким, подменяя собой безмятежную тишину рассвета, эхом отражаясь от холодных холмов и разгоняя в стороны от дороги кур. Плечи у плаща были подшиты кожей, а длинные полы стрекотали о спицы задних колес, когда Лейсер вписывался в очередной поворот проселка. Солнце уже полностью взошло.
Скоро нужно будет поесть. Он сам не понимал, отчего чувствовал такой голод. Вероятно, от напряженных усилий. Да, точно от усилий. Он непременно поест, но только не в ближайшем городке, нет, не в нем. Не в том кафе, куда мог заходить убитый юноша, куда редко заглядывают незнакомцы.
И он мчался вперед. Но голод не унимался. Лейсер почти не мог думать ни о чем другом. Его рука чуть ли не сама собой ослабила нажим на рукоятку газа, он подался вперед, свернул на дорожку, ведущую к какой-то ферме, и остановился.
Дом выглядел очень старой развалюхой, за которой никто не пытался ухаживать. На переднем дворе густо разрослась трава, местами примятая колесами телег. Забор почти полностью отсутствовал. Огородные грядки остались невозделанными, и было понятно, что ждать урожая с них не приходится.
В кухонном оконце мерцал свет. Лейсер постучал в дверь. Его рука все еще слегка вибрировала в такт тряске мотоцикла. Никто не вышел открывать. Он постучал еще раз, и сам стук теперь немного даже напугал его. Ему померещилось, будто он заметил в окне лицо, причем оно было похоже на лицо юного солдата, когда он падал на землю. Хотя это могло быть всего лишь отражением раскачивавшейся ветки дерева.
Лейсер быстрым шагом вернулся к мотоциклу, с ужасом понимая теперь, что его голод был и не голодом вовсе, а чувством бесконечного одиночества. Ему нужно где-то прилечь и отдохнуть. «А ведь я забыл, как это бывает, как воздействует на тебя», – подумалось ему. И он поехал дальше – до ближайшего леса, где лег на землю. Разгоряченное лицо холодили листья папоротника.
Очнулся он уже вечером. В полях все еще было светло, но лес, где он прилег, быстро погружался в сумрак, и в какие-то считаные минуты красные стволы сосен у него на глазах превратились в темные колонны.
Он отряхнул со своей одежды листву и зашнуровал ботинки. Они были ему очень тесны в подъеме, но разносить их шанса ему не дали. Он поймал себя на том, что думает о людях, пославших его сюда. Им не было дела до неудобной обуви. И он не мог не вспомнить знакомое когда-то ощущение той пропасти, что разделяла тех, кто уходил, и тех, кто оставался, как бездна между живыми и мертвыми.
Лейсер с трудом водрузил на спину рюкзак, ощутив резкую боль, когда лямки снова легли в те места на плечах, где уже успели стереть кожу до крови. Взяв чемодан, он через поле вышел на проселок к мотоциклу. До Лангдорна оставалось километров пять. Как он и предполагал, город лежал по другую сторону большого холма – первый из трех городов на его маршруте. Уже скоро возможна неприятная встреча с дорожным патрулем. Но в то же время уже скоро он сможет поесть.
Теперь он ехал медленно, положив чемодан поперек коленей, непрерывно вглядываясь вперед, напрягая зрение, чтобы заранее разглядеть красные огни и группу людей, проверяющих транспорт. За одним из поворотов он заметил слева от себя дом, в окне которого виднелся плакат с изображением кружки пива. Когда он свернул во двор, на звук мотоциклетного мотора из двери вышел старик. Лейсер поставил мотоцикл на опорный треножник.
– Мне хотелось бы пива и колбасы, – сказал он. – Можете покормить меня?
Старик провел его внутрь и усадил за стол в большой комнате, откуда через окно Лейсер мог видеть свой мотоцикл. Ему принесли бутылку пива, немного нарезанной колбасы и кусок черного хлеба. Старик поставил все это перед ним, но не ушел, встав рядом и наблюдая, как он ест.
– Куда путь держите? – Нижнюю половину худого лица скрывала борода.
– На север. – Лейсеру эта игра показалась знакомой.
– А сами из каких мест?
– Какой город здесь рядом?
– Лангдорн.
– Далеко?
– Пять километров.
– Там есть где заночевать?
Старик пожал плечами. Это был жест не отрицания или равнодушия, а движение, исполненное негатива, словно, так или иначе, ничто и никогда не сможет закончиться благополучно ни для одного из них.
– Дорога туда хорошая? – спросил Лейсер.
– Нормальная.
– Мне говорили, что есть объезд коротким путем.
– Никаких объездов здесь нет и быть не может, – ответил старик, причем таким тоном, словно наличие объезда давало хоть какую-то надежду, могло согреть хозяина или гостя в этой сырой и мрачной по углам комнате.
– А ведь вы с востока, – заявил вдруг старик. – Слышно по голосу.
– У меня родители с востока, – подтвердил Лейсер. – Кофе есть?
Старик принес ему кофе – очень черный и совершенно безвкусный.
– Вы из Вильмсдорфа, – констатировал он. – У вас на мотоцикле тамошний номер.
– Много нынче клиентов? – спросил Лейсер, поглядывая на дверь.
Старик помотал головой.
– Мало машин на дороге, правильно я понял?
Поскольку старик промолчал, Лейсер продолжил:
– У меня друг живет рядом с Калькштадтом. Это далеко отсюда?
– Не очень. Километров сорок. Неподалеку от Вильмсдорфа убили мальчишку-солдата.
– У него тоже свое кафе. На северной окраине. Называется «Кот в сапогах». Не слыхали?
– Нет.
Лейсер понизил голос.
– У него там недавно случилась беда. Большая драка. Русские солдаты, расквартированные в городе, сцепились между собой.
– Уходите, – сказал старик.
Лейсер хотел с ним расплатиться, но у него не было ничего мельче пятидесяти марок.
– Уходите, – мрачно повторил старик.
Лейсер поднял с пола рюкзак и чемодан.
– Ты старый дурак, – сказал он грубо. – За кого, интересно, ты меня принял?
– Вы либо плохой, либо хороший человек. И то и другое опасно. Уезжайте отсюда.
Поста на дороге не оказалось. Он и сам не заметил, как уже катил по самому центру Лангдорна. К этому времени совсем стемнело. Свет на улицы приникал только сквозь щели в ставнях домов и тускло отражался от камней мостовой. Машин не попадалось вообще. Вот почему Лейсера опять начал тревожить треск его одинокого мотоцикла, звучавший среди тишины так, как если бы кто-то начал играть на трубе посреди пустынной рыночной площади. Во время войны люди здесь, должно быть, ложились спать рано, чтобы сохранить тепло в домах. Возможно, эта привычка сохранилась.
Настала пора избавиться от мотоцикла. Он проехал через весь городок, нашел заброшенную церковь и оставил его у полуразрушенного входа в ризницу. Вернувшись в центр, направился к вокзалу. Даже кассир был обряжен в нечто вроде мундира.
– Один билет до Калькштадта.
Кассир протянул через окошко руку. Лейсер достал из бумажника купюру и отдал ему. Кассир нетерпеливо затряс рукой. На какое-то время мозг отказался служить Лейсеру, и он лишь тупо смотрел то на трясущиеся перед ним пальцы, то на искаженное злобой и подозрительностью лицо за решеткой окошка.
Внезапно кассир заорал:
– А удостоверение личности?
Лейсер с извиняющимся видом заулыбался.
– Ох, я такой рассеянный, – жалким тоном произнес он и снова открыл бумажник, чтобы стало видно его удостоверение с фотографией.
– Достаньте его из бумажника, – распорядился кассир.
Лейсер наблюдал, как он внимательно изучает его снимок под светом настольной лампы.
