Лейсер отодвинул стол от окна и поставил на него чемодан. С помощью одного из ключей на цепочке отпер замки, не уставая возносить молитвы, чтобы ничто не сломалось в дороге. Он открыл коробку с запасными частями и дрожащими пальцами ощупал шелковый мешочек с кристаллами, привязанный зеленым шнурком к петле. Ослабив шнурок, высыпал кристаллы на грубое одеяло, покрывавшее кровать. Каждый из них был помечен рукою Джонсона – сначала шла частота, а под ней единичный порядковый номер в расписании смен сигнального плана. Лейсер выложил их по прямой линии, с силой вдавив в толстую шерсть одеяла, чтобы они лежали ровно. С кристаллами все обстояло проще всего. Он подошел к двери и проверил, надежно ли держится спинка стула. Та легко выскользнула из-под ручки, стоило ему немного нажать. Стул не давал ему никакой защиты. Лейсер вспомнил, как во время войны для подобных целей им выдавали специальные металлические клинья. Вернувшись к чемодану, он подсоединил передатчик и приемник к кабелю питания, подключил наушники и отвинтил ключ азбуки Морзе, крепившийся к крышке коробки с запчастями. А потом он увидел это.
С внутренней стороны к крышке чемодана был приклеен лист бумаги с полудюжиной слов и их эквивалентами на азбуке Морзе напротив каждого. Это были стандартные международные закодированные фразы, которые Лейсер никак не мог запомнить.
И как только он увидел эти буквы, выведенные ровным почерком почтового служащего, который отличал Джонсона, ему на глаза навернулись слезы благодарности. «А ведь он ничего не сказал мне, – подумал Лейсер, – ни словом не обмолвился, что сделал это». Джек был молодчиной, ничего не скажешь. Джек, капитан и молодой Джон Эвери – вот это парни, с которыми горы своротишь. Вот это команда! А ведь человек мог за всю свою жизнь не встретить никого подобного. Он постарался унять эмоции, вцепившись руками в край стола. Его немного трясло, вероятно, от холода. Промокшая рубашка прилипла к лопаткам. Но он был совершенно счастлив. Вновь бросив взгляд на стул, подпиравший дверь, подумал: «Как только я надену наушники, все равно не смогу услышать, как за мной придут, как тот мальчик не слышал моего приближения из-за шума ветра».
Затем он подсоединил антенну и заземление, дотащил провод заземления до трубы и обмотал зачищенный участок в два оборота, закрепив сверху клейкой лентой. Встав на кровать, натянул поперек потолка антенну с восемью изгибами зигзага, как учил Джонсон, примотав ее как можно крепче к карнизу с одной стороны и зафиксировав бронзовым крючком в штукатурке стены с другой. Покончив с этим, снова взялся за прибор, поставив рукоятку длины волны на четверку, поскольку помнил, что все его частоты находились в пределах диапазона трех мегагерц. Взял с кровати лежавший первым в ряду кристалл и вставил его в гнездо, располагавшееся в дальнем левом углу передатчика, а потом принялся за настройку, бормоча что-то себе под нос в такт каждому движению. Он перевел лимб селектора кристаллов на отметку «использовать любые кристаллы», подсоединил катушку с обмоткой, подогнал к одинаковому значению – десятке – анодный стержень и регулятор антенны.
Он чуть замялся, стараясь вспомнить, что следовало сделать дальше. Мозг, как это порой с ним случалось, словно блокировало. «УМ. Разве ты не помнишь, что такое УМ?» Лейсер переустановил счетчик метрового диапазона на цифру три, чтобы включить сеточный ток усилителя мощности… СПТ в положении «настройка». Постепенно он все вспомнил. Вернул метровый счетчик на шестерку, чтобы прибор получал полноценное электропитание… А анодный стержень отвел назад до минимальных значений.
Теперь СПТ следовало переключить в положение «передача». Он коротко нажал на ключ, засек показания приборов и переналадил положение антенны и анода. Потом повторил эту процедуру несколько раз, пока не увидел, как стрелка показаний настройки заняла положенное место в окошке – а именно в его белом секторе. Это значило, что передатчик и принимающая антенна были синхронизированы и он мог начинать разговор с Джоном и Джеком.
Лейсер откинулся назад, удовлетворенно улыбаясь, закурил сигарету и пожалел, что она не английская. Если они ворвутся сюда сейчас, им будет совершенно все равно, какую марку он курит. Он посмотрел на часы и завел пружину до упора. Больше всего на свете сейчас его пугало, что они могут остановиться. Время на них было выставлено по будильнику Эвери, и это служило ему необъяснимым источником спокойствия – как если бы разлученные любовники смотрели одновременно на одну и ту же звезду.
Он убил того мальчишку.
Три минуты до начала.
Лейсер отвинтил ключ Морзе от крышки коробки с запасными частями, поскольку иначе пользоваться им оказалось бы для него весьма затруднительно. Но Джек сказал, что только так и надо, что это правильно, что большой роли такие вещи все равно не играют. Но ему все же приходилось придерживать подставку ключа левой рукой, чтобы она не скользила по поверхности стола. Джек однажды заметил это, посмеялся, но заверил, что у каждого радиста нашлась бы своя причуда. Вот только, как ни разуверял его Джек, Лейсер сохранил твердую уверенность, что ключ ему выдали меньше того, каким он привык пользоваться на войне. Частички белой присыпки налипли на рычажок. Он отставил локоть в сторону и выпрямил спину. Средний палец правой руки крючком обхватил рукоятку. ДжАДж – мой первый позывной, подумал он. «Джонсон – моя фамилия, и зовут меня Джек, легко запомнить». И Эвери тоже зовут на Дж.: Джон Эвери. И он начал выстукивать. Точка, три тире, точка, тире, точка, три тире. При этом ему вспоминался тот дом в Голландии. Только сейчас никого рядом не было.
«Выдай это дважды, Фред, и выходи из эфира». Он переключился на прием, отодвинул листок бумаги со своим текстом чуть дальше и вдруг понял, что ему нечем и не на что записать сообщение Джека, когда он выйдет на связь.
Он вскочил на ноги и стал лихорадочно искать глазами блокнот и карандаш. Пот мгновенно выступил на спине. Их нигде не было видно. Опустившись на четвереньки, он принялся шарить рукой по толстому слою пыли под кроватью. Нащупал карандаш, но блокнота там не оказалось. Поднимаясь, он уже слышал потрескивания в наушниках. Бросился к столу и прижал один из наушников к виску, в то же время подтягивая к себе прежний лист бумаги, чтобы в крайнем случае записать сообщение на полях собственного текста.
«QSA3: слышим вас хорошо» – это все, что они ему передали.
– Успокойся, парень, успокойся, – пробормотал он сам себе вслух, сел на стул, переключился на передачу, посмотрел на свое кодированное сообщение и выстучал цифру сорок два по числу получившихся у него групп. Его ладонь была покрыта пылью и потом, правая рука болела, видимо, от тяжести чемодана. Или от удара, нанесенного тому юнцу.
Времени у тебя будет более чем достаточно, говорил Джонсон. Мы будем слушать, а тебе уже не экзамен на скорость сдавать придется. Он достал из кармана носовой платок и стер грязь с ладоней. Им овладела невыносимая усталость – форма физического отчаяния с оттенком того чувства вины, когда собираешься заняться любовью, но едва способен на это. Группы по четыре буквы, сказал Джонсон. Думай о словах из четырех букв, понял, Фред? (Здесь Джонсон снова прибегнул к вульгарному намеку на самое распространенное английское ругательство.) Не нужно выдавать все сразу, Фред, делай остановки посередине, если понадобится. Две с половиной минуты на первой частоте – вот как мы будем действовать. Две с половиной минуты с точностью до секунды. «Миссис Хартбек» подождет, я уверен. Он провел карандашом жирную линию под девятым словом, потому что именно в нем располагалась метка безопасности. Хотя это было последнее, что тревожило его сейчас.
Лейсер прижал руки к лицу, собрал остатки воли в кулак, а потом взялся за ключ и начал передачу. «Держи кисть расслабленной, указательный и средний пальцы поверх ключа, большой под его головкой. Кисть не должна касаться стола, Фред. Дыши размеренно, Фред, и сам убедишься, как это важно».
Боже, почему его рука двигалась так медленно? Лейсер снял пальцы с ключа и беспомощно осмотрел свою ладонь. Левой рукой провел по лбу, чтобы пот не заливал глаза, и сразу почувствовал, как ключ пополз по столу. Его кисть была слишком напряжена – кисть той руки, которой он убил паренька. Он все время повторял это про себя: точка, точка, тире, а потом «К». Это он помнил всегда – просто точка между двумя тире. Его губы проговаривали слова по буквам, но рука не слушалась. Он чувствовал себя заикой, который заикался тем сильнее, чем больше хотел сказать. А в голове был только образ того юного солдатика, того мальчишки. Возможно, он передавал все же быстрее, чем ему казалось. Он утратил ощущение времени. Пот попадал в глаза, и он больше не успевал стирать его. Он продолжал проговаривать губами точки и тире, хотя знал, что Джонсон был бы недоволен. Джонсон хотел, чтобы он озвучивал не точки и тире, а музыкальное «ди-даа-даа», как поступали профессионалы. Но ведь это не Джонсон убил того юношу. Сердце его стучало намного быстрее, чем работал ключ. Рука, казалось, отяжелела, но он продолжал посылать сигналы, потому что ничего другого ему не оставалось, он мог делать только это, до тех пор пока его тело откажется ему служить. Он уже ждал их прихода, почти хотел, чтобы они схватили его – ну, возьмите же меня! – ждал топота сапог в коридоре. Помоги мне, Джон, помоги же мне!
