На соседних улицах выли сирены, голубой свет мерцал на стенах нашего дома. Дверь в квартиру была открыта нараспашку, мужчины и женщины в темных униформах заходили и уходили, когда им вздумается. Несмотря на все это, дверь в спальню мамы и папы была закрыта. Отчаянный плач – время от времени переходящий в истерический крик – доносился оттуда. Я сидела на полу в своей комнате. Судорожно сжимала Мулле, ждала и молчала. Не знала, чем заняться. Знала только, что если не буду сидеть и ждать, пока откроется дверь, придет мама и обнимет, тогда могу сама исчезнуть с лица земли. Я тоже.
Двое мужчин в темной униформе попытались поговорить со мной. «Полиция, – сказали они, – мы полицейские». Сначала они стояли передо мной, потом сели на корточки. Они задавали вопросы, но я притворилась, что не слышу. Но они продолжали говорить, обращались ко мне по имени и повторяли свои вопросы, и тогда я начала напевать под нос какую-то песенку. Если бы я сделала вид, что все как обычно, возможно, в конце концов все бы как-нибудь уладилось. Возможно, я могла сделать так, чтобы зло, которое случилось, исчезло. Если только не думать об этом. В конце концов один из полицейских взял меня на руки и заговорил очень твердо. Я ударила его по лицу. Он вскрикнул и отобрал у меня Мулле, говоря, что я уже слишком большая, чтобы вот так валять дурака. Его коллега побледнел и решительно увел его из комнаты, тихо твердя о том, что «это всего лишь ребенок» и что я «пережила шок».
Потом он вернулся, тот, более молодой, сел передо мной и долго по-дружески говорил. Он объяснил, что все образуется, что полицейские хотят сделать как лучше и что они мне помогут, как раз поэтому они и пришли. Я поняла: он хочет, чтобы я доверилась ему, и я так и сделала, немножко. Но это не имело значения, было слишком поздно для настоящего доверия. Они забрали Мулле, и за это я их никогда не прощу.
До ближайшего городка было всего минут пятнадцать на машине. Я быстро добралась до центра – главной улицы с супермаркетами, несколькими магазинчиками, библиотекой и полицейским участком. Я ждала практически до закрытия, чтобы время на поиски было максимально ограничено, но когда взялась за ручку, дверь все-таки поддалась. Потом я думала, что было бы лучше, если бы дверь была закрыта, если бы я была вынуждена ждать. Возможно, тогда бы я смогла успокоиться и немного подумать, смогла бы овладеть своим разумом и избежала бы хаоса, который последовал затем.
Мне пришлось говорить с женщиной, стоящей за высокой стойкой. У нее были темные волосы, собранные в тугой хвост. Она достала блокнот и бланк, и, не подумав как следует, я выпалила свое имя и номер телефона. Потом все пошло наперекосяк. Я попыталась рассказать, что произошло, но несла какую-то несуразицу и сама слышала, как бессвязно и бессмысленно звучат мои объяснения. Ручка, которую держала женщина-полицейский, на мгновение зависла над бумагой, лежавшей перед ней, после чего она медленно отложила ее в сторону.
– Морок? – спросила она. – Никогда не слышала об озере с таким названием.
– Его так называют местные между собой, – ответила я.
– И как же оно называется на самом деле?
На этот вопрос у меня не было ответа, так что я просто развела руками. Мой взгляд блуждал по комнате. Женщина посмотрела мне в глаза. Затем стала спрашивать, как зовут людей, которые, «как я полагаю, исчезли», и поинтересовалась, в каких я с ними отношениях. Я отвечала, разъясняла и одновременно слушала свои собственные слова, поражаясь, как легко правда и ложь переплетаются между собой.
– Как вы сами полагаете, какова причина этого… исчезновения? Какое могло бы быть самое правдоподобное объяснение? По вашему мнению, конечно же.
Возможно, дело было в том, что она говорила, а может быть, в том, как она на меня смотрела. Я мгновенно похолодела всем телом. Во рту разлился тяжелый металлический привкус. Прийти сюда было ошибкой. Я сделала шаг назад. Потом еще один. И еще. Женщина-полицейский следила за мной взглядом. Но больше ничего не сказала. Она промолчала, даже когда я резко повернулась на каблуках, быстро прошла к двери и выскочила из участка. Она позволила мне сбежать.
На обратном пути в Морхем меня не покидало навязчивое чувство, что за мной кто-то следит. Какая-то зеленая машина держалась необычно близко, и я нервно поглядывала в зеркало заднего вида, чтобы рассмотреть водителя. Но он или она прикрылся козырьком от солнца, и единственное, что можно было разглядеть, – это одинокий темный силуэт. Я слегка притормозила, давая понять, что нужно держать дистанцию, но в ответ зеленая машина резко обогнала меня. Когда она поравнялась со мной, я слегка скосила глаза, но на стекле отсвечивало солнце, и я не смогла разглядеть, кто сидит внутри. Я даже не смогла разобрать, мужчина это или женщина.
Машина затряслась подо мной, руль запрыгал в руках. Что в самом деле происходит? Я совершенно растерялась и была близка к тому, чтобы заплакать. И тут поняла, что трясло не машину и не руль. Это меня саму неудержимо била дрожь.
Я снизила скорость, съехала на обочину и остановилась. Не стала выяснять, разрешена здесь парковка или нет. Кровь пульсировала у меня в ушах, я с опаской следила за зеленой машиной. Она поддала газу и исчезла за поворотом. В этот момент я услышала приглушенный звонок из сумки. Телефон!
Я сразу же поняла, почувствовала всем своим существом – это важный разговор, я не могу его пропустить.
Схватила сумку, которая лежала рядом, стала копаться и рыться в ней как одержимая. Вещи рассыпались на сиденье. Пудра, помада, длинные сережки. Руки по-прежнему тряслись, но мне все-таки удалось ухватить мобильный. Я в ужасе смотрела на звонящий телефон, на светящийся экран. Номер не определился. Дрожащими пальцами я нажала на кнопку и крепко прижала трубку к уху.
– Да?
Мой голос был едва громче шепота. Когда собеседник заговорил, мне далеко не сразу удалось понять, кто это. Потому что позвонил мне вовсе не Алекс. Не Смилла. И даже не мама. Это была женщина-полицейский.
– Грета, – сказала она официальным тоном, – мы сейчас разговаривали с вами в полицейском участке. Я сделала… ну, я бы сказала, провела небольшое расследование по вашему делу. И обнаружила кое-что необычное. Вы понимаете, о чем я?
Она замолчала. Мы обе молчали. Я бесцельно шарила рукой по сиденью рядом, стараясь схватить что-нибудь, за что-то удержаться. Чтобы справиться со всем этим.
– Я, конечно, должна была проверить ваши данные, пока вы были в участке, но… да, вы исчезли достаточно поспешно. Сейчас я проверила документы, и то, что я нашла или, точнее, то, чего не нашла, меня… озадачило, скажем так. Необходима ваша помощь, чтобы во всем разобраться.
Сквозь туман боли я слышала, как она снова спрашивает про Алекса и Смиллу.
– Ведь так их звали, тех людей, которые, кажется, пропали? Алекс – это полное имя или сокращенное от «Александр»? У вас с ним одна фамилия или?..
В ее голосе определенно не было ничего враждебного, но по ее тону я поняла, что отвечать не имеет смысла. Она уже и так все знала.
– Это ваши корректные данные?
Она бесстрастно диктует мое полное имя и телефон. Данные, которые я оставила в полицейском участке. Как и номер мобильного телефона. Почти будто бы… Я сглотнула. Как будто в самой глубине души я хотела, чтобы меня раскрыли. Где-то на периферии сознания я почувствовала какое-то жжение, покалывание. Это была часть меня, но в то же время и нет. Мимо пронеслась еще одна машина, она недовольно посигналила, но я едва обратила на это внимание.
– Грета? – вопросительно сказала она. – Вы здесь? Данные сходятся?
Боль нарастала, становилась все заметней, она мерцала у меня перед глазами. Я заставила себя посмотреть на свой крепко сжатый кулак. Между пальцами и по костяшкам текла кровь. Я разжала кулак, раскрыла ладонь и увидела сережку. С длинной и острой швензой. Сейчас она глубоко воткнулась в ладонь.
Откуда-то издалека я слышу, как женщина-полицейский снова произносит мое имя. Мычу. Она набирает в легкие воздух. Мы обе готовимся к тому, что должно произойти. К словам, которые должны быть произнесены.
– Грета, согласно нашим документам, вы не замужем и у вас нет детей. У вас нет никаких мужа и дочери. И никогда не было.
Что уж там, нужно было сказать все как есть. Я была не такая, как остальные, другие люди всегда казались более нормальными и уравновешенными. Но, во всяком случае, я была достаточно развита, чтобы это осознавать. Периодически, в разных обстоятельствах моей жизни, я искала помощи у психотерапевтов. Каждый раз все развивалось по одному сценарию. Я терпела до последнего, доходила до той грани, когда вот-вот должна была сломаться. Тогда я искала контакты врача. Каждый раз это был новый психотерапевт. Я никогда не возвращалась к предыдущему.
Раз в неделю, иногда чаще я бросалась в потрепанное кресло, где целый рой безликих, несчастных душ сидел до меня и где другие такие же души должны были появиться после моего исчезновения. Комнаты были разные, но всегда выглядели одинаково. Мягкое понимающее лицо в кресле передо мной, коробка бумажных носовых платков на столике между нами. Мы начинали говорить. Говорили и говорили – конечно, в первую очередь ожидалось, что я буду рассказывать, буду прояснять и углублять. Развернусь внутрь самой себя.
