Он помолчал и добавил:
– Прошу, дайте мне конверт и нож.
– Вы говорите так, будто от этого зависит чья-то жизнь.
Дирк на миг отвел взгляд.
– Зависела, я бы сказал.
При этих словах над ними будто пронеслась туча.
Салли Миллз смягчилась и протянула Дирку конверт и нож. Весь ее запал вдруг испарился.
Нож оказался слишком тупым, а клейкая лента была налеплена не в меру толстым слоем. Дирк помучился несколько секунд, но так и не смог ее прорезать. Усталый и злой, он откинулся на спинку стула.
– Пойду спрошу, нет ли у них чего поострее, – сказал он и встал, не выпуская конверта из рук.
– Вам необходимо срочно заняться носом, – тихо произнесла Салли Миллз.
– Благодарю вас. – Дирк слегка поклонился.
Он взял счета и направился в глубь кафе. Там разместилась передвижная выставка официантов, которые встретили его достаточно прохладно, поскольку он не горел желанием добровольно накинуть еще некоторую сумму сверх обязательных пятнадцати процентов за обслуживание в знак личной признательности за острый нож. Его уведомили, что все остальные ножи у них такие же тупые. На этом разговор был окончен.
Дирк поблагодарил официантов и стал пробираться к выходу.
Рядом с Салли Миллз сидел юноша, у которого она давеча умыкнула нож. Дирк кивнул ей, но она так увлеклась разговором с новым знакомым, что не заметила.
– …в коме, – рассказывала она, – его еще до рассвета перевели в частную клинику. Бог знает зачем понадобилось это делать ночью. И так хлопот полон рот. Простите за подробности, но среди личных вещей у того пациента был автомат для продажи кока-колы и молот. Для частной клиники такие выкрутасы, возможно, в порядке вещей, но в государственной больнице, где каждый работник на счету, я и без того устаю. А когда я устаю, то слишком много болтаю. Если я от усталости вдруг потерю сознание и упаду, вы дайте мне знать, ладно?
Дирк прошел дальше и заметил, что за своим первым столиком Салли Миллз забыла книгу. Что-то в этой книге привлекло его внимание.
Книжка называлась «Беги со всех ног». Она была настолько толстая и потрепанная, что больше напоминала слоеный пирог, чем книгу. На задней стороне обложки красовалась женщина в коктейльном платье, изображенная так, будто на нее смотрят в оптический прицел. Верхнюю часть передней стороны занимало тисненное серебром имя автора – Говард Белл.
Дирк не мог сообразить, чем его привлекла книга, но какая-то деталь на обложке задела его за душу. Он покосился на девушку, чей счет на пять чашек кофе и два рогалика, один из которых не съеденный и даже не надкусанный, ему пришлось оплатить из-за одной похищенной чашки кофе. Она не смотрела в его сторону, поэтому он стянул заодно и книгу, опустив ее в карман кожаного пальто.
Дирк вышел на улицу. С небес прямо на него устремился орел, едва не толкнув под колеса велосипеда. Раздались ругательства и проклятия, выдать которые способны лишь велосипедисты, потому что только у них есть на это высокое моральное право.
На небольшой опрятной территории лечебницы неподалеку от опрятной деревушки на окраине Костволдса появился более чем неопрятный автомобиль – не раз попадавший в переделки желтый «ситроен», среди четверых прежних владельцев которого бережное отношение к машине проявлял лишь один, остальные же отличались крайней безалаберностью.
Автомобиль без видимого рвения двигался по подъездной аллее, будто единственное, чего ему сейчас хотелось от жизни, – чтобы его сбросили в канаву где-нибудь на близлежащем лугу и оставили в покое. Вместо этого его заставляют тащиться невесть куда по длинной гравийной дорожке, а ведь затем еще как пить дать придется проделать тот же путь обратно. Кому и для чего это понадобилось, он и представить себе не мог.
«Ситроен» подъехал к элегантному, отделанному камнем входу главного корпуса, но вдруг стал медленно откатываться назад. Хозяйка дернула ручной тормоз, автомобиль сдавленно икнул и остановился.
Из распахнувшейся и опасно повисшей на одной петле дверцы машины показалась пара ножек, из тех, которые музыкальные редакторы – по причинам, известным только самим музыкальным редакторам, – не могут видеть на экране, не врубив соло на саксофоне и не напустив дыму. В данном конкретном случае звуки саксофона заглушил бы свист, который сами музыкальные редакторы и подняли бы, наблюдая за движением транспортного средства.
Следом за ножками показалась их хозяйка. Она бережно закрыла дверцу и прошла в здание лечебницы.
Машина осталась у входа.
Спустя несколько минут вынырнул санитар, неодобрительно ее осмотрел и, не обнаружив ничего достойного применения его сил, вновь удалился.
Вскоре в офисе мистера Ральфа Стендиша, главного психолога-консультанта и одного из директоров Вудшедской лечебницы, который как раз заканчивал беседовать по телефону, появилась Кейт.
– Да, действительно, – говорил он, – порой очень смышленые и впечатлительные дети кажутся глупыми. Но, миссис Бенсон, и глупые дети вполне могут иногда производить впечатление глупых. Думаю, вам это следует учесть. Да, знаю, это больно. Всего доброго, миссис Бенсон.
Он убрал телефон в ящик стола и несколько секунд собирался с мыслями, прежде чем поднять на Кейт глаза.
– Вам следовало бы предупредить меня пораньше о своем визите, мисс… э-э-э… Шехтер, – наконец произнес он.
Вообще-то на самом деле он сказал: «Вам следовало бы предупредить меня пораньше о своем визите, мисс… э-э-э…», а затем замолчал и скосил глаза в ящик стола, прежде чем добавить «Шехтер».
Кейт показалась очень странной привычка хранить записки с именами посетителей в ящике, но хозяин кабинета, по всей видимости, испытывал сильную неприязнь ко всему, что захламляло его превосходный, выдержанный в безупречно строгом стиле стол из ясеня, потому что на нем не лежало абсолютно ничего. Как и на всех остальных поверхностях в кабинете – на маленьком, аккуратном журнальном столике из стекла и металла, устроившемся строго посередине между двумя стульями «Барселона», и на явно недешевых картотечных шкафчиках в глубине комнаты…
Книжных полок в кабинете не наблюдалось. Если они здесь и были, то скорее всего хранились за белыми дверцами больших встроенных шкафов, и хотя на стене висела картинная рама, она, видимо, представляла собой временное отклонение от правил, поскольку картины в ней не было.
Кейт озадаченно разглядывала обстановку.
– У вас не предусмотрено совсем никаких декоративных украшений, да, мистер Стендиш?
На мгновение он задумался, обескураженный прямотой американки, но в конце концов ответил:
– Вообще-то предусмотрено.
Он выдвинул очередной ящик, достал играющего с мячиком фарфорового котенка и решительно водрузил на стол перед собой.
– Будучи психологом, я знаю, как сильно влияет декор на настроение человека, – торжественно произнес он и вновь спрятал статуэтку.
Ящик закрылся плавно, с мягким щелчком.
– Итак?…
Он сложил руки на столе перед собой и вопросительно посмотрел на Кейт.
– Вы очень любезны, мистер Стендиш, что не отказались принять меня, хотя я и явилась, можно сказать, без предупреждения…
– Да-да, это мы уже выяснили.
– …но, я полагаю, вы знаете, как важно для газеты сдать материал в срок.
– Газеты интересуют меня постольку поскольку, мисс… э-э… – Он вновь выдвинул ящик. – Мисс Шехтер.
– В какой-то мере именно это и заставило меня обратиться к вам, – солгала Кейт. – По моим сведениям, вы незаслуженно пострадали от, скажем так, неуместной рекламы, и я подумала, что возможность рассказать о некоторых просветительских аспектах работы Вудшедской лечебницы будет для вас весьма кстати. – Она очаровательно улыбнулась.
– Лишь из уважения к моему очень хорошему другу и коллеге мистеру… э-э…
– Франклину. Алану Франклину, – торопливо подсказала Кейт, чтобы психологу не пришлось в очередной раз выдвигать ящик.
Алан Франклин был психотерапевтом, который провел с Кейт несколько сеансов после смерти ее мужа Люка. Алан предупредил, что Стендиш, несмотря на выдающийся ум, отличается некой специфичностью поведения, даже если закрыть глаза на его профессию.
– …Франклину, – кивнул Стендиш, – я согласился вас принять. Предупреждаю сразу, что если после этого интервью в газетах появятся лживые сообщения о том, что «в Вудшеде происходит нечто ужасное», я… я… Я так вам отомщу… Еще не знаю сам, чем отомщу, но это будет нечто…
– …Кошмарнее всего, что видел свет, – завершила Кейт.
Стендиш сощурил глаза.
– «Король Лир», действие второе, сцена четвертая, – произнес он. – По-моему, там было «ужаснее», а не «кошмарнее».
– Знаете, мне кажется, вы правы, – откликнулась Кейт.
Кейт мысленно поблагодарила Алана и улыбнулась Стендишу, который явно почувствовал свое превосходство, а потому расслабился и подобрел. Удивительно, думала она, как иногда бывает легко утихомирить задиру.
