– Я – Эстер Лэттерли, сиделка, которая будет сопровождать миссис Фэррелайн в путешествии, – представилась девушка.
– О да, мисс! Входите, а я доложу мистеру Мактиру. – Не дожидаясь ответа, мужчина повел ее через кухню в коридор, где чуть было не налетел на дворецкого, на чьем худом лице застыло выражение глубокой скорби.
– Так это вы – сиделка, приехавшая, чтобы сопровождать хозяйку в Лондон? – спросил дворецкий, причем последнее слово он произнес таким тоном, как будто речь шла о путешествии на кладбище. – Что ж, входите. Ваши вещи слуга, само собой, отнесет. А вам, полагаю, перед встречей с миссис Макайвор следует слегка подкрепиться. – Он критически оглядел ее. – А также умыться и причесаться.
– Благодарю. – Медсестра понимала, что выглядит с дороги не слишком опрятно, но теперь ощутила это с особой остротой.
– Тогда пройдите на кухню, вам подадут завтрак, а когда миссис Макайвор сможет вас принять, за вами придут.
– Пойдемте, мисс! – Слуга энергично развернулся на каблуках, готовый сопровождать ее. – А как там, в этих поездах? В жизни на них не ездил!
– Занимайся своим делом, Томми, – сурово приказал домоправитель. – Поезда тебя не касаются. Ты почистил башмаки мистера Элестера?
– Да, мистер Мактир, я все сделал.
– Сейчас я найду тебе другую работу…
Эстер подали прекрасный завтрак на уголке огромного кухонного стола, а затем проводили в небольшую спальню, куда уже принесли ее саквояж. Она умылась и вновь причесалась.
Ждать, пока за ней придут, пришлось недолго. Скорбный Мактир провел мисс Лэттерли через обтянутую зеленой тканью дверь в большой холл, пол которого был выложен черными и белыми плитками наподобие шахматной доски. Стены здесь были отделаны деревянными панелями и увешаны охотничьими трофеями – головами различных зверей, по большей части благородных оленей. Однако внимание Эстер сразу привлек висевший прямо против входа мужской портрет в натуральный рост. Он притягивал к себе взгляд не столько качеством живописи, по-настоящему замечательной, сколько какими-то необычными чертами лица изображенного на нем человека. У того было узкое лицо с большими ярко-синими глазами, длинный тонкий нос с горбинкой и широкий, странно бесформенный рот. Прядь прекрасных волос, спадающая на лоб, выделялась ярким пятном среди темных дубовых панелей и остекленевших взглядов давно подстреленных оленей.
Дворецкий провел свою спутницу через холл и по коридору, миновал несколько дверей и, остановившись у одной из комнат, коротко постучал. Отступив на шаг, он пропустил Эстер вперед:
– Мисс Лэттерли, мэм, сиделка из Лондона.
– Спасибо, Мактир. Входите, мисс Лэттерли. – Голос хозяйки дома был мягкий, с легкими модуляциями и едва заметным повышением интонации в соответствующих местах фразы – типичный ровный выговор эдинбургского общества.
В убранстве комнаты преобладал голубой тон. Стены и занавеси украшал узор из причудливых цветов. Широкие окна выходили в небольшой сад, и казалось, оттуда вместе с утренним светом проникает холод, хотя в камине горел огонь. В комнате находилась лишь стройная женщина, которой на вид было лет под сорок. С первого взгляда Эстер поняла, что изображенный на портрете в холле мужчина приходится ей родственником. У миссис Макайвор было то же длинное лицо, тонкий нос и широкий рот. Но ее красивые губы были четко очерчены, а глаза смотрели прямо и твердо. Модная прическа была очень строгой, но оттенок прекрасных волос придавал ей очарование, которого она была бы лишена, будь их цвет не столь ярким. И все же эту женщину нельзя было назвать красивой. У нее было лицо человека властного и не скрывающего своей проницательности.
– Входите, мисс Лэттерли, – повторила женщина. – Я – Уна Макайвор. Это я писала вам по поводу своей матери, миссис Фэррелайн. Надеюсь, ваше путешествие из Лондона было не слишком утомительным?
– Благодарю вас, миссис Макайвор, оно было приятным, а когда рассвело, то просто замечательным, – заверила ее медсестра.
– Я рада. – Уна улыбнулась с неожиданной теплотой, и лицо ее сразу изменилось. – От поездок на поезде порой так устаешь, и там так грязно… Но вы, наверное, хотите познакомиться с вашей пациенткой. Должна вас предупредить, мисс Лэттерли: моя мать выглядит совершенно здоровой, однако это только видимость. Она очень быстро утомляется, и ее состояние, а быть может, и жизнь зависят от своевременного приема лекарства. – Дама говорила совершенно спокойно, но за ее словами чувствовалась настойчивость, подчеркивающая важность сказанного. – Выполнять предписания не составляет никакого труда, – продолжала она. – Небольшая доза лекарства – оно, правда, неприятно на вкус, но, чтобы это устранить, достаточно маленькой конфетки. – Женщина подняла глаза на стоящую Эстер. – Но дело в том, что мама зачастую забывает его принимать, если чувствует себя нормально. А к тому времени, когда ей из-за этого становится нехорошо, исправить оплошность уже не так легко без серьезного ущерба для ее общего состояния. Вы, разумеется, это понимаете. – Формально последняя фраза прозвучала как утверждение, но во взгляде миссис Макайвор читался вопрос.
– Конечно, – поспешно отозвалась Лэттерли. – Очень многие предпочитают обходиться без лекарств, переоценивая возможности своего организма. Это так объяснимо!
– Прекрасно. – Уна поднялась. Она была одного роста с Эстер, стройная, но не худая, и двигалась очень изящ-но, несмотря на широкий кринолин.
Они прошли через холл, и сиделка не удержалась, чтобы вновь не взглянуть на привлекший ее внимание портрет. Это лицо притягивало ее, оставляя какое-то двойственное впечатление. Девушка сама не понимала, нравится оно ей или нет, но забыть его было невозможно.
Улыбнувшись, Уна замедлила шаг.
– Мой отец, – сказала она, хотя Эстер уже поняла это сама. Она уловила в голосе своей спутницы некоторую напряженность – сильное, но хорошо сдерживаемое чувство. Так, по ее представлениям, женщины подобного типа и должны держаться при незнакомых людях или при слугах.
– Его звали Хэмиш Фэррелайн, – продолжала миссис Макайвор. – Он умер восемь лет назад. С тех пор его дело ведет мой муж.
Удивленная мисс Лэттерли хотела что-то сказать, но, сочтя любые вопросы неуместными, промолчала. Однако Уна заметила это. Слегка вскинув голову, она с улыбкой пояснила:
– Мой брат Элестер – казначей. Он старается бывать в фирме как можно чаще, но должность отнимает у него слишком много времени. – Уловив недоумение во взгляде медсестры, женщина пояснила: – Казначей-прокуратор. – Улыбка ее стала шире. – Что-то вроде королевского прокурора у вас в Англии.
– Ах, вот как! – Услышанное невольно произвело на Эстер впечатление. Ее общение с миром юстиции ограничивалось Оливером Рэтбоуном, блестящим адвокатом, с которым она познакомилась благодаря своим друзьям Калландре и Монку и к которому испытывала смешанное чувство. – Понимаю. Вы, наверное, очень им гордитесь.
– Конечно. – Хозяйка направилась к лестнице и, подождав, пока девушка поравняется с ней, начала подниматься. – Муж моей младшей сестры тоже служит в компании. Он весьма искушен во всех тонкостях типографского дела. Нам очень повезло, что он решил к нам присоединиться. Все-таки лучше, когда старинные фирмы, вроде компании Фэррелайнов, остаются семейным делом.
– А что вы печатаете? – поинтересовалась мисс Лэттерли.
– Книги. Самые разнообразные книги.
Поднявшись по лестнице, Уна прошла по обтянутой ярко-красной тканью галерее и остановилась у одной из многочисленных дверей. Постучавшись, она отворила ее и вошла. Это помещение было совсем не похоже на голубую комнату нижнего этажа. Здесь преобладали желтый и бронзовый тона, отчего создавалось ощущение яркого солнечного дня, хотя небо за оконными шторами было пасмурно-серым. По стенам были развешаны небольшие пейзажи в золоченых рамках, а с потолка свисал абажур с золотой бахромой. Но рассматривать все это у Эстер не было времени. Ее внимание сразу привлекла женщина, сидевшая к ней лицом в одном из трех больших кресел с пестрой обивкой. Высокая – возможно, даже выше Уны, – она к тому же держалась подчеркнуто прямо, сидя с высоко поднятой головой. У нее были седые волосы, а на лице отражался ум и затаенное чувство юмора. Нельзя сказать, чтобы эта дама была хороша собой. Наверное, и в молодости она не выглядела красавицей – нос у нее был великоват, а подбородок слишком мал – но выражение ее лица заставляло забыть об этом.
– Вы, должно быть, мисс Лэттерли, – заговорила она чистым четким голосом прежде, чем дочь успела представить ей Эстер. – Я – Мэри Фэррелайн. Пожалуйста, входите и садитесь. Насколько я понимаю, это вы должны сопровождать меня в Лондон и следить, чтобы я вела себя так, как угодно моему семейству.
По лицу Уны пробежала тень.
– Мама, мы лишь заботимся о вашем здоровье, – быстро заговорила она. – Вы иногда забываете принимать лекарство…
