– Еще пива? – спросила Тои Дювела, который, судя по выражению лица, мыслями был за тысячу ярдов отсюда.
– Да, – кивнул тот. – Мае Лек любит Мораг.
Воспоминание было таким живым: он выходит из дома с копилкой, а Мае Лек стоит на стуле у окна. Он повернулся к ней и усмотрел, как она смахивает слезу и машет рукой. Дювел тогда огляделся по сторонам.
Дювел вспоминал машущую рукой Мае Лек, когда барменша поставила перед ним еще одну бутылку «Сингхи».
– Пиво – подарок от Тои, – объявила она, щелкнув пальцами.
– Спасибо, Тои, очень вовремя и кстати, – поблагодарил Дювел и поднял бутылку, приветствуя Тои, потом Доктора Любовь. Этот подарок кое-что значил. Он значил, что Тои хочет задержать его в баре до тех пор, пока не договорится с Тоддом. – Пожалуйста, позвони Тодду еще раз, – попросил Дювел, перехватив взгляд Тои. – Объяснить бы ему, как сильно мне нужна эта птица…
Тои чувствовала: Дювел, как примерный сын, хочет помочь матери. Яй Порн ей тоже понравилась, поэтому девушка снова набрала номер Тодда. Длинные гудки. Тои отложила сотовый и заметила разочарование на лице Дювела. Если работаешь в баре, разочарованные лица видишь постоянно, но из-за несчастного лица Дювела девушка обозлилась на Тодда. «Только боссы-эгоисты не берут трубку», – подумала она.
– Приходите вечером, – посоветовала Тои.
– Вечером я на службе.
– Тогда завтра, договорились?
– Я думал, Тодд ненавидит попугаиху. Разве он не велел тебе избавиться от Мораг? Я готов купить ее по цене инвалидного кресла. Электрического, с тремя скоростями, ручным переключением и глобальной системой навигации, на случай, если инвалид потеряется – такие стоят недешево. Вот, возьми деньги. А Мораг я заберу домой – конечно, если можно.
– Нельзя, – пожала плечами Тои.
Девушка стояла на своем и невозмутимо звенела стаканами. Дювел уселся поудобнее и, глядя на свинью, гадал, что делать дальше. Разруливать тупиковую ситуацию в Таиланде все равно, что биться о стену в милю высотой, милю шириной и милю толщиной. О стену, вроде Великой Китайской, возведенной для отпугивания варваров. Дювел вообразил себя таким варваром (только они были куда ниже ростом) – как те изумлялись чудесам инженерной мысли и трудолюбия, не говоря уже о времени и средствах, затраченных на отпугивание им подобных.
Клетка Доктора Любовь висела в другом конце зала. Попугаиха сидела на жердочке. Тои домыла стаканы, вытерла руки и вытащила сигарету, которую сжимала уголком рта. Едва она подняла голову, Доктор Любовь зашаталась. Дювел представил, как дома его мать стоит на стуле у окна и ждет, когда он вернется с попугаихой. Несколько раз к холодильнику она точно наведывалась. Из глаз у Дювела покатились слезы.
Тои вытерла стакан, внимательно наблюдая за Дювелом. Мужские слезы ей не в новинку, но она и предположить не могла, что высоченный фаранг станет рыдать из-за Доктора Любовь. Тои вытащила бумажные салфетки и протянула Дювелу.
– У сына яй Порн доброе сердце, – проговорила она.
Бесконечно мудр тот, кто придумал варить пиво.
Платон
Понедельник, за двое суток до высадки десанта
Невысокий, но видный китаец – в огромном кабинете он казался чуть ли не гномом – медленно раскачивался в кресле-качалке с высокой спинкой. Он сделал растопыренными пальцами вай и задумчиво смотрел на Сиамский залив. По водной поверхности носились парусники. Там, где сходились небо и вода, маячил американский авианосец, словно стирая линию горизонта. Сиа Дом смотрел на залив, на корабли, на пляж, не забывая ловить свое отражение в стекле.
Солнечный свет падал на письменный стол с игривой утренней резкостью, заливая фотографии важных людей в форме, вечерних платьях, мантиях и костюмах китайской оперы. Стену за массивным тиковым столом украсили пластинками всех форм и размеров. Нервными глазками китаец напоминал кролика, а рот постоянно держал приоткрытым, словно его только что шокировали дурными новостями. Китаец думал, как всегда перед принятием решения. Жизнь убедила его, что люди думают куда меньше, чем нужно, отсюда ошибки и разочарования.
Огромный тиковый стол Сиа Дома по чистоте соперничал со старым тропическим лесом на границе после того, как там потрудились дровосеки. На блистающей полированной поверхности ни клочка бумаги, ни брошенной ручки. Старые китайцы взирали на него с противоположной стены строго и пристально, как умеют только мертвые. Мужчины и женщины с десятков фотографий в рамках, они встречали Сиа Дома каждый день. Их лица отражались на полированном столе, на декоративных пластинках, в зеркальных стенах от пола до потолка. Фотографии стояли на высокой полке с черным лаковым покрытием и красно-желтыми ажурными накладками. На фотографиях можно было увидеть даже старомодную китайскую одежду и прически. Дед Сиа Дома носил косичку восемь дюймов длиной. Пожелтевшая нить тянулась от фотографии к фотографии и объединяла их в семейную сеть. Много лет назад семь монахов пропели священные песни, окурили фотографии фимиамом и связали их нитью.
Под полкой висела огромная карта провинции Чонбури. Десятки булавок с круглыми красными головками обозначали расположение китайских храмов предков. Сиа Дом гордился этими храмами, рассредоточенными по всей провинции, считал их символами своей власти и авторитета, словно он был императором владений, обозначенных булавками. Вообще-то булавки показывали, куда доставляется его ритуальное пиво.
Каждый любитель китайского ритуального пива знает, что тайна рецепта известна девяносто девяти семьям и передается из поколения в поколение, от отца к старшему сыну. Если в семье сыновей не рождается, оставшиеся девяносто восемь семей выбирают новую, достойную и богатую на наследников, для заполнения вакантного места. Эта секретная система подвигла группу «Анноун» к написанию песни «Девяносто девять бутылок пива на стене». Шестью месяцами ранее Исполнительный комитет по китайскому пиву внес Сиа Дома в список особого контроля. Случилось это после того, как председатель посетил Чонбури и встретился с Пивом. Какое унижение выпало на долю Сиа Дома! Сын поставил его в затруднительное положение, из которого вряд ли найдется выход. Приказ передать рецепт другой семье – это смерть, быстрая и мучительная. Сиа Дом впал в отчаяние и лишь поэтому согласился встретиться с русской девушкой, которая сейчас сидела напротив него.
Алиса оказалась в паре футов от потока солнечного света и очень напоминала ангела. Белокурые волосы струятся по плечам и ниспадают на спину, длинная тонкая шея вытянута – Алиса порылась в сумочке и вытащила дизайнерские очки. Когда она надела их, ангел превратился в русскую девушку, которая пришла к Сиа Дому с деловым предложением.
– Все ваши проблемы от одного человека, – объявила Алиса.
Сиа Дом глянул на нее через стол и пожалел, что девушка надела очки.
– Назови его.
– Тиффани.
– В каком смысле Тиффани? – Сиа Дом включил дурака, захлопав водянистыми глазками, словно весь день считал на счетах и лишь теперь прервался.
Такие лица Алиса видела у мужчин, в первую очередь, за игорным столом. Во что бы ни играли: в покер, в блэк-джек, в шахматы – мужчины неизменно натягивают такую маску. Еще в московских люксах, когда Алиса раздевалась у них на глазах. Глупая маска, глупое лицо. У блефующих туго с воображением. Они выбирают стандартную постную мину, чтобы ничем не выдать свою сильную масть.
Позиция Сиа Дома Алису не беспокоила. Девушка ждала, что он прикинется шнурком и не станет откровенничать. С чего бы ему? Она деловой партнер Пива, но сколько таких партнеров в Паттайе? Для Сиа Дома они бабочки-однодневки. Он так погружен в бизнес и политику, что едва их замечает.
О проблеме наследства Сиа Дома Алиса думала долго и упорно. У Пива начисто отсутствовала отцовская преданность китайским ритуалам почитания предков, а страсть к мужчинам, переделанным в женщин, стала китайским эквивалентом превращения вина в воду. Алисе вдруг показалось, что люди на старых фотографиях умирают от жажды.
Подозрительность и недоверие Сиа Дома к не-китайцам Алиса тоже оценила верно.
Сиа Дом смотрел в окно и думал о том, что с такими, как эта блондинка, сталкивался и раньше. Все «алисы» мира запрограммированы на то, чтобы ободрать сад его семьи и сбежать с яблоками и апельсинами. «Алисы» уже пытались выведать секрет древнего рецепта, но ни одна успеха не добилась. Китайцы и русские недолюбливают друг друга с незапамятных времен.
Сиа Дом повернулся к Алисе и, опершись на локти, подался вперед. Они смотрели друг на друга, каждый в ожидании следующего хода противника.
Алиса скрестила ноги, щелкнула зажигалкой и наклонилась, чтобы закурить. Вот она подняла голову и выпустила дым в сторону большой карты. Кончиком сигареты ткнула в воздух, показывая на семейный храм.
