– Обещаю.
Но девочка чувствовала, как ей на голову, прямо на пробор, капают его слезы.
Они спросили ее, что она помнит, но она ничего не помнила, вообще ничего. Только трещины между плитами, только как выбирала сладости, только как Джоанна просила ее подождать. И неожиданную злость на сестру, желание, чтобы та куда-нибудь исчезла. Ей сказали, что она непременно должна вспомнить всех людей, которые встречались ей по пути домой, и что это очень важно. И знакомых, и незнакомых. И если ей кажется, что какая-то деталь не важна, все равно нужно сообщить им: пусть сами решают. Но она совсем никого не видела, кроме Хейли в кондитерской и того мужчины, с оспинами на лице. В памяти ее мелькали тени. Она мерзла, хотя за окном царило лето. Она сунула в рот конец растрепанной косички и принялась яростно его грызть.
– Все еще ничего не говорит?
– Ни единого слова.
– Она винит во всем себя.
– Бедное дитя, как ей расти с такой мыслью…
– Ш-ш… Не говори так, словно все уже кончено.
– Неужели ты и вправду считаешь, что она еще жива?
Они выстроились в цепь и прочесали пустырь возле дома, двигаясь очень медленно, время от времени наклоняясь, чтобы поднять с земли очередной предмет и положить его в полиэтиленовый пакет. Они ходили от дома к дому и показывали соседям фотографию Джоанны – ту, которую мать девочки отдала полиции: ее худенькое личико освещала робкая улыбка, а лоб прятался под ровной темной челкой. Эта фотография успела стать знаменитой. Она попала в газеты. Возле дома толпились журналисты, фотографы, даже съемочная группа с телевидения. Джоанну начали называть «Джо», а потом и вовсе «Малышка Джо», словно невинную маленькую героиню какого-то викторианского романа. Стали шириться слухи. Источник их определить было невозможно, но они мгновенно распространились по всему району. Это сделал бродяга. Это сделал незнакомец в синей машине типа «универсал». Это сделал ее отец. Ее одежду нашли на свалке. Ее видели в Шотландии, во Франции. Она была определенно жива и не менее определенно мертва.
К ним в гости приехала бабушка Рози, а сама Рози снова пошла в школу. Она не хотела туда идти. Ее страшило то, что все будут на нее таращиться, и шептаться у нее за спиной, и подлизываться к ней, пытаясь подружиться, – и все потому, что она стала частью жуткой истории. Она сидела на своем месте в классе и пыталась сосредоточиться на том, что рассказывает учитель, но слишком хорошо чувствовала присутствие одноклассниц у себя за спиной. «Это из-за нее пропала ее сестра!»
Она не хотела идти в школу, но и прятаться дома ей тоже не хотелось. В маме не осталось ничего от прежней мамы. Словно ее место занял кто-то другой, лишь притворяющийся матерью, но при этом живущий в другом мире. Ее глаза беспокойно бегали. Она постоянно прикрывала ладонью рот, словно пытаясь удержать что-то внутри себя, некую правду, которая иначе вырвется на волю. Ее лицо похудело, осунулось и постарело. Ночью, лежа в постели и глядя, как по потолку проносятся полоски света от проезжающих машин, Рози слышала над головой шаги мамы. Даже когда опускалась темнота и весь мир погружался в сон, ее мать не спала. И отец тоже стал другим. Он снова жил один. Он слишком крепко обнимал ее. От него странно пахло: чем-то сладким и кислым одновременно.
Дебора и Ричард Вайн сидели напротив телекамер. Их все еще объединяла общая фамилия, но они не смотрели друг на друга. Тэннер велел им придерживаться простого плана: рассказать всему миру о том, как сильно они скучают по Джоанне, и умолять того, кто забрал ее (кем бы он ни был) отпустить девочку, позволить ей вернуться домой. «Не переживайте, что не сможете сдержать эмоций. СМИ это даже понравится. Лишь бы эмоции не мешали вам говорить».
– Позвольте моей дочери вернуться домой, – произнесла Дебора Вайн. Голос у нее сорвался, и она закрыла ладонью измученное лицо. – Просто позвольте ей вернуться домой.
Ричард Вайн тоже обратился к зрителям. Голос у него звучал резко, настойчиво.
– Пожалуйста, верните нам дочь. Если кто-то что-то о ней знает, прошу вас, помогите.
Лицо у него было бледное, в лихорадочных красных пятнах.
– Ну, что думаешь? – спросил Лэнган.
Тэннер пожал плечами.
– То есть искренни ли они? Понятия не имею. Разве может ребенок исчезнуть вот так – средь бела дня, бесследно?
В тот год летних каникул не было. Раньше они собирались съездить в Корнуолл, пожить там на ферме. Рози помнила, как они составляли планы, как радовались тому, что на поле будут ходить коровы, а во дворе – куры, и, возможно, владельцы даже разрешат им покататься на старой, растолстевшей лошадке. Как они будут ходить на местные пляжи… Джоанна боялась моря – она начинала визжать, как только вода покрывала ей ступни, – но обожала строить замки из песка и искать ракушки. И есть мороженое в вафельных рожках, украшенных шоколадной крошкой.
Но вместо фермы Рози на несколько недель отправилась в гости к бабушке. Ехать туда она не хотела: ей обязательно нужно было остаться дома и дожидаться возвращения Джоанны. Она думала, что Джоанна может расстроиться, если не увидит сестру сразу же; может подумать, что Рози все равно и она просто не захотела немного подождать.
Было организовано несколько совещаний, во время которых детективы просматривали сообщения, сделанные местными мюнхгаузенами; людьми, уже преступавшими закон; свидетелями, которые ничего не видели.
– Я все равно думаю, что это сделал отец.
– У него алиби.
– Мы это уже обсуждали. Он мог вернуться сюда на машине. И все.
– Его никто не видел. Да его собственная дочь не видела!
– Может, и видела. Может, потому и молчит все время.
– Что бы она ни видела, теперь ей уже не вспомнить. Это будут просто воспоминания о воспоминаниях о предположениях. Все уже в прошлом.
– Ты это о чем?
– О том, что она уже не вернется.
– Мертва?
– Мертва.
– Значит, ты опустил руки?
– Нет. – Он помолчал. – Но я сниму часть людей с этого дела.
– Так а я о чем? Ты опустил руки.
Через год новая компьютерная программа, которую даже сам ее создатель считал ненадежной и спорной, создала изображение, показывавшее, как могла за это время измениться Джоанна. Лицо у нее слегка округлилось, темные волосы еще немного потемнели. Но зуб оставался со щербинкой, а улыбка – робкой. Изображение даже напечатали, но лишь в паре газет, да и то на второй странице. Недавно произошло убийство удивительно фотогеничной тринадцатилетней девочки, и эта история несколько недель занимала первые полосы. Исчезновение Джоанны перестало быть сенсацией и в памяти публики превратилось в смутное воспоминание. Рози смотрела на фотографию, пока та не расплылась у нее перед глазами. Она боялась, что не узнает сестру при встрече, что Джоанна стала для нее чужой. И еще она боялась, что и Джоанна тоже не узнает ее, – или узнает, но, увидев, отвернется. Иногда она заходила в комнату Джоанны и сидела там – комната ни на йоту не изменилась с тех пор, как ее обитательница исчезла. Плюшевый медвежонок по-прежнему сидел на подушке, игрушки лежали в ящиках под кроватью, одежда – наверняка слишком маленькая для нее нынешней – висела на плечиках в шкафу или была сложена аккуратными стопками в ящиках.
Рози исполнилось десять лет. В следующем году она пойдет в среднюю школу. Она умоляла маму отдать ее в школу, расположенную в полутора милях от дома, в соседнем районе, куда нужно добираться на автобусе, с пересадкой, потому что там она точно не будет девочкой, потерявшей сестру. Она будет просто Рози Вайн, новенькой, тихой и слишком маленькой для своего возраста школьницей, которая хорошо учится по всем предметам, но нигде не набирает высшего балла – кроме, разве что, по биологии. Она уже достаточно повзрослела, чтобы понимать: ее отец пьет больше, чем следует. Иногда маме приходилось забирать ее из школы, потому что ему этого доверить было нельзя. Она достаточно выросла, чтобы понимать: она – старшая сестра без младшей. Иногда она ощущала присутствие Джоанны, словно призрака, – призрака с щербатым зубом и жалобным голосом, который просил ее подождать. Иногда она видела сестру на улице, и у нее замирало сердце, но потом родное лицо расплывалось, и его место занимало лицо незнакомки.
Через три года после исчезновения Джоанны они переехали в другой дом, меньше прежнего, в миле от старого места, ближе к школе Рози. Помимо гостиной, в нем было три спальни, но третья оказалась просто крошечной, как кладовка. Дебора Вайн дождалась, когда Рози уйдет утром в школу, и только после этого упаковала вещи Джоанны. Убирала она их методично, складывая мягкие маечки и шортики, сворачивая юбки и платья и аккуратно раскладывая их по коробкам, стараясь не смотреть на кукол из розовой пластмассы, с гривой нейлоновых волос и неподвижными, широко раскрытыми глазами. На новом изображении, смонтированном на компьютере, Джоанна уже выглядела уверенной в себе, словно сбросившей кожу робкой, застенчивой девочки. Щербинка на зубе тоже исчезла.
