– Да, я так решила, – ответила я, взглянув на стоящую на улице ржавую машину. Потом встала и зашторила окно. – Сегодня такое солнце. – Я взяла телефон. – Вот прямо сейчас позвоню в турагентство и закажу билеты на завтра.
– Серьезно? – удивился он. – Так скоро?
Я натужно улыбнулась:
– А что? Мы прекрасно проведем лето.
– Что ж, – он отложил свою тетрадку, – я позвоню родителям и сообщу о нашем решении. Подожди, а как же твои клиенты?
Я внутренне содрогнулась, вспомнив замысловатый дворик, огороженный самшитом, который планировала для клиента, и прилегающий сад бабочек[1] для двух его девочек. Я обещала, что все будет готово к концу следующей недели, ко дню рождения его дочки. Но я могу поручить завершение этой работы Каре, моей помощнице. Она прекрасно справится, хотя я, конечно, сделала бы лучше. Астильбы вряд ли будут высажены идеально. Хебе не будут подстрижены в гладкие шары, как мне хотелось. Я вздохнула. Все равно я не могла здесь остаться, тучи неумолимо сгущались надо мной. Надо постараться сделать так, чтобы они не увязались за мной в Англию.
– Готова? – на следующий вечер спросил Рекс, стоя у входа в дом.
Мне удалось заказать два билета на девять вечера – прямой рейс в Лондон.
– Да, – ответила я с порога, потуже укутывая шею шарфом. Сделав несколько шагов к такси, ожидавшему нас у тротуара, я оцепенела.
Рекс взглянул на меня:
– Звонит телефон?
Дрожа, я оглянулась на дом. Звонок звучал приглушенно, но его было отчетливо слышно.
– Мне взять трубку?
– Не надо, – ответила я, торопливо шагая к машине. – Не будем задерживаться, а то опоздаем на самолет.
Нью-Йорк-Сити
9 апреля 1940 года
– Ты не забыла упаковать свое твидовое пальто? – с усталым видом спросила меня мама. Ветер растрепал ее седые волосы, и она убрала их перепачканным в муке рукавом.
– Мама, – ответила я, поглаживая свой серый пиджак. – У меня есть вот это. Пальто не понадобится.
– Но пиджак слишком легкий, – возразила она. – А в Англии холодно, Флора.
– Все будет хорошо, – заверила ее я. Я знала, что мамино беспокойство вызвано вовсе не моим выбором одежды, и отчетливо понимала, что она вот-вот зарыдает. – Пожалуйста, мама, не беспокойся. – Я обняла ее одной рукой.
Она закрыла лицо руками.
– Мне просто не хочется, чтобы ты уезжала.
– Ой, мама… – Я вытащила из кармана носовой платок. В правом углу виднелись вышитые красной нитью мои инициалы – Ф. А. Л. Она только что закончила паковать вещи, а за несколько часов до моего отъезда сложила всю одежду в идеальные плотные стопки.
– Не надо расходовать на меня платок, – сказала мама, хлюпая носом. Папа взял ее за руку. – Посмотри на меня еще раз. – Она вздохнула и взяла меня за руки. – Моя маленькая девочка, ты стала совсем взрослой.
Я была их единственным ребенком. Маме и папе, наверное, хотелось, чтобы я жила с ними вечно, просыпалась до рассвета, чтобы хозяйничать в пекарне под нашей квартирой в Бронксе, с первыми лучами солнца готовила тесто, выкладывала на поднос батоны и булочки для столпившихся покупателей. Я умело вела дело в пекарне, и все шло как по маслу.
Я даже представить себе не могла, как они будут без меня обходиться. Мамины руки уже ослабли, а плечи согнулись от многолетней возни с тестом. И папины способности к бизнесу тоже вызывали беспокойство. На прошлой неделе какой-то школьник вытащил из кассы семь долларов. Папа даже не бросился его догонять: он заметил дырявые ботинки парнишки и позволил ему убежать. Все это было бы хорошо, если бы не протекающая крыша и счета за электричество, которые нужно было оплачивать. Мама всегда говорила, что будь его воля, папа бы просто раздавал весь хлеб направо и налево. Такой уж он был человек.
И все-таки кто-то должен был вести дела. Квартирку над пекарней тоже нужно было оплачивать. В последний месяц хозяин квартиры не раз появлялся со злым и красным лицом. Мистер Джонсон требовал оплатить задолженность за три месяца. Я унимала его пыл батоном хлеба с корицей и обещаниями заплатить.
Я с тревогой посмотрела на пароход.
– Я так горжусь тобой, – торжественно произнес папа, прижав руки к моим щекам.
– Наша девочка, – добавила мама. – Едет в Лондонскую оранжерею, чтобы стать ботаником.
Я не могла смотреть им в глаза. Казалось, они неминуемо разгадают мою тайну. Обманывать их было невыносимо.
– Совсем скоро она сделает там карьеру, – вставил отец.
Я с трудом изобразила улыбку. В Лондонской оранжерее не было никаких вакансий. Даже для учеников. Я сочинила эту сказку, чтобы скрыть истинную причину поездки. Да, я мечтала стать ботаником, мечтала всю жизнь, это правда. Заплетая тесто для халы, я все время думала о разных породах клена и рододендрона, и еще посадила в большой горшок лозу глицинии, которая благополучно принялась и вскоре протянула свои лианы через навес пекарни. А ночью, когда мы закрывали булочную, я бесплатно работала в Нью-Йоркском ботаническом саду. Мне приходилось подбирать прутья и подметать опавшие листья, но зато я вдоволь могла любоваться пионом Белый Феникс или розой Леди Хиллингдон с лепестками цвета консервированных абрикосов.
Да, моей страстью было садоводство, а вовсе не выпечка хлеба. Думаю, мистер Прайс знал об этом, когда два месяца назад пришел сделать мне это предложение.
– Меня зовут Филип, – представился он. – Филип Прайс. – Он протянул мне белую визитную карточку. – Насколько мне известно, по вечерам вы работаете в ботаническом саду?
Я кивнула:
– Да, но как вы…
– Я ищу кого-нибудь с острым глазом ботаника, – продолжил он, отправляя в рот кусок рулета с подноса, стоящего на витрине, – для очень важной работы.
Мама предостерегала меня от подобных мужчин с прилизанными волосами, блестящими под ярким светом ламп. Даже не дослушав его до конца, я замотала головой и, выставляя на витрину шесть заказанных пончиков, быстро проговорила:
– Нет, спасибо.
Он надкусил один пончик и протянул мне хрустящую долларовую бумажку.
– Эту булочную держат мои родители, – продолжала я, – и мне нужно им помогать.
Он осмотрел тесное помещение, задержался взглядом на трещине на столешнице, на облупившейся краске над дверным косяком.
– Значит, у вас прибыльный бизнес?
Мне не понравился его снисходительный тон, да и вообще это его не касалось.
– Да, мы не Рокфеллеры, если вы об этом, – нахмурилась я. – Родители открыли эту булочную двадцать три года назад. Я здесь выросла.
– Понятно, – насмешливо произнес мистер Прайс. – Как это трогательно.
Раздраженная, я отвернулась к подносу с выпечкой.
– Послушайте, – заговорил он снова, – я знаю, что у ваших родителей сейчас непростое время.
Наши глаза снова встретились.
– Я слышал, что аренда помещений в этой части города недешева, – продолжал он, стряхнув с усов сахарную пудру. – А вы, конечно, беспокоитесь о родителях.
Я действительно беспокоилась за них. Папа из принципа отказывался поднимать цены на свою выпечку. Но если торговля не приносит прибыли, скоро булочную придется закрыть. Все это я прекрасно понимала. Нахмурившись, я отвернулась к подносу с лепешками, чтобы выложить их на витрину.
– Больше ничего не хотите, мистер Прайс?
Финансовые проблемы моей семьи – не его дело.
– Я могу помочь, – сказал он.
Я с трудом улыбнулась:
– Не обижайтесь, но мы не нуждаемся в помощи.
– Я могу предложить вам работу. Хорошую работу – там вы сможете применить свои способности.
– Но я же вам только что сказала: я работаю здесь.
Над дверью зазвенел колокольчик.
– Цельнозерновой еще остался, Флора? – спросила миссис Мэдисон, наша постоянная покупательница.
Эта старая вдова жила на ужасающе маленькую пенсию, и папа велел мне всегда давать ей свежий хлеб бесплатно.
– Да, мэм, – ответила я, с улыбкой оборачиваясь к ней. – Только самое лучшее. – Я протянула ей буханку цельнозернового, еще теплую, и она начала рыться в кошельке.
– Не нужно, – улыбнулась я. – Папа просил не брать с вас денег.
Ее глаза засветились.
– Спасибо, милая моя, – сказала она, укладывая буханку в корзинку.
Мистер Прайс обернулся и тоже улыбнулся:
– Разве не прекрасно проделывать это изо дня в день, понимая, что деньги – ничто?
Я саркастически рассмеялась.
– Послушайте, сэр, не знаю, что вас не устраивает, но, пожалуй, пора нам распрощаться.
Он засунул руку во внутренний карман пиджака и вынул конверт. И я увидела, что он набит деньгами. Мистер Прайс положил его на прилавок.
– Выполнив работу, сможете получить в десять раз больше.
Я разинула рот.
– Я вам уже дал мою карточку. Позвоните, когда будете готовы.
Я открыла конверт, пересчитала купюры и вытаращила глаза. Денег с лихвой хватало, чтобы заплатить за аренду. Кивнув мне на прощание, мистер Прайс направился к выходу.