– А полиция? У них больше нет вопросов?
– У меня повестка в уголовку на той неделе. Какой-то суперэксперт по организованной преступности хочет со мной поговорить. Надо еще сочинить какую-то байку.
Катц кивнул и отпил пива.
– Надо найти того, кто все это заварил.
– Знаю. Только у меня маленькая просьба: если можно, не сегодня.
На загроможденном столе мигала красная лампочка автоответчика. Наверное, звонил кто-то из детей. Ему вообще не надо было бы вторгаться в ее жизнь. Вовсе ни к чему втягивать ее в эту тягостную историю. Она же, можно сказать, официальное лицо, и кончиться для нее все может очень плохо, вплоть до потери диплома.
– Как ты думаешь, у Эмира не надежнее?
– Лучше, если ты останешься здесь… око урагана, как говорят. Вокруг все свистит, а здесь тихо. Ты ей доверяешь?
– Да…
– Ну вот и хорошо.
– Думаю, надо послушать, что там нашептано. – Йорма кивнул на автоответчик. – Если она звонила и не застала тебя на месте, наверняка начала психовать.
* * *
Она попятилась и вышла в коридор. Прислушалась – шагов не слышно. Но с первого этажа доносилась приглушенная оперная музыка. Джоель Клингберг. Он был где-то здесь, в этом циклопическом доме.
Руки так дрожали, что ей еле-еле удалось достать мобильник из сумочки. Зарядка кончилась. Она никогда не забывала зарядить аккумулятор и именно сегодня забыла… Огляделась – нет ли какого-нибудь оружия, но ничего подходящего не нашлось. Музыка стала громче, видимо, он дистанционным пультом включил громкоговорители на втором этаже. Она быстро, на цыпочках, чтобы не шуметь, пробежала по коридору. Большая терраса, но до земли не меньше восьми метров, наверняка сломаешь ногу.
Как ни странно, сердцебиение утихло. Кабинет Густава, вспомнила она. Перекрещенные мачете на стене. Огромные ножи из Доминиканской Республики.
Коридор показался ей бесконечным. Торкнулась по пути в двери – все заперты, кроме одной – двери в комнату, где лежали трупы.
Она не хотела туда заглядывать, но глаза ее жили собственной жизнью. Голова Понтуса Клингберга наклонилась еще больше, словно он хотел поцеловать лежащего у него на коленях человека.
Музыка внезапно умолкла, но буквально через секунду зазвучала снова – итальянский рыдающий тенор начал какую-то арию.
Как она могла быть такой идиоткой, что поперлась сюда одна?
Вот он наконец – рабочий кабинет Густава. Полумрак, даже потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к темноте. Она сняла тяжелый нож со стены, взвесила в руке – не столько нож, сколько топор – и сильно вздрогнула. По спине побежали мурашки, будто под кожу ввели ледяную воду. Когда она проходила здесь в первый раз, ножей было два…
Эва медленно повернулась на сто восемьдесят градусов и опять вздрогнула: увидела свое отражение в старинном барочном зеркале с черепом на раме в виде украшения… вся вудушная дребедень. Старик, похоже, и вправду чокнулся на этой почве.
Вдруг в зеркале позади нее что-то шевельнулось. Она резко обернулась – никого.
Так он и проявляется, страх.
На письменном столе – телефон. Она взяла трубку… пальцы, как глиняные. Молчание. Он отключил линию.
Подошла к окну – те же семь-восемь метров. Надо срочно придумать, как отсюда выбраться.
Она вышла на лестницу. Элегантная матовость мраморных ступеней, литые чугунные перила, имитирующие рококо. Тенор запел во весь голос, музыка доносилась с первого этажа, но она никого там не видела. Теперь у нее дрожали не только руки, но и ноги, и все тело. Ее охватила непреодолимая слабость, и она бессильно опустилась на верхнюю ступеньку.
Музыка вновь смолкла. По щекам потекли слезы.
Эва не знала, сколько времени она просидела на этой чертовой холодной ступеньке. Вспомнила Арвида и Лизу и заставила себя встать. Медленно, осторожно двинулась вниз. Остановилась на нижней площадке и замерла: зажужжал невидимый электромотор, и спущенные шторы в обеденном зале поползли вверх. Каскады солнечного света заполнили огромный зал. Двери на террасу закрыты и, скорее всего, заперты. Сквозь окна видно море, мелкие скалистые островки внутреннего архипелага, белые от птичьего помета.
Почему-то она точно знала, что стекла в панорамных окнах непробиваемые. Защита от взлома.
Опять зажужжал электромотор, и шторы опустились, как театральный занавес.
Дверь в фойе распахнута. Отсюда видно входную дверь, ту самую, через которую она проникла на виллу, но по обе стороны от нее – темные глубокие ниши.
Она подняла мачете над правым плечом и двинулась вперед, стараясь унять противную дрожь в ногах. Стало трудно дышать.
В нишах никого. Она положила руку на тяжелую бронзовую рукоятку, нажала и тут же отпустила. Дверь была заперта на верхний замок, ключ от которого был только у хозяина и наверняка в охране.
Она уже знала, что смерть неминуема, что он стоит где-то у нее за спиной с мачете в руке. Медленно повернулась, чтобы, по крайней мере, заглянуть ему в глаза. Но опять воображение сыграло с ней странную шутку. За спиной никого не было. На плохо слушающихся ногах отошла от дверей. Где-то должен быть выход.
Он решил с ней поиграть.
* * *
Они ехали через Сольну, мимо Бергсхамры, через мост на Стосунд, и свернули направо на Вендевеген. Богатый район начался внезапно – только что по сторонам громоздилась смесь жутковатых домов миллионной программы и псевдомодернистских новостроек, и вдруг исчезло движение, все стихло и декорации переменились: тихие улицы, огромные виллы с участками, больше похожими на дворцовые парки, дорогие машины под навесами.
Юрхольмен. Город вилл клана Пальме, выстроенный в пику Валленберговским владениям в Сальтшобадене. На берегу расстояние между домами чуть не в полкилометра. Внутренний архипелаг: скальные острова, голые и поросшие неизвестно как укрепившимися там соснами. На горизонте – лес яхтенных мачт в Большой Верте.
Они оставили машину на парковке и пошли пешком. Не торопясь, но в меру целеустремленно, чтобы не привлекать к себе внимания: за районом наблюдала целая свора нанятых охранников.
Прошли вдоль стены, не обращая внимания на понатыканные тут и там видеокамеры. Катц несколько раз звонил Эве, но вместо нее отвечал механический голос: абонент не в сети. Он не мог это объяснить, но интуитивно чувствовал – что-то не так.
Улица уперлась в залив. Она заканчивалась бетонным пирсом, к которому мог бы причалить океанский лайнер.
Катц, не размышляя, слез с пирса и по воде дошел до цементной стенки с колючей проволокой наверху. Здесь было глубоко. Позади него выругался Йорма.
Он вынул из кармана «Глок» и, держа его над головой, поплыл в обход. Йорма снова выругался и поплыл за ним.
Теперь они были на участке. Вилла стояла в ста метрах, на возвышении.
В саду разделились: Катц пошел к ближайшей террасе, Йорма в противоположную сторону.
Чувство, что Эва в опасности, было настолько сильным, что воспринималось, как боль в перетренированных мышцах. Он повернул в тенистую часть парка, прошел мимо теннисных кортов и гаража с местами для шести машин.
Шторы на остекленной стене поднялись, опустились, потом снова поползли вверх. Из дома доносилась оперная музыка, кто-то то усиливал звук, то прикручивал.
Он пошел к входной двери и увидел приближающегося с другой стороны Йорму – тот словно прочитал его мысли. Последние метры Данни пробежал. Схватился за рукоятку – заперто. Камера видеонаблюдения над ним поворачивалась то в одну, то в другую сторону – отслеживала его движения, регулировала диафрагму, увеличивала и уменьшала.
– С той стороны тоже заперто, – со знанием дела сказал Йорма. Почему-то шепотом.
Надрывный тенор в доме звучал то громче, то тише, то громче, то тише, с точно рассчитанными промежутками, как гротескная азбука Морзе. Понтус Клингберг… неужели именно он занимается всей этой дьявольщиной? Генеральный директор гигантского концерна?
Катц посмотрел на фасад. Совсем рядом с крыши спускалась водосточная труба. К стене дома на уровне террасы второго этажа намертво привинчены бамбуковые шпалеры, до семиметровой высоты увитые розами.
Данни, не раздумывая, полез по трубе, но нога тут же соскользнула, и он спрыгнул на землю. Снял обувь и носки. Дело пошло лучше.
Через тридцать секунд он достиг крыши. Посмотрел вниз – голова слегка закружилась. Он потянул за перекладину шпалер – выдержат ли? Может, и выдержат, на ощупь прочные. Бамбук, и крепления довольно частые. Прогнутся, но должны выдержать.
Ну что ж… перебирая руками, как обезьяна, он пополз по шпалерам. Он и сам бы не мог объяснить, как оказался на террасе. Куртка изодрана шипами, руки в крови. Йорма лез вслед за ним.
Музыка внезапно замолчала. Наступила полная тишина, если не считать неравномерных вздохов накатывающих на пирс волн.
Он помог задохнувшемуся от напряжения Йорме спрыгнуть на террасу и достал из кармана пистолет. Дверь с террасы приоткрыта.
