Она посмотрела на меня, и в ее взгляде проскользнуло что-то похожее на сочувствие.
Я повторила свой рассказ о том, как оставляла ребенка одного на поляне и убегала.
– Именно так и было в тот день, когда он умер, – сказала я. – Вернувшись с пробежки, я обнаружила его холодным и неподвижным. Он был уже мертв.
Я также рассказала, что подняла его и попыталась оживить, но все мои старания оказались напрасными.
– Это был худший момент в моей жизни, – сказала я. – Худший.
Тут я не солгала.
Понемногу все стало проясняться. Я стала вспоминать, словно раскладывала вещи по своим местам.
Я сказала ей, что сначала обвиняла себя в его смерти, решив, что у него поднялась температура или он подхватил простуду.
– Я боялась, что Сэм узнает, что я бросала его одного в лесу. И полиция тоже. Поэтому я солгала. Солгала, так как не знала, что мне делать.
– Значит, Мерри, выходит, что кто-то другой убил вашего сына, – заключила она.
– Да.
– Не вы?
– Нет.
– Сейчас вы сказали правду, да? Именно так все и было? Все дело в том, что вы обманывали? Вы виноваты в обмане, но не в убийстве? Возможно… Вы его не убивали? – снова спросила она.
– Нет.
– Но мы уже обсудили, что все улики свидетельствуют против вас. А вы все отрицаете.
– Нет, я этого не делала, – прошептала я. – Это была не я.
Она вздохнула:
– Я хочу верить вам, но вы все усложняете. Однажды вы солгали полиции. Лгали мужу. Как я могу быть уверена, что сейчас вы говорите правду.
– Потому что сейчас у меня нет выбора. Я была нерадивой, плохой матерью. Да, да. Я не отрицаю этого. За это я должна ответить. За это меня надо сжечь заживо. Но я не убивала своего сына.
Она долго и пристально вглядывалась в меня, не говоря ни слова. Просто смотрела.
Я выглядела безутешной, почти потерявшей рассудок. Я подумала, что сейчас даю лучшее представление в своей жизни. Но разве они когда-то были неудачными? Однако с Кристофером я перестаралась. Довела его до нервного срыва.
Детектив Бергстром кивнула и вышла из комнаты. Вернулась с картой Сигтуны.
– Покажите, где вы бегали. Где вы находились и где его нашли.
Я посмотрела на карту:
– Я плохо разбираюсь в таких вещах.
– И все же попытайтесь, – сказала она.
– В этом направлении от нашего дома. Приблизительно здесь. По-моему, здесь стоит хижина. Она заколочена, – я сделала ручкой отметку на карте.
– В котором часу вы вышли из дому? Когда вы вернулись к Конору? Да, еще, – добавила она, – может быть, вас кто-то видел? Вы с кем-то разговаривали? Возможно, кто-то заметил что-нибудь необычное?
– Нет, никого не было, – я покачала головой.
Она открыла папку. Просмотрела несколько страниц.
– Вероятно, это нам поможет, – сказала она. – Мы установили время смерти. Появилась хоть какая-то зацепка. Если мы сможем доказать, что вы находились достаточно далеко от него в это время, у вас появится шанс. Но, может быть, вы вспомните еще что-нибудь полезное?
Она щелкнула пальцами:
– У вас есть какой-нибудь прибор для измерения расстояния при беге или монитор сердечного ритма?
Я отрицательно мотнула головой.
– Может, телефон? Там есть приложение, использующее джи-пи-эс, чтобы фиксировать пройденное расстояние?
– Не знаю, – ответила я, – он при мне.
– Хорошо, – сказала она, – мы проверим.
Она подняла голову и посмотрела на меня:
– У нас мало шансов на успех. Я в трудной ситуации и многим рискую. Понимаете?
Я кивнула.
Она очень добра ко мне. Проявляет милосердие. Она поверила в мою историю. Увидела во мне разбитую горем мать, несчастную одинокую женщину, которая проявляла жестокость из-за безысходности и отчаяния. Это неправильно. Я не заслуживаю ни прощения, ни понимания. А все же могу избежать наказания.
Но кто все-таки мог лишить жизни ребенка?
Я. Единственный ответ – я.
– Мерри, – сказала она, – вам не следует больше лгать. Вы меня слышите? В противном случае я сделаю все возможное, чтобы вытянуть из вас всю правду. И я больше не буду доброй. Обещаю, вам придется несладко.
Фрэнк
Я начинаю уставать от наших с Карлом ночных свиданий в его холодном и пыльном сарае. Он, как обычно, мощными и резкими толчками движется внутри меня, но сегодня вечером он немного рассеян. Я уже хорошо его знаю. Он не остановится, пока не завершит дело до конца.
Сейчас мне обидно и неприятно. Первое наше свидание мне было действительно необходимо, и оно выполнило свою задачу. Однако теперь все это стало очень утомительным.
– Да, да, – кричу я, чтобы ускорить процесс. Надавливаю пальцем там, где ему нравится, прижимаюсь грудью к его лицу и двигаюсь так, чтобы ему было удобнее.
Пытаюсь представить Мерри в тюрьме. Преступница, которая наказана за свои злодеяния. Никогда не знаешь, какие сюрпризы тебе преподнесет жизнь и в какие уголки она тебя занесет. Прошлым вечером Сэм облапал меня своими окровавленными руками и обдал перегаром. Раньше я не замечала, какой он все-таки неотесанный мужлан. Грубый, самоуверенный, пошлый. Я привыкла к более утонченным манерам.
О чем я думала? Да, я иногда ошибаюсь в людях. В последнее время я перенесла слишком много душевных травм, которые оставили глубокие шрамы на моем сердце. Иногда, когда по ночам меня мучает бессонница, я захожу в комнату Конора, вдыхаю запах его одеял, провожу пальцем там, где он когда-то лежал.
Чувствую, как острая боль пронзает мое сердце и терзает мою душу.
* * *
Однажды Сэм пришел домой поздно ночью. Я убаюкивала Конора, сидя в старом кресле в детской.
– О, тетушка Фрэнк, – прошептал Сэм. – Фея-крестная.
Я улыбнулась, мне тогда понравились его слова. Но сейчас я могу думать только о ведьмах-крестных, которые наводят порчу и посылают проклятия. Те, которые погружают детей в столетний сон или заставляют их навсегда исчезнуть.
Карл схватил меня за горло, потянул к себе, крепко сжал. У меня болят бедра, но я не смею останавливаться: «О да, да, да». Наконец он сделал последний толчок, на этот раз глубоко войдя в мою плоть.
– Все в порядке, – солгала я. – Я принимаю противозачаточные таблетки.
– Несколько дней назад у Эльзы случился очередной выкидыш, – вздохнул он. – Она просто обезумела от горя.
Я едва сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину.
Он застегнул брюки на змейку и оставил меня лежать на холодном цементном полу.
Мерри
– Мерри, Мерри, вы меня слышите?
Мне хотелось закрыть глаза. Исчезнуть, постепенно раствориться в воздухе – клеточка за клеточкой, провалиться в никуда и предаться забвению.
Меня раньше пару раз посещали подобные мысли, когда я жила в Нью-Йорке. Хотелось просто лечь посреди дороги или на рельсы в метро, закрыть глаза и положиться на волю судьбы. Свист. Визг тормозов. Удар. Капитуляция. Не смерть и не самоубийство. Просто отказ от дальнейшей изнуряющей борьбы за то, чтобы оставаться живой.
Я подняла голову и попыталась сконцентрироваться.
– Мерри?
Меня звала детектив Бергстром, как всегда элегантная и ухоженная. Волосы коротко подстрижены и окрашены в агрессивный платиновый блонд. Сколько времени я уже здесь? Она жевала жвачку. Я чувствовала мятный запах. Должно быть, из ее рта шел неприятный запах. Я сложила руки лодочкой, чтобы проверить свой собственный. Отвратительный.
– Мерри, – сказала она. – Мы снимаем с вас все обвинения.
– Что?
– Вы свободны, – сказала она.
– Не понимаю.
– Мы смогли найти свидетеля. Он подтвердил ваш рассказ.
– Но как? Там никого не было. Я никого не видела.
– Был, – сказала она. – Вы упомянули хижину. Мы нашли владельца и расспросили его. Оказывается, у него есть сын – подросток, который решил использовать хижину для свидания со своей подругой. Как раз в день смерти Конора. У него было немного травки и бутылка спиртного, которую он украл из отцовского бара. Поэтому, как вы понимаете, он не хотел светиться. Но он видел, что произошло. По крайней мере достаточно, чтобы вытащить вас отсюда.
