– Я просто пытаюсь тебя отвлечь, – как можно мягче объяснил я. – Поверь, лучше тебе на время забыть про теперешнюю загадку. Подобные бесполезные обсуждения только издергают тебя, да и меня тоже. Надо лечь в постель и постараться как следует выспаться, дорогой друг. Прошу тебя отдохнуть и ни о чем не думать. Утром мы узнаем больше.
Наконец я уговорил его лечь в свободной спальне, хотя было видно, что он по-прежнему на взводе. В ту ночь я и сам не мог отдаться объятиям Морфея. Мои попытки показать Фелпсу, что другие пережили обстоятельства такие же трудные, как и его, только разбередили мои немногочисленные воспоминания о Майванде и о лихорадке.
Левое плечо ныло; мне казалось, я вдыхаю наполненный пылью воздух Афганистана в разгар июля. Теперь стоял тот же месяц, но девять лет спустя. Фелпс провел в бреду девять недель. Женщина носит ребенка девять месяцев, прежде чем он рождается вполне сформировавшимся. На мгновение передо мной мелькнули фрагменты событий в Майванде, которые я раньше не помнил: лица раненых, просящих меня о помощи; неожиданная острая боль в плече; тряская поездка на вьючной лошади, которую вел преданный мне Мюррей; дни и ночи, когда я лежал пластом в бреду в каком-то временном лазарете и мне казалось, будто меня и моих товарищей на соседних койках обвивают ядовитые змеи.
Я знал, что совершил тяжелейший переход до Синджини, где после блокады Кандагара в конце августа пустили новую железную дорогу, но ничего об этом не помнил. Мои воспоминания о путешествии на поезде из Синджини до индийского Пешавара были более полными, хоть и малоприятными, особенно с точки зрения скудных санитарных удобств. Я, конечно, помнил повторную лихорадку по прибытии в Пешавар, где во всех напитках присутствовал горький вкус хинина.
Впервые с момента получения письма Фелпса я пожалел, что вмешался в дело об украденном договоре. И впервые со времени знакомства с Холмсом начал задумываться, не лучше ли доктору среднего возраста находиться дома со своей женой, чем нянчиться с неврастеничными приятелями, попавшими в переплет, и оживлять в памяти старые, давно минувшие и столь же давно забытые кампании.
Глава восемнадцатая
Третий мужчина
В огромной шумной столице с четырьмя миллионами жителей можно провести много лет, ни разу не пересекая некоторые улицы. В первый раз приближаясь к Бейкер-стрит, я не могла избавиться от ощущения, что ступаю на чужую территорию, которая однако прекрасно мне знакома. Даже присутствие в экипаже Годфри не могло меня успокоить.
Крепкие копыта нашей лошади цокали по мостовой; звук множился и походил на топот десятка скакунов. Окружающая атмосфера была пропитана смешанными запахами конского пота и жаркого летнего марева. Салон четырехколесного кэба, витрины магазинов и вывески, проплывающие за окнами, звуки и ароматы были знакомыми и привычными, как чашка чаю. И все же…
Бейкер-стрит.
Это название было неразрывно связано с главным событием в моей жизни – случайной встречей с Ирен Адлер около кондитерской «Уилсонз» в далеком 1881 году. Пусть тогда я была бездомной, голодной, безработной и одинокой. Возможно, бедственное положение только обострило мои чувства, потому что каждая деталь следующих двадцати четырех часов запечатлелась у меня в голове с невероятной четкостью. И главной в этой картине была Ирен во всем ее поражающем энергией великолепии – которое, как вскоре выяснилось, являлось лишь искусной имитацией, потому что она была не намного богаче меня. Но тогда она показалась мне величественной богиней, городской Титанией[42], спустившейся к ребенку, потерявшемуся в лесу большого города.
Как завороженная, я последовала за ней в мир страшных людей (достаточно вспомнить трагическую личность Джефферсона Хоупа, пр́оклятого убийцы и мстителя, который правил кэбом во время первой нашей с Ирен удивительной поездки) и предательства, сокрытого в невинных символах (взять хотя бы простое обручальное кольцо, единственный сувенир, оставшийся нам на память о том эпизоде).
Так я познала сумерки зловещего Лондона и очутилась в скромной, но эксцентричной квартирке, арендованной примадонной на Сеффрен-Хилл, в итальянском квартале, где воздух пропитался музыкальными ариями и пряными ароматами колбас. Я помню тот вечер и Ирен, подогревающую краденые булочки на решетке камина, ее красный шелковый восточный халат и бутылку вина, с легкостью открытую моей новой подругой.
Помню свое смущение, неловкость и неожиданную откровенность из-за вина, к которому я не привыкла. Помню облегчение оттого, что я попала в уверенные, пусть и несколько богемные руки хозяйки. А позже – колонку в газете, где сообщалось о смерти Джефферсона Хоупа. И стоял адрес: Бейкер-стрит, 221-б. Бейкер-стрит, где обитал детектив-любитель мистер Шерлок Холмс и куда всего за несколько дней до кончины мистер Хоуп послал приятеля, чтобы забрать несчастное обручальное кольцо именно у доктора Уотсона…
Итак, Бейкер-стрит. При первом же ее упоминании изменилась вся моя судьба, а также жизнь Ирен, а позже и Годфри. Мы все трое были безнадежно связаны с этим простым адресом и с человеком, живущим там. И теперь я здесь и могу все увидеть своими глазами.
Я улыбнулась, потому что Годфри глядел из окна экипажа с тем же напряжением, какое я всегда наблюдала у Ирен в процессе расследования. Казалось, он одержим непризнаваемым им самим любопытством по отношению к человеку, который вновь и вновь бросал вызов Ирен.
Сама Бейкер-стрит была обычным местом – ряд функциональных фасадов четырехэтажных зданий эпохи Георга; часть первых этажей на уровне улицы были заняты магазинами, другие служили входом в конторы или жилые помещения. Решетки чугунного литья закрывали фронтоны, ограждая двери и нижние окна, а также входы в лавочки, находящиеся в подвалах.
– Вон там! – немного напряженно сказал Годфри. Он нетерпеливо постучал тростью в потолок, давая понять кучеру, что пора остановиться. – Я хочу подойти ближе пешком.
Мы выбрались на мостовую, которую поддерживали в хорошем состоянии, и я с благодарностью взяла Годфри под руку. По определенным причинам я нуждалась в моральной поддержке. Мы влились в поток торопящихся прохожих. Латунные номера и буквы кинжалами врезались в мой мозг. Два. Два. Один. Б.
– Вот этот дом, – произнес Годфри, без необходимости понизив голос.
Мы прошли мимо абсолютно непримечательного входа: нас приветствовали две каменные ступени вверх, изящное крыльцо между литыми перилами и фонарь над дверью.
Всего через мгновение мы уже прошли мимо.
– Ну вот, – выдохнула я.
– Обычный адрес, – сказал Годфри.
– Не могу не согласиться. Что будем делать дальше?
Впервые на моей памяти адвокат выглядел неуверенно. Он осмотрел улицу впереди и у нас за спиной, а потом кивнул на заведение через дорогу:
– Вон чайная, Нелл. Мы вполне можем устроиться там и выпить чего-нибудь освежающего, а сами при этом будем следить за квартирой по адресу, который нас интересует.
– Пожалуй, от чая я бы не отказалась, – призналась я, – но будет ли нам хорошо видно?
– Вполне, – заверил он, ведя меня через улицу и стараясь, чтобы нас не задел проезжающий экипаж и чтобы мы не ступили в неизбежные отходы лошадиных двигателей.
Мы обосновались в чайной, где Годфри попросил, а вернее потребовал, столик у окна – у мужчин есть свои методы. В результате мы получили приличный вид на спешащие фигуры, мелькающие трости, крупы лошадей и, когда позволял проезжающий транспорт, на вход в квартиру дома 221-б по Бейкер-стрит.
В первый час наблюдений никто не входил и не выходил из квартиры, за которой мы следили. Наконец Годфри заявил, что ему необходимо срочно посетить портных на Риджент-стрит, поэтому следующие два часа я занимала место у окна в одиночестве, прилежно отмечая всех посетителей квартиры дома 221-б.
Сразу после ухода Годфри из квартиры вышла седая старая леди в фиолетовой, вышедшей из моды накидке и соломенной шляпе, крепко завязанной под широким подбородком. Памятуя, что тот господин однажды уже обманул нас обликом пожилого священника, я поставила слабый знак вопроса после описания старушки. Ирен меня предупреждала, что нельзя упускать ни единой мелочи, раз уж у нас в противниках личность такого калибра, как Шерлок Холмс.
Через двадцать минут прошел грубоватого вида мальчишка в твидовой кепке на несколько размеров больше, чем необходимо. Он позвонил в колокольчик, но без всякого результата, из чего я сделала вывод, что старая леди была домоправительницей, которая вышла по своим ежедневным делам. Парень переминался с ноги на ногу, вертел туда-сюда кепку и вообще нервничал, пока не стало очевидным, что он не получит ответа. Тогда он немного отошел от парадной двери, воровато оглянулся по сторонам, а затем натянул козырек кепки и, отклонившись назад, достал что-то из кармана и бросил в окно эркера на втором этаже.
