– Никакого другого места нет. Я единственный, кто знает этот метод.
– Ты должен был оставить записи.
Соколов покачал головой:
– Я все держу у себя в голове.
– У меня больше нет времени, чтобы добиваться твоего сотрудничества. И без тебя дел невпроворот. Решай!
Над головой медленно вращался вентилятор с железными лопастями, с трудом шевеля душный воздух лаборатории. На лице геохимика отразилось отчаяние. Он кивнул.
– Держите мальчишку под рукой, – распорядился Тан по телефону. – Возможно, я перезвоню через несколько минут.
Завершив разговор, он стал ждать, когда Соколов заговорит.
– Если образец на столе содержит маркер, – наконец сказал ученый, – это станет доказательством того, что нефть имеет абиогенное происхождение.
– Какой маркер?
– Адамантины.
Тан еще никогда не слышал этот термин.
– Размером меньше длины волны видимого света, – продолжал Соколов. – Крошечные алмазные крупинки, которые находятся в нефти, образовавшейся глубоко под земной корой под воздействием высокой температуры и высокого давления. Миллиона таких частиц с трудом хватит, чтобы покрыть булавочную головку. Однако я их обнаружил – и дал им наименование. Адамантины. От греческого «адамант», что значит «алмаз».
Уловив в голосе ученого гордость, Тан пропустил ее мимо ушей и спросил:
– Как ты их обнаружил?
– При нагревании нефти до четырехсот пятидесяти градусов по Цельсию испаряются все химические вещества, входящие в ее состав. Остаются только адамантины, которые видны при рентгеноскопии.
Тан по достоинству оценил нетрадиционный подход.
– Они имеют форму палочек, дисков и даже спиралей, их никогда не бывает в биогенной нефти, – продолжал русский. – Алмазы могут образовываться только глубоко в мантии. Их присутствие является убедительным доказательством абиогенного происхождения нефти.
– А почему ты думаешь, что это земля производит нефть?
– Вот здесь, в этой самой лаборатории, я нагревал мрамор, окись железа и воду до полутора тысяч градусов по Цельсию при давлении, в пятьдесят тысяч раз превышающем атмосферное, воспроизводя условия, существующие в ста милях под землей. И каждый раз у меня получались метан и октан.
Тан сразу осознал значение этого эксперимента. Метан является основной составляющей природного газа, а молекулярный углеводород октан в большом количестве содержится в сырой нефти. Если оба эти вещества можно получить в лаборатории, они могут образовываться естественным путем, вместе с нефтью.
– Русским это известно, ведь так? – спросил Тан.
– Руководствуясь этой теорией, я лично обнаружил восемьдесят месторождений в Каспийском море. Кое-кто до сих пор сомневается в ней, но в целом мои бывшие соотечественники убеждены в том, что нефть имеет абиогенное происхождение.
– Однако доказательств у них нет.
Соколов покачал головой:
– Я покинул Россию до того, как обнаружил адамантины. Это открытие мы с Чжао совершили здесь.
– То есть русские работают, опираясь на недоказанную теорию?
– Вот почему они предпочитают громко не говорить об этом.
«И вот почему, – подумал Тан, – работы Соколова их так интересуют». Несомненно, они хотят вернуть ученого на родину. Быть может, даже заставить умолкнуть навеки. Слава богу, Виктор Томас держал его в курсе относительно каждого шага русских. Но, ни словом не обмолвившись об этой интриге, Тан спросил:
– И вот почему русские так усиленно поддерживают миф о конечности запасов нефти?
– Зная о том, что нефть неиссякаема, они со смехом смотрят на то, как весь мир платит за нее бешеные деньги.
– Но при этом русские действуют осторожно, так как у них нет доказательств справедливости их теории.
– Что совершенно понятно. У них нет того, что есть у вас. Достоверный образец из месторождения, где нефть качали еще в глубокой древности. Такой образец может быть только в Китае. – Голос ученого наполнился отвращением. – Это единственное место на земле, где человек добывал нефть две тысячи лет назад.
У Тана в груди шевельнулась гордость за свою родину.
Соколов указал на стол:
– Если в этом образце присутствуют адамантины, значит, нефть является абиогенной. И для сравнения нужен только другой образец нефти, добытой из того же месторождения, но только много столетий назад. Для доказательства теории второй образец должен быть биогенным, не содержащим адамантинов.
Тан оценил простоту уравнения. Биотическая нефть, выкачанная через скважину, сменилась абиогенной нефтью. И месторождение в Ганьсу, вероятно, единственное место на земле, где возможно провести такое сравнение. Все дошедшие до нашего времени исторические хроники свидетельствуют о том, что первые старатели бурили скважины две тысячи лет назад исключительно неподалеку от той шахты в Ганьсу. Любая нефть, сохранившаяся с тех времен, обязательно должна быть именно из этого месторождения.
И теперь нужен только достоверный образец этой нефти.
– Вы сказали, что светильник пропал, – сказал Соколов. – Вместе с нефтью. Так где же мы достанем образец для сравнения?
– Не беспокойтесь, товарищ Соколов. Я уже распорядился обеспечить такой образец, и скоро вы его получите.
Пекин
Линь Йон понимал, что председатель Госсовета изъясняется столь уклончиво умышленно, для того чтобы постоянно держать слушателя в напряжении. В прошлом их всегда разделял письменный стол, на который ложились отчеты о следствиях, вызывавшие лишь мимолетный интерес и немногословные замечания. Но этот разговор был другим.
– Я помню время, – продолжал старик, – когда на окнах всех автобусов были наклеены плакаты с изречениями и фотографиями Мао. То же самое с витринами магазинов. По радио транслировались только революционная музыка, изречения Мао и официальные известия. В кинотеатрах показывали, как Мао приветствует красную гвардию. Даже оперы и балеты были на революционную тематику. Все мы постоянно носили с собой книгу цитат Великого Кормчего, потому что в любой момент каждого могли попросить прочитать отрывок.
Тихий голос председателя Госсовета был проникнут скорбью, словно воспоминания причиняли ему горькую боль.
– «Служить народу». Вот к чему призывал Мао. На самом же деле все служили ему. И это здание доказывает то, что мы по-прежнему ему служим.
Линь начинал понимать, зачем они здесь.
– Нашей слабостью является гегемония, – продолжал председатель Госсовета. – Это внутреннее нежелание работать заодно с какой-либо иностранной державой, даже если это не таит никакой угрозы. Гегемония – это естественное проявление нашего тоталитаризма, точно так же, как мирные взаимоотношения являются проявлением демократии. Мы всегда считали себя географическим и геополитическим центром мира. На протяжении столетий и особенно после сорок девятого года единственной целью нашей внешней политики было господство над нашими соседями, а впоследствии и над всем миром.
– Но это же абсолютно выходит за рамки наших возможностей.
– Нам с вами это известно, но знает ли это остальной мир? Я хорошо помню, как в семьдесят первом году к нам приезжал Киссинджер с тайной миссией заложить основы для возобновления контакта между Соединенными Штатами и Китаем. Постоянное использование слова «гегемония» ставило в тупик американских переводчиков. Они не могли точно передать его значение. Эта концепция была им неизвестна. – Председатель Госсовета указал на саркофаг. – Тогда Мао сказал: «Китай встал». Он говорил всему миру, что ни один посторонний больше не будет повелевать нами. Боюсь, однако, что никто его не слушал.
– На нас испокон веков не обращали внимание, – сказал Линь. – Нас считали отсталыми, дремучими. Хуже того, диктатурой, подавляющей любое инакомыслие.
– В чем мы сами виноваты. Мы ничего не сделали, чтобы исправить такое представление о себе. Казалось, мы наслаждались тем, что предстаем перед всем миром в дурном свете.
Линь был озадачен.
– Почему вы настроены столь цинично?
– Я просто говорю правду – которая, подозреваю, тебе и так хорошо известна. Демократия является заклятым врагом гегемонии. Распределение власти среди избранных должностных лиц, вместо того чтобы сосредоточить ее в руках правителя, дать народу силу, вместо того чтобы его подавлять, – эти концепции выходят за рамки нашего понимания.
– Но так больше не может продолжаться.
– Я вспоминаю пятидесятые, когда Мао был в зените своего могущества. Рисовались карты, на которых наши границы отодвигались далеко на север, юг и запад, к нам присоединялись земли, которые нам не принадлежали. Эти карты раздавались государственным служащим, чтобы побудить их мыслить грандиозными масштабами. И это приносило свои плоды. Мы вмешались в войну в Корее, вторглись в Тибет, бомбардировали острова Цзиньмэнь,[9] воевали с Индией и помогали Вьетнаму, и всё с намерением установить господство над этими странами. – Старик помолчал. – Сейчас под нашим контролем остается только Тибет, да и то наша власть там хрупкая, держится исключительно на силе.
