– Ладно, пришло время изменить подход. Идет ли речь о худшем преступлении, чем выстрел в голову Брубейкера? – спросил я.
Он молчал.
– Вы ездили в Вашингтон, округ Колумбия, и изнасиловали десятилетних внучек президента?
– Нет, – ответил он.
– Я кое-что вам скажу, – продолжал я. – Пожалуй, там, где вы служите, только такое преступление будет более страшным, чем прикончить Брубейкера.
Он молчал.
– Расскажите мне.
– Это частное дело, – сказал Трифонов.
– Какого рода частное дело?
Он не ответил. Саммер вздохнула и отошла от карты. Она начала понимать, что Трифонов не был в Колумбии, Южная Каролина. Она посмотрела на меня, вопросительно приподняв брови. Трифонов продолжал ерзать на стуле. Его наручники звякали, касаясь ножек стула.
– Что со мной будет? – спросил он.
– Это зависит от того, что вы совершили, – ответил я.
– Я получил письмо, – признался он.
– Получать письма – не преступление, – сообщил я.
– От друга моего друга.
– Расскажите мне о письме.
– В Софии есть один человек, – сказал он.
Трифонов сидел, наклонившись вперед, его наручники были прикованы к ножкам стула, и он рассказывал нам историю письма. Он так все излагал, что мне стало очевидно: он считает эти проблемы исключительно болгарскими. Но он ошибался. Такую же историю мог бы рассказать любой из нас.
В Софии жил человек. У него была сестра. Сестра стала неплохой гимнасткой и сбежала во время поездки в Канаду, а потом осела в Соединенных Штатах, вышла замуж за американца. Получила американское гражданство. Муж оказался дурным человеком. Сестра писала о нем брату в Болгарию длинные печальные письма. Ее избивали, насиловали, не выпускали из дома. Жизнь сестры превратилась в ад. Коммунистические цензоры пропускали ее письма, поскольку их устраивало все, что выставляло Америку в плохом свете.
У брата в Софии был друг, знакомый с диссидентскими кругами. У этого друга имелся адрес Трифонова в Форт-Бэрде, Южная Каролина. Перед тем как сбежать в Турцию, Трифонов поддерживал контакты с диссидентами. Его друг передал письмо от человека из Софии парню, который доставлял детали каких-то станков в Австрию. Из Австрии тот сумел отправить письмо Трифонову. Оно пришло в Форт-Бэрд. Трифонов получил его рано утром 2 января. На конверте значилось его имя, написанное прописными буквами на кириллице, и было приклеено множество марок.
Трифонов прочитал письмо в одиночестве у себя в комнате. Он знал, чего от него ждут. Время, расстояния и дружба спрессовались под влиянием любви к болгарам, и ему вдруг стало казаться, что речь идет о его собственной сестре, которую обижают. Женщина жила рядом с местом под названием Кейп-Фир[24], что, по мнению Трифонова, вполне соответствовало ситуации, в которой эта женщина оказалась. Он зашел в офис какой-то компании и по карте нашел нужное место.
В следующий раз у него появилось свободное время только вечером 4 января. Он придумал план и выучил речь, суть которой сводилась к тому, что не стоит обижать болгарских женщин, имеющих рядом друзей.
– У вас осталось письмо? – спросил я.
Он кивнул:
– Но вы не сумеете его прочитать. Оно на болгарском языке.
– Как вы были одеты в тот день?
– В гражданскую одежду. Я не глуп.
– Какого рода гражданскую одежду?
– Кожаная куртка. Синие джинсы. Рубашка. Все американское. Другой гражданской одежды у меня нет.
– Что вы сделали с тем парнем?
Он покачал головой. Нет, он не будет отвечать.
– Ладно, – сказал я. – Поехали в Кейп-Фир.
Оставив Трифонова в наручниках, мы посадили его обратно в «Хаммер». За руль вновь уселась Саммер. Кейп-Фир находится на Атлантическом побережье, к юго-востоку от нас, примерно в сотне миль. В «Хаммере» поездка получилась утомительной. Наверное, в «Корвете» ехать было бы приятнее. Впрочем, я никогда не ездил в «Корвете». И не знал никого, у кого такой автомобиль имелся.
В Кейп-Фире я тоже никогда не бывал. Одно из множества мест в Америке, где я никогда не бывал. Однако я видел фильм[25]. Не помню, где именно. Может быть, в душной палатке. Черно-белый фильм с Грегори Пеком, который что-то не поделил с Робертом Митчумом. Неплохой фильм, насколько я помню, но он вызывал у меня раздражение. Зрители постоянно отпускали язвительные замечания и улюлюкали. Роберта Митчума надо было укокошить в первые же пятнадцать минут. Солдатам было совсем неинтересно целых девяносто минут смотреть на гражданских, которые трясутся от страха.
К тому моменту, как мы добрались до цели своего путешествия, совсем стемнело. Мы миновали знак перед въездом в Уилмингтон, где сообщалось, что это имеющий историческое значение живописный старый портовый город, но нам пришлось свернуть налево, следуя указаниям Трифонова. Мы ехали в темноте по каким-то болотам, а затем покатили в сторону города, носившего название Саутпорт.
– Кейп-Фир рядом с Саутпортом, – сказала Саммер. – Это остров в океане. Кажется, там есть мост.
Однако мы остановились, не доехав до побережья. Мы даже не добрались до самого Саутпорта. Трифонов остановил нас, когда мы проезжали мимо трейлерной стоянки. Это была большая прямоугольная площадка осушенной земли. Как будто кто-то осушил часть болота, чтобы создать озеро, и получилась территория размером с два футбольных поля. Площадку окружали дренажные канавы. Сюда даже дотянули столбы электропередачи. На стоянке находилось около сотни трейлеров. В свете наших фар было видно, что некоторые из них представляют собой причудливые сооружения двойного размера с дополнительными пристройками и маленькими садиками, окруженные оградой. Некоторые были самыми обычными и довольно потрепанными. А два или три были сброшены со своих оснований и покинуты владельцами. Мы находились в десяти милях от океанского побережья, а океанские шторма захватывают большие куски суши.
– Вот здесь нужно свернуть направо, – сказал Трифонов.
Мы оказались на центральной дороге, от которой отходили более узкие дорожки. Трифонов объяснял нам, куда следует сворачивать, пока мы не преодолели весь лабиринт и не остановились возле видавшего лучшие времена трейлера цвета зеленого лайма. Краска облупилась, а крыша из толя потеряла прежнюю форму. Однако из трубы шел дым, а за окнами виднелся голубоватый свет телевизора.
– Ее зовут Елена, – сказал Трифонов.
Мы оставили его в «Хаммере». Я постучал в дверь, и она почти сразу распахнулась. Открывшая нам женщина идеально подходила под определение «избитая». Она была в жутком состоянии. Старые пожелтевшие синяки вокруг глаз и на челюсти, нос сломан. Она стояла так, что было видно: все тело у нее до сих пор болит, возможно, даже ребра сломаны. На ней был тонкий домашний халатик и мужские туфли. Однако она недавно принимала душ, и ее волосы были аккуратно причесаны. В ее глазах я увидел свет. Может быть, гордость или удовлетворение тем, что ей удалось выжить. Она с беспокойством посмотрела на нас. Бедность, боль и чужая страна – все это давило на нее.
– Чем я могу вам помочь? – спросила она.
У нее был такой же акцент, как у Трифонова, но не столь ярко выраженный и гораздо более привлекательный.
– Нам нужно с вами поговорить, – мягко сказала Саммер.
– О чем?
– О том, что сделал для вас Слави Трифонов, – сказал я.
– Он ничего не сделал, – возразила она.
– Но вам известно его имя.
Она немного подумала и сказала:
– Пожалуйста, заходите.
Наверное, я ожидал увидеть разгром. Пустые бутылки на полу, полные пепельницы, грязь и беспорядок. Но в трейлере было чисто, здесь царил безупречный порядок. Все стояло на своих местах. Пожалуй, немного холодно, но в остальном весьма симпатично. Елена была в трейлере одна.
– Вашего мужа нет? – спросил я.
Она покачала головой.
– Где он?
Она не ответила.
– Полагаю, он в больнице, – сказала Саммер. – Я не ошиблась?
Елена молча посмотрела на нее.
– Мистер Трифонов помог вам, – сказал я. – А теперь в помощи нуждается он сам.
Она молчала.
– Если его не было здесь, значит, он совершил преступление в другом месте. Такова ситуация. Поэтому вы должны нам все рассказать.
Она не отвечала.
– Это очень, очень важно, – настаивал я.
– А если все плохо в любом случае? – спросила она.
– Эти две вещи невозможно сравнивать, – сказал я. – Поверьте мне. Ни при каких обстоятельствах. Поэтому просто расскажите, что произошло. Хорошо?
Она не стала отвечать сразу. Я прошел внутрь трейлера. Телевизор был включен на канал Пи-би-эс, но Елена приглушила звук. Пахло моющими средствами. Ее муж исчез, и она начала новую жизнь с генеральной уборки и образовательной телевизионной программы.
– Я не знаю, что именно произошло, – наконец заговорила она. – Мистер Трифонов пришел и увел моего мужа с собой.
– Когда?
– Позапрошлым вечером, в полночь. Он сказал, что получил письмо от моего брата из Софии.
