– Сегодня утром похоронили Тейтову старуху.
– Знаю.
– Шеф послал туда двух фотографов. Очень недурственное освещение похорон. Он единственный, кто на прошлой неделе послал только одного фотографа на международные лодочные гонки.
Банзен закурил сигару, и Квиллер пошире открыл окно.
– Ты еще не переехал к этой шишке с «Виллы Веранда»?
– Переезжаю сегодня, ближе к вечеру. А потом обедаю с ассистенткой миссис Мидди.
– Надеюсь, у нее есть рекомендации и два года колледжа.
– Она хороша собой. К тому же умна!
– С умными держи ухо востро, – предостерег его фотограф. – Простушки-то куда безопаснее.
Позже, во второй половине дня, Квиллер пришел домой, набил одеждой коробки и вызвал такси. И приступил к упихиванию кота в картонку из-под рыбных консервов с вентиляционными дырочками в боках.
У Коко вдруг оказалось семнадцать лап, которые сопротивлялись и царапались все враз, а устные его протесты еще и усугубляли суматоху.
– Понимаю! Понимаю! – перекрикивал его вопли Квиллер. – Но это лучшее, что я могу тебе предложить!
Когда семнадцать лап, девять пар ушей и три хвоста были упрятаны, а крышка захлопнута и перевязана, Коко, почувствовав себя в безопасности, наконец успокоился. Единственным признаком жизни стал глаз, поблескивавший сквозь одну из дырочек.
Во время краткой поездки к «Вилле Веранда» такси один раз вильнуло, чтобы избежать столкновения с автобусом, и с заднего сиденья донесся непристойный визг.
– Господи! – тормозя, крикнул шофер. – Нужна помощь?
– Это всего-навсего мой кот. У меня в одной коробке – кот.
– А мне почудилось – я пешехода сшиб. Что у вас за кот? Рысь?
– Сиамец. А они склонны к бурному проявлению чувств.
– А, да. Я таких видел по телевизору. Отвратные тварюги.
У Квиллера покривились усы. Он никогда не манкировал благодарностью, но на сей раз не забыл дать шоферу меньшие, чем обычно, чаевые.
В лифте на «Вилле Веранда» Коко исторгал душераздирающие вопли, но онемел, едва был выпущен из коробки в нойтоновской квартире. Какое-то мгновение он стоял, балансируя на трех ногах, приподняв переднюю лапу, и квартира наполнилась бездыханным, прислушивающимся котовым молчанием. Затем голова его заходила туда-сюда, словно он пытался уловить характерные особенности комнаты. Осторожно пересек глянцевитый паркет. Обнюхал край толстенного ковра и протянул было к нему лапу, но тут же отдернул. Обследовал носом угол одного из диванов, проверил кайму драпировки, возле стола заглянул в корзину для бумаг.
Квиллер показал Коко новое местопребывание тазика с песком и выдал старую игрушечную мышь.
– А подушечка твоя – на холодильнике, – сообщил он коту. – Будь как дома.
Раздался незнакомый звонок, и Коко в тревоге подпрыгнул.
– Это просто телефон, – объяснил Квиллер, поднимая трубку и важно усаживаясь за красивый, обтянутый кожей стол.
Из аппарата донесся голос, старательно выговаривавший английские слова:
– Я имею трансатлантический вызов для мистера Джеймса Квиллера.
– У телефона.
– Копенгаген вызывает.
Затем послышался возбужденный голос Гарри Нойтона:
– Как вам это нравится? Я уже в Копенгагене! Как там у вас? Вы въехали? Устроились?
– Только что обосновался. Как долетели?
– К востоку от Ганди немного штормило, но в целом полет был недурной. Не пересылайте никакой почты, пока я не распоряжусь. Буду держать с вами связь. И на днях я раздобуду хорошенький куш для «Дневного прибоя».
– Сенсация?
– Нечто фантастическое! Пока об этом молчок… Но вот зачем я звоню: вы любите бейсбол? Есть два билета на благотворительную игру – они прикреплены к моему настольному календарю. Просто стыдно вышвыривать их в мусор – особенно по тридцать-то баксов за швырок.
– В воскресенье я, вероятно, буду работать.
– Тогда отдайте их своим дружкам по газете.
– Как вам нравится Копенгаген?
– С виду очень чистенький, опрятный. Уйма велосипедов.
– А скоро прорежутся ваши новости?
– Будем надеяться, в течение недели, – ответил Нойтон. – А когда прорежутся, первым на них набросится «Прибой»!
Повесив трубку, Квиллер поискал нойтоновский календарь. Нашел его в ящике стола – большую кожаную книжку, где с одной стороны помещался дневник, а с другой – телефонный справочник. Бейсбольные билеты были прикреплены к «26 сентября» – места прямо позади скамеек для запасных, – и Квиллер задался вопросом, следует ли ими воспользоваться или кому-нибудь отдать. Он мог бы пригласить Элкокови Райт, удрав из офиса в воскресенье в полдень…
– Коко! – рявкнул он. – Пошел прочь от этой книжки!
Кот бесшумно поднялся на стол и запустил когти в телефонный указатель. Он пытался начать игру. У Квиллера дрогнули усы. Он не смог устоять и открыл книжку на странице, избранной Коко.
На ней он нашел телефонные номера доктора Томаса и широко известной адвокатской конторы Тихэндла, Барриса, Хенсблау, Мауса и Кастла.
– Поздравляю! – сказал Квиллер коту. – Ты загнал в угол Мауса[17]!
Значились там и Теппингтон, биржевой брокер, и телефон «Толедо», самого дорогого в городе ресторана. А в конце списка стояло имя Тейта. Не Джорджа Тейта или Вернига Тейта, а Сайни Тейт.
Квиллер уставился на поспешно накарябанное имя, словно то был призрак умершей женщины. Почему Нойтон записал Сайни, а не ее мужа? Какие дела у опытного предпринимателя с больной женой богатого, праздного собирателя нефрита?
Квиллер припомнил разговор с Нойтоном на вечеринке Дэвида. Кражу нефрита они обсуждали, но предприниматель не упоминал о знакомстве с покойной миссис Тейт. А ведь Нойтон любитель сыпать именами, и упоминание Тейтов произвело бы впечатление…
Квиллер медленно закрыл книжку и быстро открыл ее снова. Он пролистал весь дневник, день за днем проверяя нойтоновские встречи. Начал он с 20 сентября и вернулся к 1 января. Ни единой записи, где упоминались бы Сайни Тейт или Теплая Топь. Но цвет чернил около «1 сентября» изменился. Большую часть года они были синими. А потом Нойтон переключился на черные. Телефонный номер Сайни Тейт был написан черными чернилами; Нойтон добавил его в течение последних трех недель.
Перед тем как уйти из квартиры на свидание с Элкокови Райт, Квиллер позвонил Дэвиду Лайку, чтобы расспросить о похоронах миссис Тейт.
– Вам следовало там побывать, – сказал дизайнер. – Там было достаточно голубой крови, чтобы открыть по ней навигацию. Вся старая гвардия, знававшая Тейтовых папулю и дедулю. Вы в жизни не видывали такого множества пенсне и шляпок в стиле королевы Мэри.
– Как держался Тейт?
– Жаль, не могу сказать, что он казался бледным и изможденным, – с этим здоровым румянцем он всегда выглядит так, словно только что выиграл в теннис. А почему вас там не было?
– Я работал над обложкой. А нынче под вечер переехал в квартиру Гарри Нойтона.
– Славно! Так мы соседи, – оживился Дэвид. – Тогда почему бы вам не прийти в воскресенье скоротать вечерок и познакомиться с Натали Нойтон? Она только что вернулась из Рено, и я приглашаю нескольких знакомых выпить в ее честь.
Квиллер припомнил великолепную закуску на недавней вечеринке и с готовностью принял приглашение. После этого он наскоро приготовил обед для Коко – полжестянки лососины, приправленной сырыми яичными желтками, – И сказал:
– Будь хорошим котом. Я приду домой поздно и обеспечу тебе закусочку.
С шестью ударами часов он встретил возле ратуши Элкокови Райт; в ее пунктуальности была чисто архитекторская точность. Она надела занятную пестро-зеленую юбку, турецкий топ и голубую шапочку из рогожки, напомнившей Квиллеру сиденья стульев в какой-то столовой его далекой юности.
– Я смастерила ее сама – из образцов обивки, – сказала она, вглядываясь в него из-под водопада блестящих каштановых волос, каскадом ниспадавших на плечи.
Он повел ее обедать в пресс-клуб, сознавая, что его увидят все завсегдатаи бара и на следующий день признают: у него есть вкус. Но как бы то ни было, это должен быть именно пресс-клуб. У него там кредит, а зарплата – не раньше пятницы. Он провел свою спутницу – она попросила Квиллера называть ее Коки – наверх, в главный обеденный зал, где было потише, а на столиках ждали булочки, обвалянные в кукурузной крошке.
– Коктейль? – предложил Квиллер. – Сам-то я с выпивкой завязал, но возьму лимон и сельтерскую, чтобы составить вам компанию.
Казалось, Коки это сильно заинтриговало.
– Почему вы не пьете?
– Длинная история, и лучше об этом не распространяться.
Он подсунул под ножку стола спичечный коробок: все пресс-клубовские столы от природы шатались.
– А я истязаю себя йогой, – сказала она. – Никакого ликера. Никакого мяса. Но я сделаю нам с вами один настоящий коктейль – если вы закажете ингредиенты и два стакана для шампанского.
