Он потянулся через стол и подтащил резюме по делу Неизвестной Женщины, идентифицированной теперь как Дениза Паттерсон. Социальный статус у нее был пониже, чем у Кэти Уэстерэм, и после школы она сразу пошла работать на перчаточную фабрику Корнелии Джеймс.
И тоже погибла.
Грейс посмотрел на ее фотографию. Положил рядом фотографию Кэти Уэстерэм. Как будто сестры. Как и Эмма Джонсон и Эшли Стэнфорд.
Он поднялся, прошел к круглому столу, на котором было больше места, и разложил фотографии всех женщин.
Потом сел и стал смотреть. Смотреть и думать. Думать.
Почему именно они?
Что общего было у них, кроме приятной наружности и длинных каштановых волос?
Что он упускает?
Изучая дела серийных убийц и разговаривая с Тони Балажем, он неизменно приходил к одному — триггеру, спусковому механизму. Грозный отец. Мать-алкоголичка. Или, как у Теда Банди, в Америке, подружка, давшая ему от ворот поворот.
Что послужило триггером здесь?
С чего все началось? Туда ли они смотрят? А если нет?
Он зевнул и отхлебнул кофе. Организм требовал отдыха. Ему был нужен сон. Увы, увы…
А потом он вдруг понял, что надо делать.
Не прошло и минуты, как в дверь постучали. Норман Поттинг вошел и сел перед ним.
— Ты сегодня рано, Норман!
Сержант покачал головой:
— Нет, шеф, я и не ложился. Не спится. Вот и решил, что лучше приду да займусь чем-то полезным.
Грейс сочувственно улыбнулся.
— Самое подходящее время! — Он жестом указал на стол.
Поттинг прошел взглядом по фотографиям.
— Дениза Паттерсон, Кэти Уэстерэм, Эмма Джонсон, Эшли Стэнфорд, Логан Сомервиль и Фрейя Нортроп.
— И кто еще?
— Кто еще?
— Кто еще за последние тридцать лет. Возможно ли, что никого больше нет и что недавно преступник пережил нечто такое, что толкнуло его на прежнюю дорожку.
— Но пока мы ничего такого не нашли.
— Ничего не нашли. Но за это время в стране пропало до черта людей, которые так и не вернулись. Мы знаем, что преступник умен. И мы понятия не имеем, сколько еще на нем жертв, о которых мы не знаем и, возможно, никогда не узнаем.
Резкий порыв ветра швырнул в окно пригоршню дождя, простучавшего как камешки по стеклу.
— Вид у вас измученный, босс. Вы уж не обижайтесь.
Грейс криво усмехнулся.
— Спасибо, но я в порядке. А вид поправится, как только мы возьмем подозреваемого. Меня кое-кто беспокоит. Кое-кто, с кем вы имели дело. Я знаю, он очень интересовался расследованием, задавал много вопросов и несколько раз связывался с вами, спрашивал, как идут дела.
— Это кто же, босс?
Грейс взял со стола листок, написал имя и протянул листок сержанту.
Пятница, 19 декабря
Около девяти утра Рэд Уэствуд сидела в своем «мини» с логотипом агентства «Мишон Маккей» в конце короткой, но крутой подъездной дорожки, которая вела к кирпичному особняку в неогеоргианском стиле с портиком и колоннами. Она ждала клиентов. Порывы ветра встряхивали машину, и сумрачное небо грозило вот-вот разразиться дождем. Не самый лучший день для показа дома.
Стройная, красивая, рыжеволосая женщина тридцати с небольшим, она испытывала некоторый дискомфорт и даже беспокойство оттого, что волей обстоятельств оказалась в этом месте. Чуть более семи недель назад бывший бойфренд, представившись клиентом, похитил ее из дома на этой самой улице, только расположенного в нескольких сотнях ярдов к востоку. И хотя теперь никакой угрозы он уже не представлял, Рэд ощущала его незримое, призрачное присутствие. Чтобы отвлечься, она еще раз прошлась по основным характеристикам объекта, которые сама же и написала на листке.
Буквально через несколько секунд Рэд услышала рев мотора, а затем прямо перед ней остановился черный «порше». Из машины вышли двое: невысокий мужчина около пятидесяти в дорогой кожаной куртке-бомбер, с золотыми часами «Ролекс» на руке и женщина, значительно моложе, элегантная, примерно на шестом месяце беременности.
Рэд открыла дверцу и поспешила к ним с распростертыми объятиями.
— Мистер и миссис Миддлтон? Я Рэд Уэствуд из «Мишон Маккей». Рада вас видеть.
Обменялись рукопожатиями. Мужчина представился Дарреном, его жену звали Изабель.
Первым делом супруги осмотрели передний фасад.
— Какой красивый дом, — восхищенно заметила Рэд.
— Окна не те, — с сомнением отозвался Даррен.
— Видите ли, — продолжала Рэд, — дело в том, что дому всего лишь двадцать лет и он в безупречном состоянии. Еще одно его преимущество в том, что особняк не включен в список архитектурных памятников, и вы, если купите его, вправе поставить любые, какие вам только нравятся, окна.
— А вы когда-нибудь ставили в доме новые окна? Знаете, во сколько это обойдется в здании такого размера?
— Разумеется, цена — вопрос важный. Давайте пройдем в дом, а потом прогуляемся по саду! — с улыбкой предложила Рэд. — Сад здесь восхитительный. Мне улица очень нравится. Думаю, это самая красивая жилая улица во всем городе. Отчасти и потому, что здесь мало транспорта и соответственно шума.
— Если не считать водителей-стажеров. Ползают тут, как улитки. Нам пришлось дважды останавливаться и ждать, пока они сделают разворот.
— Здесь такой чудесный вид, — сказала Изабель, словно пытаясь успокоить раздраженного супруга.
— О да, миссис Миддлтон, — кивнула Рэд. — Особенно с этой стороны улицы, где дома стоят выше.
Все трое повернулись — скользнув над крышами домов на другой стороне, взгляд беспрепятственно убегал вдаль, до самого Пролива.
— В ясный день вид действительно чудесный, — сказала Рэд.
— А сколько у нас ясных дней в году? — проворчал Даррен Миддлтон.
— Двести семьдесят два из трехсот шестидесяти пяти, мистер Миддлтон, — отчеканила Рэд.
— Вы смеетесь.
— Нет, нисколько. Актуарная статистика Ллойда показывает, что в году лишь девяносто три дня, в течение которых наблюдаются какие-либо осадки. Это место — одно из самых солнечных на Британских островах!
Даррен с сомнением посмотрел на темнеющее небо.
— Так я и поверил.
Рэд направилась к передней двери.
Пятнадцать минут спустя Рэд провела супругов через огромную оранжерею и открыла двери патио. Миддлтоны проследовали за ней вдоль примыкающего к дому «бесконечного бассейна» с убирающейся стеклянной крышей и вышли на террасную лужайку со статуями и романскими диковинками.
Пока миссис Миддлтон с любопытством и восторгом оглядывала лужайку, представляя, как надеялась Рэд, какие шикарные приемы можно закатывать здесь, ее муж подошел к восточной стене — симпатичному кирпичному строению, замаскированному зелеными насаждениями, — раздвинул ветви раскидистой смоковницы и забрался на нее.
В следующую секунду он в ужасе повернулся к Рэд:
— Извините, а это что за безобразие?
Рэд знала, что он имеет в виду, и это действительно представляло собой проблему. Брошенный, с превратившимся в джунгли садом, дом по соседству и впрямь был бельмом на глазу. Правда, увидеть его можно было, лишь забравшись на стену, как это сделал мистер Миддлтон. И конечно, из некоторых окон верхнего этажа особняка, которые Рэд предусмотрительно обошла стороной.
— Участок свободен уже много лет, — бодро объяснила она. — Сад — прекрасный образчик дикой природы. А крапива — настоящий рай для бабочек и птиц.
— А также городских лис, — неуверенно пробормотал Даррен. — Кто собственник?
— Домом владеет какая-то заграничная компания. Хозяин соседнего — доктор. — Поняв, что этот факт можно обратить в дополнительный плюс, она быстро добавила: — Весьма уважаемый в этом районе джентльмен.
Миддлтон спрыгнул со стены.
— Рассадник для крыс и прочих паразитов. — Он покачал головой. — Представьте, что кому-нибудь придет в голову купить участок и построить на нем многоэтажку!
— Не думаю, что в плановом департаменте когда-либо разрешат здесь высотное строительство, — сказала Рэд уже без особого вдохновения, чувствуя, что перспективы Миддлтонов как клиентов тускнеют с каждой минутой.
— Мне приходилось иметь дело с департаментом планирования. Они бывают довольно непредсказуемыми.
— Что ж, тут вы правы, но я все же не представляю, что здесь такое возможно. А теперь давайте еще раз пройдем в дом?
— Спасибо, мисс Уэствуд, мы видели достаточно. Теперь нам нужно подумать.
Пятница, 19 декабря
Эдвард Крисп всегда любил приходить в офис пораньше. У большинства людей на сон уходит семь-восемь часов, он же вполне обходился пятью, а иногда и тремя-четырьмя — с помощью друзей, как он называл пузырьки с лекарствами в своем шкафчике. Иногда, при необходимости, доктор мог продержаться на них ночь напролет. Он оставался одним из немногих, кому до сих пор нравилось посещать пациентов на дому.
