Или все поплывет у нее перед глазами, и сердце ее сожмется от страха? Вдруг она еще не вполне готова к этому?
Очередным свидетелем была Калландра Дэвьет. В зале начали перешептываться, и скоро все уже знали, что это – подруга Эстер, а потому встретили ее враждебно. Публика предвкушала схватку. Казалось, в воздухе запахло чуть ли не кровью. Люди протискивались вперед, чтобы увидеть, как эта плотная широкобедрая женщина идет через зал и поднимается по ступенькам свидетельской кафедры.
В душе Монка при виде Калландры что-то дрогнуло, словно она была не просто человеком, которого он знал полтора года, поддержавшим его материально и вызывавшим его восхищение своей смелостью и умом, но и вызывала в нем более глубокие чувства. Назвать эту даму красавицей было нельзя: даже в юности ей в лучшем случае было присуще только обаяние. Нос у нее был чересчур длинным, губы – несколько необычной формы, а волосы слишком курчавились и имели обыкновение нелепо разлетаться во все стороны. Привести их в надлежащий порядок не удавалось никакими шпильками. Бедра леди были непропорционально широки по сравнению с плечами, а вся фигура слишком округла.
Вместе с тем присущая ей трезвая оценка своей внешности в сочетании с чувством собственного достоинства была важнее изящества прочих светских дам, достигаемого по большей части искусственно. Уильям был бы счастлив помочь ей, хотя и понимал, что это невозможно, и проклинал собственную сентиментальность.
Он сидел, весь напрягшись, внушая себе, что глупо так волноваться и что чем бы ни закончилось это дело, в его жизни почти ничего не изменится. Однако эти уговоры ни на йоту не помогали.
– Леди Калландра, – начал Гильфетер с холодной вежливостью. Он был не настолько наивен, чтобы воображать, что сможет очаровать эту свидетельницу или что присяжные поверят в такую возможность. Ему случалось переоценить проницательность присяжных, но противоположной ошибки он не совершил ни разу. – Давно ли вы знакомы с мисс Эстер Лэттерли?
– С лета восемьсот пятьдесят шестого года, – ответила Дэвьет.
– И ваши отношения были приятельскими, даже дружескими?
– Да. – Ничего другого Калландра сказать не могла. Отрицательный ответ придал бы ее словам о честности Эстер больший вес, но признание их взаимной холодности потребовало бы дополнительных объяснений. Это было ясно и свидетельнице, и Гильфетеру, а присяжные, наблюдая за ней, проникались все большим пониманием как того, что она говорила, так и того, что оставалось недосказанным.
– Знали ли вы о ее намерении принять предложение семейства Фэррелайнов?
– Да.
– Она сама сообщила вам об этом?
– Да.
– Что именно она вам сказала? Прошу вас, леди Калландра, отвечать предельно точно. Уверен, вы помните, что дали присягу.
– Конечно, помню, – ехидно отозвалась леди. – К тому же у меня нет ни желания, ни необходимости отвечать иначе.
Гильфетер кивнул, но промолчал.
– Продолжайте, – распорядился судья.
– Эстер сказала, что рада предстоящей поездке и что прежде не бывала в Шотландии, а значит, это будет не только работа, но и удовольствие, – ответила свидетельница.
– Вам известны денежные обстоятельства мисс Лэттерли? – вскинув брови и запустив пальцы в шевелюру, спросил обвинитель.
– Нет.
– Это точно? Неужели, будучи ее другом, как вы сами утверждаете, вы время от времени не интересовались, не требуется ли ей ваша помощь?
– Нет, – ответила Калландра, глядя ему в глаза, чтобы он не посмел усомниться в сказанном. – Это женщина гордая и прекрасно способная себя обеспечить. Надеюсь, что, окажись Эстер в затруднении, она сочла бы наши отношения достаточно близкими, чтобы обратиться ко мне, да я заметила бы это и сама. Но подобная ситуация никогда не возникала. Мисс Лэттерли не из тех, для кого деньги настолько важны, чтобы ради них пойти на преступление. Вам известно, что у нее есть семья, которая была бы счастлива видеть ее под своим кровом, пожелай она этого. Если вы намерены представить ее человеком, доведенным до отчаяния нищетой, то глубоко ошибаетесь.
– Такого намерения у меня нет, – заверил ее Гильфетер. – Я имею в виду нечто, гораздо меньше заслуживающее сочувствия и вполне объяснимое, леди Калландра, – обыкновенную алчность. Женщина, не имеющая дорогих безделушек, видит понравившуюся ей брошку, под влиянием минутной слабости крадет ее, а затем, чтобы скрыть свое преступление, вынуждена совершить второе – неизмеримо более тяжкое.
– Вздор! – в ярости воскликнула леди Дэвьет, вспыхнув от гнева и возмущения. – Полная чушь! Вы плохо знаете человеческую натуру, сэр, если так судите о ней, и неспособны понять, что большинство убийств совершается либо отъявленными злодеями, либо в собственной семье. Боюсь, мы имеем дело как раз с таким случаем. Я вижу, для вас важнее добиться обвинительного приговора, чем выяснить истину… что, на мой взгляд, весьма прискорбно. Но…
– Мадам! – Судья стукнул молотком по кафедре с такой силой, что это прозвучало, как выстрел. – Суд не интересует ваше мнение о шотландской правовой системе и том, каковы, на ваш взгляд, ее недостатки. Вам следует отвечать на вопросы, не вдаваясь ни в какие рассуждения. Мистер Гильфетер, постарайтесь, чтобы свидетели держались в рамках, нравится им это или нет!
– Да, милорд, – послушно отозвался обвинитель, в действительности рассерженный гораздо меньше, чем можно было ожидать. – Сударыня, не вернуться ли нам к существу дела? Будете столь любезны в точности описать суду, что произошло, когда мисс Лэттерли посетила вас по возвращении из Эдинбурга, после смерти миссис Фэррелайн? Начните, пожалуйста, с момента ее появления в вашем доме.
– Она выглядела необычайно расстроенной, – начала Калландра. – Насколько я помню, было примерно без четверти одиннадцать утра.
– Но ведь поезд прибывает в Лондон гораздо раньше, – перебил Гильфетер.
– Гораздо раньше, – согласилась свидетельница. – Но ее задержала смерть миссис Фэррелайн, потом объяснение с кондуктором и начальником вокзала и, наконец, разговор с мистером и миссис Мердок. Прямо с вокзала она приехала ко мне, усталая и очень грустная. Миссис Фэррелайн ей нравилась, хотя они были знакомы очень недолго. Это была, по словам Эстер, чрез-вычайно обаятельная женщина, умная и с чувством юмора.
– Я тоже так считаю, – сухо заметил обвинитель, бросив взгляд в сторону присяжных, а затем снова обратился к Дэвьет: – Но ее уже не вернуть. Что мисс Лэттерли рассказала вам о случившемся?
Свидетельница постаралась ответить как можно подробнее, и, пока она говорила, никто в зале не издал ни звука и не шелохнулся. Затем, побуждаемая Гильфетером, подруга Эстер перешла к рассказу о том, как та, поднявшись наверх, чтобы умыться, возвратилась с жемчужной брошью и что за этим последовало. Обвинитель прилагал все силы, чтобы заставить ее отвечать короче, обрывал ее, уточняя свои вопросы так, чтобы любое утверждение или возражение звучало вполне отчетливо, но справиться с этой упрямой дамой было невозможно.
Сидя на прежнем месте позади Аргайла, Рэтбоун ловил каждое ее слово, но при этом то и дело посматривал на лица присяжных. Он видел, что они относятся к Калландре с уважением и что она им определенно нравится, но вместе с тем им было известно, что она склоняется на сторону обвиняемой. В какой мере это обстоятельство повлияет на их решение? Предсказать это было невозможно.
Потом Оливер перевел взгляд на Фэррелайнов. Уна, по-прежнему собранная, с каменным лицом, смотрела на леди Дэвьет с интересом и не без уважения. У сидевшего рядом с ней Элестера вид был совсем несчастным: его горбоносое лицо осунулось, словно он провел ночь почти без сна, что было вполне вероятно. Известно ли ему про книги компании? Предпринял ли он собственное расследование после смерти матери? Подозревает ли он своего младшего брата?
Какие неведомые ссоры происходят в этой семье за закрытыми дверями, когда посторонние не могут их ни видеть, ни слышать?
Ничего удивительного, что никто из них не глядит на Эстер! Знают ли они или, по крайней мере, подозревают, что она невиновна?
Наклонившись вперед, английский юрист тронул своего коллегу за плечо. Тот не спеша откинулся на спинку кресла, чтобы можно было расслышать шепот нагнувшегося к нему Рэтбоуна.
– Вы намерены сыграть на семейном ощущении вины? – едва слышно спросил Оливер. – Вполне вероятно, что по крайней мере одному из них известно, кто это сделал. И почему.
– Кому именно? – уточнил Джеймс.
– Полагаю, Элестеру. Он – глава семьи, и вид у него убитый.
– Он не сломается, пока сестра рядом и поддерживает его, – отозвался Аргайл так тихо, что его собеседнику пришлось вытянуть шею, чтобы расслышать его. – Если бы я мог расколоть их союз, стоило бы попробовать, но я не знаю, как это сделать, а неудачная попытка только усилит их позицию. Второй раз такой возможности уже не будет. Эта Уна Макайвор – потрясающая женщина!
