Комнату наполнила тишина – не напряженная, а наоборот, умиротворяющая, и они позволили себе погрузиться в нее. Здесь они в безопасности. Джо издал протяжный вздох и повернул голову. Глаза у него наполнились слезами.
– Так плохо? – сочувственно спросила Фрида и подвинула к нему коробку с салфетками.
Он молча кивнул.
– Но вы пришли сюда. Это уже что-то.
Он аккуратно достал одну салфетку, осторожно приложил ее к лицу и вытер его такими деликатными движениями, словно оно кровоточило. Затем промокнул глаза. Смял салфетку в плотный мокрый шарик и положил на стол, затем достал из коробки еще одну. Наклонился вперед и спрятал лицо в ладонях. Поднял глаза, словно собираясь заговорить, даже открыл рот, но не произнес ни слова, а когда Фрида спросила, не хочет ли он что-то сказать, яростно замотал головой, словно загнанный в угол зверь. В шесть часов, когда время его сеанса подошло к концу, он все еще ничего не сказал.
Фрида встала и открыла входную дверь. Она посмотрела, как он, спотыкаясь, бредет вниз по лестнице, наступая на шнурки, а затем подошла к окну и понаблюдала за тем, как он выходит из здания. Он прошел мимо какой-то женщины, и та даже не удостоила его взглядом. Фрида посмотрела на часы: ей уже пора. Нужно успеть подготовиться. С другой стороны, торопиться некуда.
Восемь часов спустя Фрида спустила ноги с кровати, стоящей не в ее квартире, и спросила:
– У тебя есть что-нибудь выпить?
– Посмотри в холодильнике, там оставалось пиво.
Фрида прошла в кухню и взяла бутылку из дверцы холодильника.
– Открывашка есть? – крикнула она.
– Если бы мы поехали к тебе, ты бы не задавала таких вопросов, – ответил он. – В ящике возле печки.
Фрида открыла пиво и вернулась в спальню небольшой квартиры Сэнди в модном районе. Выглянула в окно и залюбовалась мигающими в темноте огнями. Во рту пересохло, и она сделала глоток из бутылки.
– Если бы я жила на пятнадцатом этаже, я бы все время проводила у окна. Такое впечатление, что сидишь на вершине горы.
Она подошла к кровати. Сэнди лежал, закутавшись в сбившиеся простыни. Она присела на краешек постели и посмотрела на него сверху вниз. Он совершенно не походил на шотландца, несмотря на свое говорящее имя, – внешность у него была, скорее, средиземноморская: смуглая кожа и иссиня-черные как вороново крыло волосы, в которых кое-где пробивалась седина. Он встретился с ней взглядом, но не улыбнулся.
– Ох, Фрида…
У Фриды возникло ощущение, что ее сердце – старый сундук, поднятый с глубин морского дна, чью подбитую железом крышку поднимают в первый раз спустя сотни лет. Кто знает, какие сокровища она там обнаружит?
– Пива хочешь?
– Напои меня изо рта.
Она поднесла к губам бутылку и глотнула пива, затем наклонилась так, что их губы почти соприкоснулись. Почувствовала, как прохладная жидкость тонкой струйкой полилась ему в рот. Он попробовал сглотнуть, подавился, закашлялся, но тут же рассмеялся.
– Наверное, лучше все-таки пить из бутылки, – предложила она.
– Нет, – возразил он, – так куда лучше.
Они обменялись быстрыми улыбками, и Фрида положила ладонь на его безволосую грудь. Они заговорили одновременно, хором извинились, снова заговорили – и опять одновременно.
– Сначала ты, – решила наконец Фрида.
Он провел пальцем по ее щеке.
– Я ничего такого не ожидал, – признался он. – Все произошло так быстро…
– Ты говоришь так, словно сожалеешь.
Он притянул ее к себе, уложил на постель и навис над ней всем телом. Провел рукой по ее гладкой коже.
– Вовсе нет, – возразил он. – Но у меня такое чувство, словно я не знаю, куда попал. – Он помолчал. – Скажи же что-нибудь.
– Думаю, что-то в этом роде я и собиралась сказать.
Сэнди улыбнулся.
– А ты что-то планировала?
– Не совсем. Я провожу время, пытаясь помочь людям разобраться со своей жизнью. Предложить им историю. Но в чем при этом состоит моя собственная история – я не знаю. А теперь я чувствую, как меня что-то уносит, но что именно – понять не могу.
Сэнди поцеловал ее в шею, потом в щеку, а потом – в губы, долго и страстно.
– Ты останешься на ночь?
– Когда-нибудь, – пообещала Фрида. – Но не сегодня.
– А к себе меня пригласишь?
– Когда-нибудь.
Детектив Иветта Лонг посмотрела на своего начальника, старшего инспектора Малкома Карлссона, и спросила:
– Вы готовы?
– А какая разница? – ответил он вопросом на вопрос, и они вышли на улицу.
Это был боковой выход из здания суда, но и тут им не удалось избежать встречи с репортерами и камерами. Карлссон постарался взять себя в руки и не вздрогнуть, когда вокруг засверкают вспышки, иначе в вечерних новостях он появится в образе нечистого на руку копа-неудачника. Кое-кого он даже узнал: в последние несколько недель он регулярно видел эти лица на местах для прессы. Не успел он выйти из здания, как на него тут же обрушился град вопросов – журналисты выкрикивали их, перебивая друг друга, так что слова слились в нестройный гул.
– По одному, пожалуйста, – попросил инспектор. – Мистер Карпентер, я вас слушаю, – обратился он к лысому мужчине с микрофоном.
– Как вы считаете, оправдательный приговор – это личное оскорбление для вас или просто сбой в системе?
– Обвинение я выдвигал не один, а вместе со службой уголовного преследования. Больше мне сказать нечего.
Руку подняла женщина, представлявшая какую-то солидную газету, – какую именно, Карлссон не помнил.
– Вас обвинили в том, что вы передали в суд сырое дело. Что вы на это скажете?
– Расследование проводил я. И мне нести полную ответственность.
– Вы намерены возобновить расследование?
– Мои подчиненные готовы рассмотреть любые новые данные.
– Вы согласны, что операция была просто ненужной тратой человеческих ресурсов и денег налогоплательщиков?
– Я считал, что мы собрали весьма убедительные доказательства, – возразил Карлссон, отчаянно пытаясь подавить приступ тошноты. – Однако жюри присяжных с нами не согласилось.
– Вы уйдете в отставку?
– Нет.
Ближе к вечеру, согласно традиции, в пабе «Герцог Вестминстерский» устроили поминки. Группа полицейских образовала шумную толпу в углу, под застекленной выставкой морских узлов. Детектив Лонг села рядом с Карлссоном. Она принесла два стакана виски и только сейчас заметила, что начальник почти не притронулся к тому, который уже стоял перед ним.
Карлссон окинул взглядом товарищей.
– Они, похоже, в достаточно хорошем настроении, – заметил он. – Учитывая обстоятельства.
– Потому что ты взял всю вину на себя, – напомнила она. – Не надо было так поступать.
– Это моя работа, – только и ответил инспектор.
Иветта Лонг огляделась и вздрогнула.
– Поверить не могу, – призналась она. – Кроуфорд пришел. Эта мразь, которая и заварила всю кашу. Он все-таки пришел!
Карлссон улыбнулся: до сегодняшнего дня он ни разу не слышал, как Иветта ругается. Наверное, она и правда разозлилась. Комиссар задержался у бара, затем подошел к их столу и сел. Он даже не заметил свирепого взгляда, которым его наградила детектив Лонг, и спокойно пустил Карлссону через стол стакан виски.
– Добавь к своей коллекции, – пошутил он. – Ты это заслужил.
– Благодарю, сэр, – смиренно откликнулся Карлссон.
– Ты сегодня отдувался за всю команду, – продолжал Кроуфорд. – Не думай, будто я этого не понял. Я знаю, что давил на тебя. У меня были серьезные причины… политического характера. Надо было показать всем, что мы не бьем баклуши, что у нас есть результаты.
Карлссон сдвинул все свои стаканы вместе, словно раздумывая, из какого отпить сначала.
– Решение принимал я, – заявил он. – Я руководил операцией.
– Мэл, ты сейчас не с прессой разговариваешь, – заметил Кроуфорд. – Твое здоровье! – Он одним глотком осушил стакан и встал. – Не могу остаться с вами, – извинился он. – Меня ждут на обеде у министра внутренних дел. Вы все знаете, какой у них обычно сценарий: я буду ходить по комнате и выражать соболезнования. – Он наклонился к Карлссону, словно собираясь сказать что-то очень личное. – Однако, – напомнил он, – от тебя все ждут результатов. Надеюсь, в следующий раз ты меня не разочаруешь.
Рубен Мак-Гилл до сих пор курил так, словно на дворе стоят восьмидесятые. Или даже пятидесятые. Он достал из пачки «Житан» одну сигарету, закурил и резко закрыл зажигалку. Он молчал, и Фрида не стала заговаривать с ним первой. Она просто сидела с противоположной стороны стола, изучая бывшего начальника. В каком-то смысле он сейчас выглядел лучше, чем пятнадцать лет назад, когда они только познакомились. Шикарная грива волос поседела, лицо покрыли морщины, появился второй подбородок, но все это лишь усиливало его шарм бродяги. Он по-прежнему одевался в джинсы и рубашки с открытым воротом. Этот человек откровенно заявлял окружающим – и, в частности, своим пациентам, – что не является частью системы.
