– А вот и Гайд-парк.
Действительно, с моей стороны дороги вдруг возникло черное пятно, зияющее в едва уловимом, словно мерцание далеких звезд, свете газовых фонарей.
– Мы подъезжаем к Стенхоуп-Гейт[52], – улыбнулся Квентин.
Газовый фонарь на мгновение осветил его лицо. В ту же секунду послышался удар кнута, и карета резко вильнула направо.
– Квентин! – вскрикнула я от неожиданности. Поворот был столь резким, что я свалилась прямо на своего спутника.
Мгновение спустя мы миновали арку, раскинувшуюся над входом в Гайд-парк, и скользнули в густую бархатную тьму. Квентин схватил меня, что было весьма кстати: несчастная лошадь мчалась на бешеной скорости, подгоняемая безжалостными ударами кучера. Ветер беспощадно бил по лицу, слышался яростный топот копыт; лошадь уносила нас все дальше и дальше, в самое сердце тьмы.
Мое же сердце выбивало стаккато, хотя все это время Квентин крепко меня держал; впрочем, ехали мы так быстро, что я бы не справилась без его поддержки.
Экипаж повернул направо. Очередной взмах кнута – и лошадь вновь устремилась вперед. Все внутри меня вскипело от гнева при мысли о том, сколь жестоко кучер обращается с несчастным животным.
– Мы едем вдоль озера Серпентайн! – воскликнул Квентин, сжимая мое плечо. – То есть в обратном направлении.
В вихре безумной гонки меня прижало к Квентину: теперь мы оба смотрели в расположенное с его стороны окно. Наконец и мне удалось разглядеть воду, поблескивающую, словно россыпь драгоценных камней, в тусклом свете парковых фонарей. Экипаж вновь скользнул влево, меня отбросило назад, и мы рухнули на обитое плюшем сиденье. С трудом приподнявшись, Квентин забарабанил по потолку:
– Это безумие! Сейчас же остановитесь! Прекратите эту жуткую гонку! Вы везете нас не в ту сторону.
Слева, словно тлеющие в золе угольки, вдруг опять блеснула вода, и тотчас померкла. С минуту мы, совершенно сбитые с толку, ехали в темноте. Экипаж резко свернул влево, и нас, будто игральные кости, вновь отбросило на мое сиденье.
В свете газовых ламп промелькнула табличка, и я не могла не отметить, сколь иронично в ту роковую минуту смотрелся выведенный на ней адрес: «Стенхоуп-Террас».
– Бейсуотер-роуд, – выдохнул Квентин, силясь разглядеть мелькавшие за окном городские пейзажи. – Мы движемся к западу от Лондона. Что за шутки?!
А за окном царила кромешная тьма, нарушаемая лишь вереницами желтых клякс. В свете оснащавших экипаж ламп мелькали наши взволнованные лица, омытые желтым блеском газовых огней. Столь грубую и резкую цветовую гамму порой примечаешь на картине какого-нибудь парижского художника, изобразившего на холсте трактир.
Конечно, из-за сильной тряски я набила себе дюжину синяков, но чувство нависшей над нами опасности заставило меня забыть о боли. Квентин изо всех сил давил на ручку двери, но та никак не поддавалась.
– Чертовски тяжелая или замок заело, – посетовал он.
Я даже не заметила грубого слова: лишь неистовый стук копыт и визг видавших виды рессор гулким эхом отдавались в ушах.
– Должно быть, кучер сошел с ума, – предположил Квентин.
– Или болен, – сказала я, вспомнив Джефферсона Хоупа.
– Не удивлюсь, если за поводьями мертвец. – Смерив меня мрачным взглядом, Квентин скомандовал: – Оставайтесь здесь.
Разве у меня был выбор?
Откинувшись на сиденье, Квентин со всей силы ударил обеими ногами по двери. Увы, безуспешно.
– Я на крышу! – прокричал мой спутник, высунулся наружу, развернувшись спиной к ветру, и ухватился за крышу кареты. Я лишь согласно кивнула в ответ – а что мне еще оставалось? – и вцепилась в сиденье.
Постепенно, будто пожираемый нерасторопным драконом, Квентин скрылся из виду. Страшное то было зрелище: сперва исчезли его голова и плечи, следом туловище, а затем и ноги.
Я с тревогой выглянула в окно. Экипаж летел на всех парах, и мне удалось разглядеть лишь промелькнувшие окна таверны да проезжавшую мимо повозку. Кто знает, где мы сейчас? Я и представить себе не могла, чт́о скрывается за чертой города, кроме разве что мрачной, богом забытой пустоши.
Мы поднялись в гору и миновали еще одни ворота – куда более ветхие, чем те, что украшали вход в Гайд-парк. Увы, цивилизация осталась далеко позади, а экипаж мчался и мчался вперед, унося нас в страшное небытие.
Откуда-то сверху до меня донеслись звуки тяжелых ударов: по крыше карабкался Квентин. Однако безумная гонка продолжалась. Меня швыряло из стороны в сторону, все вокруг казалось мне пугающе незнакомым, и вскоре я утратила всякую способность что-либо различать.
Экипаж вновь скользнул в холодные объятия тьмы, тяжелую дымку которой лишь изредка прорезали крошечные лучики газовых ламп, а на черных как смоль небесах вдруг взошла полная луна, обнажив исполинские двойные башни и величественные контрфорсы. Пожалуй, для меня они были чересчур романскими, но ведь недаром говорят, что в бурю любая гавань хороша.
Топот на крыше усилился; казалось, он становился все громче и громче. Хлестнули поводья, и лошадь издала страшный, почти человеческий крик. Экипаж на что-то натолкнулся, накренился, скрипнул и резко остановился. Судорожно пытаясь найти опору, я успела ухватиться лишь за дверь, которая по-прежнему не поддавалась.
Растрепанная, взъерошенная, вся в синяках, я наконец смогла сесть ровно. Шляпка у меня сползла на ухо. Снаружи, словно гигантские мехи, тяжело дышала лошадь.
Секунду-другую я не шевелилась, затем резко выпрямилась. Что ж, выхода нет: придется последовать примеру Квентина и вскарабкаться на крышу через дверь, – решила я и полезла наверх, но тотчас зацепилась платьем за крючок. Силясь высвободиться, я принялась дергать злосчастные юбки, но тщетно. Послышался треск ткани. Я вновь устремилась наверх, но опять застряла и в конце концов лишь изодрала все платье.
Смирившись, я решила довольствоваться хотя бы тем, что могу наконец осмотреться. И тотчас раскаялась: то, что я поначалу приняла за собор, не спасло меня от потрясений той роковой ночи. В действительности исполинские башни отстояли довольно далеко друг от друга – то были лишь элементы декора, украшавшие подпорки огромного моста. «Величественные контрфорсы» оказались не чем иным, как мостовыми пролетами с арками из кованого железа.
Свет газовых фонарей освещал дорогу, играя бликами на мокром тротуаре. Омывая печальный восковой лик полной луны, широкая река – должно быть, Темза – блестела, словно самое богатое платье Ирен из черного бархата, расшитое драгоценными камнями.
Квентин стоял неподалеку от застрявшего экипажа; рядом лежал слетевший с него цилиндр. Возница – по-прежнему в шляпе – тоже спустился на землю. На фоне мерцающей водной глади отчетливо проступал его коренастый силуэт. Длинный кнут взметнулся ввысь, пронзив заостренным наконечником серые облака.
Удостоверившись в том, что я цела, Квентин обратился к кучеру:
– Ты безумец. Сущий безумец!
– Отнюдь. Я не даю покоя лишь тем, кто осмелился встать у меня на пути, – ответил тот до боли знакомым голосом, при звуке которого я затрепетала от страха.
– В индийских джунглях тебе не укрыться, Тигр. Они слишком далеко, – сдержанно предупредил Квентин.
– Равно как и неприступные степи Афганистана, Кобра, – ответил полковник Себастьян Моран, издав при этом жуткий гортанный смешок. – Из-за тебя на старого Тигра открыли охоту. Десять лет назад ты украл этот проклятый документ, а теперь всю вину повесили на меня. Я ведь предупреждал тебя и готов сделать это снова, здесь и сейчас: горько пожалеет тот, кому хватит смелости перейти дорогу самому Тигру.
– Немедленно отпусти даму.
– Сам и отпустишь. Если, конечно, к тому времени еще будешь жив.
Они говорили обо мне, однако меня не покидало ощущение, будто нас разделяют сотни, тысячи миль. Я чувствовала себя крошечной пешкой на гигантской шахматной доске, волею судьбы связывавшей два континента на протяжении десяти лет. Мне оставалось лишь молча наблюдать за главными героями этой драмы.
– Чего ты добьешься местью? – спросил Квентин, незаметно отступая от экипажа.
– Удовлетворения, – прошипел Тигр, словно огромная кошка – или змея.
– Слабое утешение для того, кто не привык довольствоваться малым.
– Во всем виноват чертов сыщик! Вечно сует свой длинный нос в чужие дела! Неужто глупец надеялся, что я не догадаюсь: это он приложил руку к делу! Как, между прочим, и ты.
– И я, – спокойно согласился Квентин, – вопреки твоим стараниям.
– Я послал кобру убить Кобру. Жаль, что не сработало.
– Ну почему же? Кое-кого твоя подопечная все же убила. Но не меня.
– Какая досада.
– Собираешься меня застрелить? – спросил Квентин ледяным тоном.
– Тратить пули на такого, как ты? Еще чего! – прорычал Тигр.
