– И тебе это удалось, – сказала Ренисенб. – О Хори, я так испугалась, когда оглянулась и увидела его…
– Знаю, Ренисенб. Но так было нужно. Пока я не отходил от Яхмоса, ты была в безопасности… Но это не могло продолжаться вечно. Я знал, что, если у него появится возможность столкнуть тебя со скалы, в том же месте, он этой возможностью воспользуется. Тогда снова оживут сверхъестественные объяснения всех смертей.
– Значит, просьба, которую передала мне Хенет, была не от тебя?
Хори покачал головой:
– Я тебе ничего не передавал.
– Но почему Хенет… – Ренисенб умолкла и покачала головой: – Я не понимаю, какую роль во всем этом играла Хенет.
– Мне кажется, Хенет знает правду, – задумчиво произнес Хори. – Сегодня утром она дала ему ясно это понять… что очень опасно. Яхмос использовал ее, чтобы заманить тебя сюда… вероятно, Хенет сделала это с радостью… потому что она тебя ненавидит, Ренисенб.
– Знаю.
– А потом… Интересно, что потом? Хенет была убеждена, что знание даст ей власть. Но я не верил, что Яхмос надолго оставит ее в живых. Может, она уже…
Ренисенб поежилась.
– Яхмос был безумен, – сказала она. – Им овладели злые духи, но он не всегда был таким.
– Не всегда. И все же… Помнишь, Ренисенб, я рассказывал тебе о детстве Себека и Яхмоса, о том, как Себек бил Яхмоса камнем по голове, а потом прибежала твоя испуганная мать и сказала: «Это опасно». Мне кажется, она имела в виду, что опасно так обходиться с Яхмосом. А на следующий день Себек заболел… все подумали, что он чем-то отравился… Я думаю, Ренисенб, твоя мать знала о скрытой злобе, которая живет в груди ее ласкового, робкого сына, и боялась, что однажды эта злоба вырвется наружу…
Ренисенб вздрогнула:
– Неужели все не такие, какими кажутся?
Хори улыбнулся:
– Иногда такие. Например, мы с Камени. Думаю, мы оба такие, какими ты нас видишь, Ренисенб. Камени и я…
Он многозначительно посмотрел на Ренисенб, и она вдруг поняла, что должна сделать главный в своей жизни выбор.
– Мы оба любим тебя, Ренисенб, – продолжил Хори. – Наверное, ты это знаешь.
– И тем не менее, – медленно проговорила женщина, – ты не возражал против моей свадьбы, ничего не сказал… ни слова.
– Ради того, чтобы тебя защитить. Иса была согласна со мною. Я должен был притворяться безразличным, чтобы все время следить за Яхмосом, не вызывая у него подозрений, – объяснил Хори и с чувством прибавил: – Ты должна понимать, Ренисенб, что Яхмос много лет был моим другом. Я любил его. Пытался уговорить твоего отца, чтобы он дал Яхмосу власть и положение, которых тот жаждал. Тщетно. Все это пришло к нему слишком поздно. В глубине души я не сомневался, что Яхмос убил Нофрет, но заставлял себя не верить. Находил разного рода оправдания, даже для его поступка. Мой несчастный друг Яхмос был мне очень дорог. Потом смерть Себека, Ипи, наконец, Исы… Тогда я понял, что в душе Яхмоса зло окончательно победило добро. И он принял смерть от моих рук. Быструю, почти безболезненную смерть.
– Смерть… От нее никуда не деться.
– Нет, Ренисенб. Сегодня пред тобою не смерть, а жизнь. С кем ты ее разделишь? С Камени или со мной?
Ренисенб смотрела прямо перед собой, на долину внизу и на серебристую ленту Нила.
Перед ее внутренним взором очень четко возникло улыбающееся лицо Камени, каким оно было в тот день в лодке. Красивый, сильный, веселый… Она снова почувствовала жар в крови. Теперь Ренисенб его любила. Камени может занять место Хея в ее жизни.
«Мы будем счастливы вместе, – подумала она. – Да, мы будем счастливы. Мы будем жить вместе, любить друг друга, у нас будут сильные, красивые дети. Дни, заполненные трудом… и дни удовольствий, когда мы будем плыть под парусом по Нилу… Жизнь снова будет такой же, как с Хеем. Могу ли я желать лучшего? Чего я хочу?»
Она медленно, очень медленно повернулась к Хори. Как будто спрашивала его – без слов.
И он ответил, словно понял ее:
– Я любил тебя, когда ты была еще ребенком. Я любил твое серьезное лицо и уверенность, с которой ты приходила ко мне с просьбой починить сломанные игрушки. А потом, после восьми лет отсутствия, ты снова пришла сюда, сидела рядом, делилась своими мыслями… Твои мысли, Ренисенб, не похожи на мысли остальных членов семьи. Они не направлены внутрь, не ограничены узкими рамками. Твой разум подобен моему – он смотрит за Реку, видит мир перемен, новых идей… видит мир, где все возможно для тех, кто обладает смелостью и воображением…
– Знаю, Хори. Знаю. Я чувствовала то же, что и ты. Но не всегда. Будут моменты, когда я не смогу следовать за тобою, когда я буду одна…
Ренисенб умолкла, не находя слов, чтобы выразить путаные мысли. Она не могла представить, какой будет ее жизнь с Хори. Несмотря на его нежность, несмотря на его любовь к ней, в чем-то он останется непредсказуемым и непостижимым. Им суждены мгновения высокого счастья… но какой будет их повседневная жизнь?
Она порывисто протянула к нему руки:
– О Хори, реши за меня. Скажи, что мне делать?
Мужчина улыбнулся ей, как улыбался маленькой Ренисенб. Но не взял ее протянутые руки.
– Я не могу сказать, что тебе делать со своей жизнью, Ренисенб… потому что это твоя жизнь… и решать только тебе.
И тогда она поняла, что помощи не будет, что Хори не станет обращаться к ее чувствам, как Камени. Если был Хори дотронулся до нее… но он этого не сделал.
И вдруг Ренисенб со всей ясностью осознала, какой ей предстоит сделать выбор – легкая жизнь или трудная. Велико искушение повернуться и сойти вниз по извилистой тропе к нормальной жизни, которая ей знакома и которой она уже жила с Хеем. Там ее ждет безопасность… Она будет делить с мужем ежедневные радости и горести… и ей нечего будет бояться, кроме старости и смерти.
Смерть… Мысли Ренисенб совершили полный круг, от жизни к смерти. Хей умер. Возможно, Камени тоже умрет и его лицо, подобно лицу Хея, медленно сотрется из ее памяти…
Она посмотрела на Хори, безмолвно стоящего рядом с ней. Странно, подумала Ренисенб, она никогда не обращала внимания на внешность Хори. Ей это было ни к чему…
Ренисенб ответила, уверенно и решительно – таким тоном она когда-то говорила, что одна спустится по тропе на закате солнца.
– Я сделала выбор, Хори. Я разделю свою жизнь с тобою: мы будем делить все радости и горести до самой смерти…
Он обнял Ренисенб, и на его лице появилось новое для нее выражение – нежности. Ее сердце переполнилось счастьем и восторгом, ощущением радости бытия.
«Если Хори суждено умереть, – подумала она, – я его не забуду! Хори – это песня, которая всегда будет звучать в моем сердце. Это значит… что смерти больше нет».
Киркук – город на северо-востоке Ирака, в Курдистане.
Имеется в виду Первая мировая война.
Так на Западе называли И. В. Сталина.
Фольке Бернадот, граф Висборгский (1895–1948) – шведский дипломат, общественный деятель; был застрелен палестинскими террористами.
Тутинг – лесопарковая зона на юге Лондона.
Партир, сэ мурир он пё (искаж. фр.) – «Расставание – маленькая смерть». Эдвард сравнивает эту французскую фразу с фразой Шекспира в «Ромео и Джульетте», в которой «расставание – сладкая печаль» (англ. parting is such sweet sorrow).
Сандерс с реки (англ. Sanders of the River) – ссылка на одноименный роман Э. Уоллеса.
Эфенди – господин (уважительное обращение к мужчинам в странах Ближнего и Среднего Востока).
Floreat Etona (лат.) – «Да процветает Итон!» Девиз Итонского колледжа.
Зелень Шееле (Scheele’s green) – арсенит меди.
«Сайдкар» – классический коктейль, традиционно приготавливаемый из коньяка, апельсинового ликера и лимонного сока.
Микоберы – бедное, но неунывающее и доброжелательное семейство из романа Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» (1850).
Фраза из трагедии У. Шекспира «Антоний и Клеопатра».
«Вас слышат вражеские уши» (фр.).
Измененный вариант строки из стихотворения Уильяма Эрнеста Хенли. В оригинале: «Когда я был Царем Вавилона, а ты – христианкой-рабыней…»
Слава Аллаху (араб.).
Тель (также телль, тепе/депе) – холм, обычно искусственного происхождения, высотой до 30–40 м; образовывались на месте разрушенных древних городов из остатков древних, главным образом глинобитных строений, являющихся остатками поселений различных времен и заполняющих их культурных слоев.
