– Поначалу, когда они вселялись, были двое или трое. Они то приходили, то уходили. После этого появлялся только один. Я никогда не спрашивал его имени, вот почему называю его англо-голландцем.
– Он приходил регулярно?
– Часто, но не каждый день. Появлялся утром, в десять часов или около этого, а уходил вечером. Я никогда не видел, чтобы он отправлялся на обед. Я всегда удивлялся, что он делает целый день один. И посетители к нему никогда не приходили.
Маллет достал фотографию из кармана и спросил:
– Похож ли он на этого человека?
Смотритель с сомнением вгляделся в снимок.
– Я немного близорук, – признался он. – Поэтому не стал бы клясться под присягой, что это тот самый человек.
– Но похож?
– Да, похож, это точно. Человек такого же типа, можно так сказать. Но просить меня, чтобы я поклялся…
– Я не прошу, – коротко сказал Маллет и ушел.
Несмотря на резкость слов, сердце его пело. Ибо снимок, который он показал смотрителю, был копией полицейской фотографии Колина Джеймса, а зонт, что он держал под мышкой, был зонтом Лайонела Баллантайна.
Фрэнк Харпер бесцельно прохаживался по Флит-стрит. Выражение его лица, когда он вошел в табачный магазин, было явно не такое веселое, какое обычно бывает у счастливо помолвленного молодого человека. Купив сигареты, он подумал, что слишком много курит. Уже не первый раз за последние несколько дней его посещала эта мысль, и все заканчивалось тем, что он покупал очередную пачку. Что бы ни подсказывал ему здравый смысл, в конце концов, последнее слово всегда оставалось за взвинченными нервами, заставлявшими его искать облегчение. Хотя он понимал, что облегчение будет временным, поскольку основная причина тревоги оставалась не устраненной. И она – эта причина – лежала у него в кармане уже два дня: письмо от любимой девушки, настойчиво задававшей один и тот же вопрос, на который он не мог ответить. А в это утро к письму добавилось еще одно с упреком, что он молчит. Он знал, что скоро придет новое послание и, возможно, более резкое, чем последнее. И он, совсем недавно вознесшийся на вершину счастья, теперь скатывался вниз к неизбежной размолвке или даже разрыву. «Если ты не скажешь, я не выйду за тебя замуж». Неужели дойдет до этого? Пожав плечами, он зажег сигарету. Ну что ж, чему быть, того не миновать. А пока ничего не поделаешь, остается только непрестанно курить и надеяться, что этого не произойдет. «Если девушка не доверяет мужчине, – с горечью думал он, – то… Но если мужчина не доверяет самому себе?»
Выходя из магазина, Харпер столкнулся на тротуаре с плотной фигурой. Он небрежно буркнул «извините» и пошел дальше. Мужчина, которого он задел, обернулся на звук его голоса и быстро направился за ним.
– Мистер Харпер, не так ли? – обратился он к молодому человеку.
Тот обернулся и несколько мгновений тупо смотрел на окликнувшего его прохожего крупного телосложения с красивым зонтом в руке. Затем на его лице появилось выражение, по которому можно было понять, что он узнал того, с кем столкнулся.
– Да, конечно, инспектор Маллет, – пробормотал он в своей раздраженно-высокомерной манере.
Маллет пристально посмотрел в глаза юноше. На какую-то долю секунды на его лице мелькнуло разочарование, словно ему не удалось увидеть в них ожидаемого. Затем улыбка осветила его крупные черты.
– Какая удача! – приветливо воскликнул он. – Я как раз хотел вас видеть.
– Думаю, вы знаете мой адрес, если желаете что-то спросить, – холодно ответил Харпер.
– Пожалуй, другого такого случая может не представиться, – ответил Маллет без колебаний. – Вот что я вам скажу: я должен быть в Скотленд-Ярде. Если вы не заняты, почему бы вам не проехаться со мной туда на такси? По дороге мы могли бы немного побеседовать.
Инспектор взмахнул красивым зонтом, и у тротуара остановилось такси. Он распахнул перед Харпером дверцу. Тот заколебался, посмотрел на все еще улыбавшегося инспектора, кивнул и сел в машину. Дверца захлопнулась, и такси отъехало. За всем этим наблюдал молодой репортер из газеты, оказавшийся поблизости.
– Ты видел? – сказал он приятелю. – Инспектор Маллет! Арестовал кого-то.
Но арестовывать в тот день пришлось сержанту Франту, а не инспектору Маллету. Его неустанные труды увенчались успехом. Начать с того, что они вызвали значительное оживление в тихом уголке Йоркшира, затронув не только полицию, но и медиков, духовенство, сотрудников регистратуры и администрацию психиатрической клиники. Расследование, которое мистер Элдерсон вел тихо и неофициально, теперь проводилось открыто, тщательно и с такой быстротой, что примерно в то время, когда Маллет проник в Брэмстонс-инн, Франт в полицейской машине, сворачивавшей на Маунт-стрит, вез в своем кармане заветный листок бумаги, подписанный главным полицейским судьей с Боу-стрит. Он поспел как раз в тот момент, когда капитан Илз с небольшим чемоданом в руке вышел из дома и сел в поджидавшее его такси. Оно медленно набрало скорость и отъехало, а полицейская машина последовала за ним. Как предвидел Франт, такси взяло направление на север и через некоторое время остановилось перед небольшим, внешне привлекательным, отдельно стоящим домом в Сент-Джонсвуд. Сержант негромко попросил водителя притормозить у тротуара и выскочил почти одновременно с преследуемым в пятидесяти метрах позади него. Затем полицейская машина проехала мимо дома, свернула в боковую улицу, развернулась и остановилась вне видимости до поступления дальнейших приказов.
Франт с участившимся от непроизвольного охотничьего азарта пульсом направился к Илзу. А тот, вместо того чтобы заплатить за такси, как ожидал сержант, пошел прямо к парадному входу, оставив чемодан в ожидавшей его машине. Сержант решил пока ничего не предпринимать. Он позволил Илзу войти в дом, прошел мимо него до угла, потом повернулся и стал медленно возвращаться назад. Он приближался к подъезду, когда появился Илз. На ступеньках он остановился и сказал кому-то позади себя:
– Учтите, это в последний раз!
Франт успел разглядеть Дюпена, стоявшего в дверях, и заметить ничего не выражающую улыбку на его губах в ответ на эти слова. Потом дверь закрылась.
К тому времени как Илз опять расположился на сиденье в такси и дал указания водителю, сержант подозвал полицейскую машину, и преследование продолжилось. На этот раз путь лежал в южном направлении. Небольшая процессия из двух автомобилей обогнула площадку для крикета стадиона «Лордс», проехала по Риджентс-парк-роуд, пересекла Марилебон-роуд и далее двинулась по Бейкер-стрит и через Оксфорд-стрит к Уэст-Энду. Погоня закончилась недалеко от Пиккадилли у головного офиса авиалинии с рейсами до континента. Там Франт тронул за плечо своего подопечного, когда тот собирался войти в автобус, едущий до Кройдонского аэродрома, и шепнул ему на ухо несколько слов, заставивших того отказаться от мысли лететь в этот день.
Илз, побледневший, но не теряющий самообладания, пожав худыми плечами, сел в полицейскую машину.
– Полагаю, у вас есть ордер? – спросил он Франта, когда они тронулись на Боу-стрит.
Франт зачитал ему ордер. Реакция была несколько странная.
– Двоеженство? – воскликнул арестованный. – О, бог ты мой! – Он громко засмеялся, перекрывая шум уличного движения.
Остаток пути проходил в молчании, только в кабинете для предъявления обвинения на Боу-стрит Илз снова заговорил.
– Как я полагаю, это подстроил мелкий проходимец Дюпен? – спросил он.
– Мне не разрешено сообщать вам, по каким каналам информация поступает в полицию, – осторожно ответил Франт.
– Потому что если это он, я могу кое-что рассказать…
Сержант оборвал его и сразу же предупредил, что он вправе говорить все что угодно, только это может быть использовано против него в качестве доказательства по делу. Илз под впечатлением юридических формулировок снова замолчал. Франт пристально наблюдал за ним.
– Думаю, я имею право сказать, – заметил сержант безразличным тоном, – что нас интересует заграничная поездка, которую вы совершили вечером тринадцатого ноября. Но, конечно, если вы предпочитаете ничего не говорить, вы имеете право…
Арестованный изменился в лице.
– Вот что, дайте мне ручку и бумагу! – рявкнул он.
Получив и то, и другое, он начал писать много и быстро, прерываясь только для того, чтобы негромко выругаться.
Среда, 25 ноября
Такси медленно двигалось в плотном потоке транспорта. Над городом собирались унылые зимние сумерки, и только что зажженные уличные фонари отбрасывали неровный свет лишь в угол салона, где сидел Харпер. Маллет смотрел на него с любопытством. Опытным взглядом инспектор отметил в позе молодого человека некоторое напряжение, словно тот заставлял себя выглядеть непринужденно, но ему это явно не удавалось. Голова его удобно лежала на спинке сиденья, он небрежно закинул ногу на ногу, но в то же самое время внимательный наблюдатель не мог не отметить скованность в теле, свидетельствовавшую, что мышцы напряжены от усилия бездействовать, а нервы протестуют против испытания, которому подвергнуты. Тем не менее инспектор тщетно пытался заметить признаки сильного испуга, несомненно вызванного их встречей в Брайтоне. Если тогда Харпер был напуган, почти объят ужасом, то сейчас – обеспокоен, возможно, нервничал, но не более того. То была загадка, которую инспектор задался целью незамедлительно разгадать.
