Дортмундер сутулившись сидел на твердом деревянном стуле, наблюдая, как его адвокат пытается открыть черный дипломат. Казалось, что две небольшие защелки будут открыты после нажатия двух ярких кнопок, но ни одна из них не работала. В других кабинетах, которые находились по соседству с этим, подсудимые и назначенные судом адвокаты шептались между собой, пытались выстроить банальные алиби, бесполезные смягчающие обстоятельства, облегчить вину возможными оправданиями или заключить соглашение с обвинителем, попытались обжаловать решение судьи. Однако в этом зале, с казенными зелеными стенами, с полом, покрытым черным линолеумом, с красиво висящей люстрой в виде шара, с матовым стеклом двери, с изношенным деревянным столом и двумя протертыми креслами и одной старой металлической корзиной для бумаг, ничего не происходило, за исключением того, что адвокат передал Дортмундера лишенному сочувствия судье, и жестокая судьба никак не хотела помочь ему открыть его проклятый чемодан:
– Только так – он бормотал. – Это всегда так… я не знаю, почему так всегда ….
Дортмундер вообще не должен был здесь находиться. Хоть он и ожидает предварительное слушание дела о краже, но в то же время он твердо уверен, что он просто стал жертвой несчастного случая. Две недели, целых две недели как он наблюдал за ремонтной мастерской телевизоров и даже сдал рабочий телевизор Sony и позволил им убедить себя заплатить за замену шести ламп и девяти часов труда – и ни одна полицейская машина не проехала по переулку позади магазинов. Полицейский патруль совершал рейс время от времени только по центральной улице. Копов точно никогда не было в то время там, когда в порнографическом кинотеатре за углом начинали расходится люди. В такие моменты они всегда припарковались на противоположной стороне от театра, освещая через свое ветровое окно проскальзывающих мимо постоянных клиентов, как если бы своим моральным осуждением они хотели восполнить юридическую беспомощность:
– Эх, если бы могли арестовать вас, изворотливых любителей порно – такая мысль вертелась в их голове и – если бы мы могли бы передать Вас соответствующим органам для кастрации и реабилитации, во имя Пресвятой Девы Марии, мы бы сделали это.
И клиенты знали это тоже. Они убегали, суетились, опустив руки глубоко в карманы, сгорбив плечи под бременем общественного негодования, в то время как блики экрана отражались на их спинах соблазнительными кадрами из фильма: женский секс-клуб, женский секс-клуб, женский секс-клуб…
Дортмундер хорошо осознавал допущенные ошибки в своем прошлом, поэтому сделал все от него зависящее, чтобы исключить малейшую вероятность неудачи. Быстрая проверка приклеенного скотчем на окошке кассы расписания подсказала ему сеансы «секс-клуб» на вечер: 7:00, 8:45, 10:30. Значит, последнее шоу должно закончиться в 12:15.
По этой причине, точно в 10:30 этой морозной ясной ноябрьской ночью Дортмундер вынюхивал место для парковки своего универсала в узком переулке. Он медленно проехал возле запасного выхода ремонтной мастерской и припарковался возле второго или третьего магазина дальше. Использую два ключа, лом и пятку левой ноги, он эффектно вошел в магазин. В течение следующих полутора часов он собрал практически все телевизоры, радио и другие приборы. Его работу освещала комбинация из уличных огней снаружи и огоньки сигнализации, установленной над пустым кассовым аппаратом. Как игрок, оценивающий шанс на победу, он взглянул на свои часы 12:15, на часы над запасным выходом и на девять цифровых радио-часов. Он открыл дверь, прихватил два телевизора Philco и RCA и сделал шаг наружу к неожиданному мертвенно-белому свету фар (такой луч копы используют для освещения города).
Ночью, именно сегодня ночью одному из полицейских приперло вдруг отлить. В итоге на Дортмундера надели наручники, зачитали его права и освободили от тяжелой ноши в виде телевизоров. Он ожидал на заднем сиденье полицейской машины, в то время как чертов коп вернулся за мусорный бак и продолжил начатое.
– Я бы тоже не против облегчиться – пробормотал Дортмундер, но его никто не услышал.
И теперь надо придумать историю для адвоката. Он был молод, выглядел 14-летним мальчишкой, с растрепанными черными волосам, круглыми щеками и пухлыми пальцами, которые тыкали и тыкали кнопки на чемодане. Его галстук был безвкусным и скомкано завязанным, а клетки на его куртке ударялись о клетки на рубашке. Пряжка на ремне «хвасталась» фигурой, бегущей дикой лошади. Дортмундер молча смотрел на него некоторое время. И наконец, он произнес:
– Не мог бы ты мне помочь?
Адвокат поднял взгляд, пухлое лицо выражало надежду.
– Как думаешь, у тебя получиться?
И это был человек, полагающий вытащить Дортмундера из тюрьмы. Дортмундер приблизился к его невыразительному лицу, схватил кейс за ручку, крутанул его в виде одной большой петли вокруг своей руки и хлопнул им по столу. Задвижки затрещали, крышка открылась и… сэндвич выскользнул на пол.
Адвокат подпрыгнул на своем кресле, на его лице появилось много выпуклостей: глаза, рот, щеки, ноздри. Он таращился на широко раскрытый кейс. Грязные документы смешались со смятыми газетами, несколькими пакетами кетчупа и горчицы, соли и перца, небольшой бутылкой спрея для носа, упаковкой салфеток и использованными билетами в кино. Адвокат уставился на все эти предметы так, как будто никогда не видел их в жизни раньше. Дортмундер подобрал сэндвич и шлепнул его обратно в кейс, сказав,
– Открыто.
Поверенный теперь гипнотизировал взглядом Дортмундера, и он заметил, что адвокат собирается «сесть на коня». Идеально. Все что ему было нужно. Теперь его собственный адвокат был зол на него.
– Хорошо – сказал адвокат, пытаясь вспомнить, какая именно фраза была у него до этого в мыслях.
– Хорошо.
Объяснение? Защита? Извинения? Дортмундер обдумал в мыслях различные варианты, которые он мог сказать и решил, что ни один из них не принесет пользы. Пусть это делает адвокат, который будет вести переговоры с прокурором о сроках тюремного заключения.
Дортмундер вздохнул и тут дверь кабинета открылась. Прибыла ПЕРСОНА.
Скорее не персона, а персонаж. Он стоял, застыв в дверном проеме, наполняя кабинет сиянием своего присутствия, как будто он был рожден на золотом облаке специально для этого места. Его крупная голова, словно Олимпийские горы в окружении красивых белых облаков в виде волос и его бочкообразное тело, приглаженное и выровненное с помощью безупречного костюма в тонкую полоску с акцентом на хрустящую белоснежную рубашку, темный галстук и блестящие черные туфли. В глазах сверкали искры, его пухлые щеки обещали мир и процветание, а двуцветные усы цвета «перец и соль» убеждали в надежности, гордости и приверженности установленным традициям. Слабое эхо фанфар проследовало за ним через дверь и повисло в воздухе вокруг, когда он стоял эффектно держать за дверную ручку.
Он произнес: – Джон Арчибальд Дортмундер? – Голос обладал насыщенным баритоном, мягкий и вкрадчивый, но достаточно сильный. Дортмундеру нечего было терять.
– Здесь – сказал он.
– Присутствует.
– Я. – произнес он, двигаясь навстречу.
– Я Д. Радклифф Стонвилер – ваш адвокат.
Леонард Блик занимал место судьи в Нью-Йорке 12 лет, 7 месяцев и 9 дней и в последний раз был удивлен единственным инцидентом в своем суде произошедшим 12 лет, 7 месяцев и 3 дня назад. Тогда проститутка стянула свои трусы перед ним в доказательство, что она не могла приставать к полицейскому под прикрытием по причине «неподходящих» дней месяца. Выпроводив эксцентричную молодую женщины с ее одеждой из зала суда, судья Блик год за годом выносил приговоры по простым делам пьяниц, воров, по избиению жены ее мужем, неплательщиков алиментов и налогов, дезертиров из армии и ничего более не привлекало его внимание. Несколько человек обвиняемых в убийствах рассматривались им на предварительных слушаниях, но они были не интересны. Они являлись тем типом убийц, которые в барах хватались за нож, используя его как весомый аргумент. Это была настолько глупая, настолько пресная и нудная предсказуемость, что судья Блик даже высказался несколько раз своей жене в их милом доме в Ривердейле.
– Если я когда-нибудь встречу интересного мошенника, я дам сукину сыну уйти! – Но этого никогда не было и никогда, конечно, не произойдет.
– Тридцать долларов или тридцать дней – настолько грозно заявил он обвиняемому, что парень в действительности начал загибать свои пальцы, перебирая возможные варианты.
– Следующее дело.
– Залог в пятьсот долларов. Слушание дела откладывается. Действие лицензии приостановлено на девять дней.
