Мальчик склонился над веревками, бормоча:
— Нет, Максуд Александрович — это слишком длинно. Я буду называть вас «товарищ Штирлиц». Хорошо? — Пальцы его возились с моими путами. Я напряг мускулы и, почувствовав себя посвободнее, воспрянул духом.
— Называй как хочешь. Хоть груздем…
— Значит, договорились. Товарищ Штирлиц. А меня зовите «товарищ Тит». Ладно?
Я молча кивнул. И что он там столько возится с этими веревками? А парень, тем временем, удовлетворенно хмыкнув, разогнулся.
— Давайте условимся, — сказал он. — Вы — наш разведчик, томитесь в застенках гестапо. Вас били, пытали, но вы так никого и не выдали. А я — юный подпольщик. Я случайно наткнулся на подземный ход, который ведет в ваш каземат. Я буду носить вам еду и воду, перевязывать вам раны и искать способы вашего освобождения! — Голос мальчишки звучал самозабвенно, и мне было не по себе. Пошевелив плечами, я понял, что веревки, хоть и ослаблены, но не развязаны. Теперь я нащупывал на них что-то вроде морского узла, которого там раньше не было.
— Э-эй ты, как там тебя… товарищ Тит! Ты не балуй… Развязывай веревки! Кому говорят, развязывай!
— Успокойтесь, Штирлиц! — заботливо ответил он. — Ваши мучители пока не должны догадываться о моем присутствии. Они, конечно же, еще вернутся сюда, чтобы выпытать у вас пароли и явки. Но я твердо верю, что вы будете молчать. Да, кстати, — он порылся в кармане курточки и поднес мне на чумазой ладошке четыре золотых зуба. — Ваше имущество?
— Нет, — сказал я, — не мои…
— Так значит, это вы его…
Я молча кивнул. С чем-то ассоциировались у меня эти зубы.
— Ну, тогда это ваши трофеи, Штирлиц! — мальчик полез мне под шубу и ссыпал зубы в нагрудный карман пиджака. — Три зуба храните, а один я оставлю себе на память. Ладно?
Помотав головой, чтобы отогнать сосущую боль в затылке, я спросил пацана:
— Так что, ты разве не развяжешь меня? Ты не играй у меня на нервах! Развязывай сейчас же!
— Не пришло еще время! — сурово ответил мальчик. — Подвалы гестапо под охраной, на улицах — комендантский час, патрули автоматчиков. А подложные документы еще не готовы.
— Развязывай! — рявкнул я на него уже во весь голос, противно потея. — Развязывай сейчас же!
— Тише, товарищ, — приложил он палец к губам, — Мюллер услышит!
— Товарищ? — заорал я зверея. — Багдадский вор тебе товарищ! Освободи меня сейчас же, сопляк! Я тебе поиздеваюсь!..
Лицо моего мучителя стало грустным.
— Я понимаю… Я прекрасно вас понимаю, Штирлиц! Вы истерзаны жестокими пытками, ваше тело горит от веревок. Я был бы счастлив, если бы мог вернуть вам свободу. Но если побег из застенка не удастся, вас подвергнут еще более изощренным пыткам. А вы этого не переживете…
С моей головой было что-то неладно. Неожиданно мне почудилось, что я действительно по паспорту Штирлиц, сейчас 44-й год и я под колпаком у Мюллера. Уж больно складно шпарил парнишка свою ерундистику, выдавал как по писаному:
— Единственное, что я могу для вас сделать, Штирлиц, это принести пищу — свой скудный осадный паек. Ждите меня, я вернусь. Верьте мне, Штирлиц!
Мальчишка метнулся к двери и уже выскочил было из чулана, но вернулся, проверил на мне веревки и, подобрав с пола кляп, засунул его на прежнее место.
— Так надо, Штирлиц, — скорбно заметил он, — чтобы наши враги не заподозрили лишнего!
Не обращая внимания на мое возмущенное мычание, он вывернул лампочку и, включив фонарик, удалился.
«Псих! — понял я. — Сумаошедший^»
ИЗ АНГЛОЯЗЫЧНЫХ ТЕКСТОВ, НЕ ПЕРЕВЕДЕННЫХ СТУДЕНТОМ МАКСУДОМ АБЛАКАТОВЫМ 23 ЯНВАРЯ СЕГО ГОДА:
«…Создание, которое безглазо смотрело на Колвина из темноты, походило на большую белесую жабу. Огромный растянутый рот его время от времени судорожно распахивался, чтобы выпустить длинный кроваво-красный язык. Им чудовище сбивало влет нетопырей, привлеченных паразитами, которые кишели на его полупрозрачной коже. Вместо глаз у создания были лишь сочащиеся наросты, но узник чувствовал, что жуткий хозяин подземелья видит его, следит за каждым движением.
Существо топталось на границе света и тьмы, давая Колвину как следует разглядеть его обличие. Туловище у него было почти человеческое, безволосая голова сидела на короткой шее, плеч не было, но длинные, волочащиеся по полу сильные руки — все в буграх мускулов. Короткие кривые ножки с плоскими, точно расплющенными огромной тяжестью ступнями, носили чудовище быстро и бесшумно. Оно то совалось в круг рассеянного света, то отступало обратно во мрак.
— Ты кто? — холодея от ужаса, спросил Колвин.
— Уаллум, — сказала тварь, — уаллум улу. — И попыталась дотянуться до Колвина рукой, сама оставаясь в тени. Прикованный узник отшатнулся.
— Улуа уал, — донеслось из сумрака, и тварь сменила позицию, заходя с той стороны светлого круга, к которой Колвин приблизился. Человек каждый раз легко уходил от протянутой лапы, но тварь казалась неутомимой, непрерывно скользя на границе света и тьмы. А Колвин с ужасом думал, что факел в конце концов догорит и он окажется беспомощным во власти демона. Нужно было на что-то решаться.
— Ладанка, — прошептал он, — прощальный подарок принцессы Ридины…
Дрожащими пальцами нащупал Колвин под камзолом замшевый мешочек, лихорадочно развязал шелковые тесемочки… Внутри был маленький флакон из бесценного лингорского хрусталя. Откинута в сторону алмазная пробка — и в ноздри узника ударила струя сладковатого запаха.
«Это всего лишь какая-то ароматическая эссенция! — понял Колвин. — Ридине захотелось, чтобы ее любимый в походе благоухал, словно какой-нибудь изнеженный столичный франт. Глупый женский каприз! Но пусть будет так, как ей угодно!»
Лорд расхохотался с горьким надрывом, расставаясь с последними иллюзиями, и выплеснул содержимое флакона на свои цепи.
«Ирония судьбы — пленник в благоухающих узах. Спасибо тебе, нежная принцесса!»
В воздухе распространился все усиливающийся аромат. Чудовище в темноте натужно закашляло.
— Ллау луако улл! — обижено пробормотало оно из мрака. — Луалаапу!
Но Колвин его не слушал. Как завороженный, смотрел он, как, шипя, оплывают и капают на пол подземелья его железные цепи. Минута — и от оков остались только широкие браслеты на запястьях.
«Вот так принцесса!» — ошарашенно подумал он и, выдернув факел из бронзового канделябра, шагнул к отшатнувшемуся чудовищу…»
Через часок товарищ Тит вернулся и, не говоря ни слова, заменил кляп в моем рту краюхой черствого хлеба с маслом. Хлеб я сжевал, чтобы не задохнуться, а масло большей частью осталось на лице. Потом Тит напоил меня минеральной водой из ржавой консервной банки, которую, похоже, подобрал тут же, в подвале. Пить из этой посудины было противно, но жажда уже давала о себе знать.
— Приятного аппетита, Штирлиц! — пожелал мне товарищ Тит и, поняв по моему лицу, что я собираюсь ему ответить, ловко заткнул кляпом уже открытый для беседы рот.
Я чувствовал себя униженным и оскорбленным. Терпеть такое обращение от пацана было свыше моих сил. «Злой мальчик» — назвал одного из таких маленьких изуверов Антон Павлович Чехов, а современный городской фольклор добавил к его рассказу пару дюжин так называемых «страшилок», в которых детишки предстают далеко не в самом безобидном облике, а взрослые дяди и тети попадают в критические ситуации.
А мое положение чем лучше? Что помешает этому малолетнему преступнику в следующий раз притащить сюда столовый нож или отцовские кусачки? А может, они и сейчас при нем?
Со все возрастающим страхом смотрел я на оттопыренный карман товарища Тита. Что там: молоток, пила или садовые ножницы? Но тот извлек из кармана большой грейпфрут и начал сосать его, потеряв, казалось, ко мне всяческий интерес.
Приложение № 2 ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ ИЗ ПИСЬМА ШКОЛЬНИКА ТИТА АЛЕКСЕЕВИЧА КОЛОСОВА
В КИНО И НА ТЕЛЕВИДЕНИЕ ПИСЬМОМне десять лет. Учусь я в читвертом классе. Наш пионерский отряд боретца за право носить славное име Павлика Морозова но сам я хочю быть бойцом нивидимого фронта в амереке. Там у меня будет пистолет красивая радистка и автомашина. Конешно гораздо интереснее быть нашим разведчиком в ведомстве Гимлера, там выдают красивые черные мундиры но Гимлер отравился а Мюллера взорвали в фильме «Ставка больше чем жизнь» и шпионить там типерь незакем. И вобще в бывшем логове фашиского зверя Берлине теперь ГДР и у них от нас теперь никаких тайн нет. Значит буду в амереке. Взрослым хорошо им показывали Фантомаса в трех сериях, а мамка говорит што меня тогда и небыло вовсе. Это не чесно! Теперь прошло столько лет а Фантомаса в трех сериях все не показывают а только знают казать про любовь и где целуютца. Зачем нам такие фильмы? Мамка говорит ты балбес и я выдеру тебя как Сидорову козу если принесет еще хоть одну двойку а мне неинтересно учитца скучным урокам. Вот начнетца у нас английский язык и я по нему буду главным отличником потомучто нашему разведчику без него в амереке как без рук. А парни на улице говорят меня в разведчики не возьмут а сами и не знают когда надо замести следы то надо посыпать из папиросы табаком и тогда собака зачихает и потеряет твой след. А сыщик должен курить трубку иначе ево туда не возьмут. Только мне это никчему ведь я буду не сыщиком а разведчиком. А разведчикам трубка не нужна. А мамка нашла у меня табак в кармане и не поверила что это у меня для собак а не я курю и выдрала как Сидорову козу. Так что уважаемое кино и телевидение покажите нам Фантомаса в трех сериях а то мы вырастем и будет уже позно!
