Я не успел возразить — она за порог. Как только за ней захлопнулась дверь, я вылез из кровати и прошлепал в туалет. (Не хотелось бы об этом говорить, но в первый раз за долгое время я точно знал, что делаю.) Потом оделся, уселся в облюбованное мной кресло и стал ждать. Кто войдет в квартиру?
Это могла быть молодая женщина, приходящая сюда поливать цветы, с кофе для серьезного молодого человека из Южной Дакоты. Но могли быть и служители закона.
«Я сбегаю на уголок за кофе». За кофе, как же! Это могло означать, что она узнала разыскиваемого опасного преступника, который ограбил и угробил (или угробил и ограбил) человека, и теперь пользуется случаем, чтобы: а) выбраться из его лап и б) дать совершиться правосудию.
Я подумал, не стоит ли сейчас же смыться, но пришел к выводу, что бежать нет смысла. Пока сохраняется шанс, что она не побежала звать полицию, в этой берлоге в сто раз безопаснее, чем на улицах. Таков примерно был ход моих рассуждений, но подозреваю, что главной причиной была сила инерции. В крови у меня еще не рассосалось вчерашнее паршивое виски, и голову как будто набили ржавыми железками, и потому легче было сидеть, чем бежать.
Я приготовился ждать, но долго ждать не пришлось. Еще не открылась дверь, а я уже знал, что она пришла одна. Знал, потому что услышал шаги на лестнице. Ни под каким видом стадо «фараонов» не могло бы так же легко взбежать по ступеням, как молодая леди. И мандраж у меня моментально прошел, а когда дверь все-таки открылась и появилось ее хорошенькое, оживленное личико, мне стало приятно. Даже очень!
Она принесла кофе — на удивление много кофе, — стала его заваривать. Она хлопотала, и мы болтали о том о сем. Пока ее не было, я отрабатывал варианты вранья о себе, и когда она сказала, что ее зовут Рут Хайтауэр, я тут же сообщил, что я — Роджер Амитидж. С того момента мы стали называть друг друга только по имени и безбожно тыкать. Я начал травить насчет того, что в аэропорту потерял мой багаж, предупредив тем самым ее возможный вопрос, где мои пожитки. Она сказала, что с авиакомпаниями вечно так, и мы оба согласились: если уж современная цивилизация забросила человека на Луну, то, наверное, она способна проследить за парой его чемоданов. Придвинув стулья к столу, мы сели напротив друг друга и принялись за кофе. Мы пили из разномастных чашек с отбитыми краями, но кофе был замечательный.
Мы говорили, говорили, говорили... Я окончательно вошел в роль и чувствовал себя как рыба в воде. Видно, сказывалось влияние обстановки, и сама квартира побуждала меня разговориться. Рут сказала, что домовладелец любит актеров. Наверное, весь дом просто кишмя кишит актерами, и, может быть, даже в стенах и перекрытиях таится дух лицедейства.
Словом, я был настоящий Роджер Амитидж, только что приехавший в город, а она — леди, которую он встретил при весьма пикантных обстоятельствах... Я уже пытался прикинуть, как бы мне между прочим спросить ее, хорошо ли она знает Рода и какое место он занимает в ее жизни... И ах, простите, мадам... Впрочем, какое это имеет значение? Как только она уйдет, мне тоже придется сматывать удочки. Девчонка она неглупая, быстро догадается, кто я такой. Когда это произойдет, мне лучше быть подальше отсюда.
Рут тем временем говорила:
— Знаешь, я на цыпочках ходила, чтобы только не разбудить тебя. Вообще-то мне надо было сразу уйти, но я как-то не подумала, что ты тоже можешь поливать цветы. И, знаешь, я рада, что не ушла. Мне так интересно с тобой!..
— Мне тоже, Рут.
— Обычно я такая скованная с чужими, особенно с мужчинами, а с тобой легко.
— Никогда не поверю, чтобы ты стушевалась перед кем бы то ни было.
— Ты такие милые вещи говоришь... — Ее глаза — я уже заметил, что ее глаза меняют цвет в зависимости от настроения и от того, как падает на них свет, — так вот, ее глаза робко глядели на меня из-под приопущенных ресниц. — Сегодня такой хороший день, правда?
— Замечательный!
— На улице немного ветрено, но небо чистое. Я хотела купить еще какую-нибудь булочку, но не знаю, что ты любишь на завтрак. Один кофе или...
— Один кофе. И ты купила отличный.
— Еще чашечку? Я сейчас налью.
— Спасибо.
— Ты как предпочитаешь, чтобы тебя звали — Бернард или Берни?
— Как угодно.
— Я буду звать тебя Берни, хорошо?
— Чаще всего меня так и зовут, — сказал я. — Господи Иисусе!..
— Все в порядке, Берни.
— Царь наш небесный...
— Все в порядке. — В уголках ее рта играла улыбка. Она перегнулась через стол и положила мягкую ладошку мне на руку. — Тебе не о чем беспокоиться.
— Совсем не о чем?
— Совсем. Я знаю: ты никого не убивал. У меня чутье на людей. Если бы я не была уверена, что ты не виноват, я не стала бы ронять цветок и вообще...
— Ты его сама уронила?
— Угу, только подставку. Ящик я в руки взяла, чтобы не сломать растение, а подставку ногой об стену — трах!
— Значит, ты с самого начала все знала?
— А как же! Твое имя во всех газетах. А на водительских правах и других документах в твоем бумажнике — тоже. Пока ты спал, я все твои карманы обшарила. Ну и здоров же ты дрыхнуть! Я таких сонь мало встречала.
— А не сонь — много? — Невероятно, но эта негодница покраснела.
— Нет, не так уж много... Ты меня сбил. На чем я остановилась?
— На моих карманах.
— Ну да. Я сразу тебя узнала. В утренней «Таймс» твое фото. Ты там не очень-то на себя похож. Они что, в самом деле стригут человека наголо, когда в тюрьму сажают?
— В самом деле. С тех пор, как Самсон разрушил храм. Не хотят рисковать.
— Но это же варварство!.. Так вот, как только я увидела тебя, сразу поняла, что это не ты убил Флэксфорда. Никакой ты не убийца. — Она нахмурилась. — Но ты, кажется, настоящий вор-взломщик, верно?
— Похоже, что так.
— Да, похоже. И ты действительно знаком с Родом?
— Не очень хорошо. Несколько раз вместе играли в покер.
— Но он не знает, чем ты занимаешься, правда? И как он дал тебе ключи?.. Ох, я совсем отупела! Тебе ведь ключи ни к чему. У тебя свои «ключи», видела я их у тебя в карманах. «Ключи» и другие принадлежности. Интересные инструменты, ими, наверное, все можно сделать. Послушай, разве для того, чтобы открыть дверь, не нужна эта... как ее... фомка?
— Нужна. Тому, кто грязно работает.
— Но ты, конечно, работаешь чисто, это сразу видно. Знаешь, во взломе есть что-то сексуальное — тебе не кажется? И как ты вообще начал этим заниматься? Хотя такой вопрос чаще мужчины задаю женщине. Господи, нам еще о стольком надо поговорить! Убеждена, что это будет поинтереснее, чем байка о Роджере Амитидже и поставке продуктов. Спорим, ты и в Южной Дакоте-то не был. Я права? Впрочем, должна сказать: лапшу на уши ты умеешь вешать. Еще кофейку, Берни?
— Давай неси, — вздохнул я.
К шести часам двадцати четырем минутам вечера телевизионщики Седьмого канала закончили рассказ о том, что в пяти прилегающих к Нью-Йорку штатах объявлен розыск Бернарда Роденбарра, обыкновенного вора-взломщика, выдававшего себя за джентльмена, а оказавшегося кровожадным киллером. Я положил куриную ножку на тарелку, встал и выключил «панасоник». Рут сидела на полу, скрестив ноги, и, не притрагиваясь к своей куриной ножке, громко возмущалась коварством Рэя Киршмана.
— До чего обнаглели люди! Выманить у человека с таким трудом заработанную тысячу и после этого говорить о нем гадости!
По словам Рэя выходило, что я хотел напасть на него с Лореном, притаившись в темном углу, и только благодаря их отваге и упорству ему удалось опознать меня во время этой заварушки.
— Я давно чувствовал, что Роденбарр способен на насильственные действия, — говорил он журналистам, и мне казалось, что его негодующий взгляд пронзает меня насквозь, а не рассчитан на телекамеры.
— Еще бы! — сказал я. — Я же его перед подчиненными на посмешище выставил.
— Как, по-твоему, он верит в то, что говорит?
— Что я убил Флэксфорда? Конечно, верит. Мы с тобой единственные люди на Земле, которые знают, что это не так.
— И еще настоящий убийца.
— Да, и настоящий убийца, — продолжал я. — Но он вряд ли захочет выступить свидетелем. Если я начну оправдываться, мне никто не поверит. Да и ты почти ничего не докажешь. В сущности, даже я не знаю, почему ты мне поверила.
— У тебя лицо честного человека.
— Может быть, — для вора-взломщика.
— Я людей насквозь вижу.
— Я так и понял.
— Что касается Дж. Фрэнсиса Флэксфорда...
— Да почиет он в мире!
— Аминь! Знаешь, я почему-то не доверяю людям, которые вместо своего имени ставят инициалы. Мне кажется, что они ведут двойную жизнь. Для себя они — одно, для других — другое. В этом есть что-то нехорошее.
— Ну, это ты хватила.
— Ты так думаешь? Не знаю, не знаю... Обратимся к криминальной хронике: Г. Гордон Лидди, Э. Говард Хант...
