– Я… я не шепчу… – проговорила девица слабым срывающимся голоском. – И не кричу…
– И не спорьте! – рявкнул капитан и сморщился от боли. – Итак, – продолжил он, взяв себя в руки, – значит, последней вошла в кабинет госпожа Свириденко?
– Свириденко, – испуганно подтвердила секретарша, – Калерия Ивановна Свириденко. Сначала я совершенно не волновалась, спокойно ждала новых распоряжений, но никаких распоряжений не поступало, а потом пришел господин Хруст…
– Кто? – удивленно переспросил Ананасов и схватился за мучительно ноющую голову.
– Хруст, очень крупный бизнесмен… Он заранее договорился с Михаилом Рудольфовичем…
Произнеся имя своего покойного шефа, свидетельница вспомнила о понесенной утрате, всхлипнула и уткнулась в кружевной платочек.
Ананасов тяжело вздохнул, сжал ладонями виски и с видимым усилием проговорил:
– И не ревите! Дома будете реветь, а здесь вы должны давать показания!
Девица еще раз испуганно всхлипнула, высморкалась и продолжила:
– Пришел господин Хруст, и я сообщила об этом Михаилу Рудольфовичу… Дело в том, что господин Хруст очень не любит ждать, тем более он заранее договорился…
– Ясно, – проговорил Ананасов, при этом он опрометчиво кивнул, отчего его несчастная голова едва не отвалилась.
– Так вот, Михаил Рудольфович ничего не ответил, и это мне показалось подозрительным…
– Еще бы! – На этот раз капитан воздержался от неосторожных движений. – А что же вы к нему сразу в кабинет не вошли?
– Дело в том, – девица слегка оживилась, – что Михаил Рудольфович очень не любит… то есть не любил, когда его прерывают… когда к нему входят без разрешения. Но и господин Хруст начал нервничать… Поэтому я еще немножко подождала и все-таки вошла в кабинет… а там… а тут… – Девица не выдержала и наконец со вкусом зарыдала.
– Не ревите, я сказал! – прикрикнул на нее Ананасов и снова схватился за голову. – Вот, блин, свидетельница попалась! Да что же вы так убиваетесь? Он вам что, родственник или, может быть, любовник?
– Да вы что?! – возмутилась секретарша сквозь слезы. – Как вы могли так подумать? Ему ведь было очень много лет!
– Разные старички бывают. – Капитан пожал плечами и, заглянув в свои записи, добавил: – Да и не так уж много – всего-то пятьдесят пять…
С точки зрения свидетельницы, что пятьдесят пять, что девяносто пять – одинаково глубокая старость, но спорить с суровым милицейским капитаном она не стала.
– Итак, – с омерзением глядя на нее, продолжил Ананасов, – что вы увидели, войдя в кабинет потерпевшего?
– В чей кабинет? – испуганно переспросила девица, перестав рыдать.
– Потерпевшего, нотариуса Штакен… Штокенвассера! – с трудом выговорил измученный похмельем капитан.
– Я увидела его… потерпевшего… на этом самом месте…
– А куда же делась эта… как ее… Свиристенко?
– Свириденко, Калерия Ивановна Свириденко, – поправила девица. – Ее не было.
– А окно открыто? – уточнил капитан.
– Открыто, – кивнула свидетельница.
– Ну, значит, упорхнула эта Свириденко через окно… – тоскливо констатировал Ананасов.
– Не может быть! – Девица замотала головой, так что у несчастного милиционера зарябило в глазах.
– Почему это не может? – Ананасов поморщился и опустил веки. – Этаж первый, окно открыто…
– Вы ее не видели! – воскликнула секретарша. – Она старая и очень толстая! Она через окно не смогла бы!
– В состоянии аффекта люди способны на многое, – философски проговорил капитан, – на такое, что даже и не подумаешь… А насчет возраста у нас с вами разные понятия… – Он на секунду задумался и вдруг удивленно спросил: – Как, вы сказали, ее звали, эту Свиристенко?
– Свириденко, – снова поправила его секретарша. – Калерия Ивановна Свириденко.
– Вот черт! – вскрикнул Ананасов и потянулся к телефону, бормоча себе под нос: – Ну, Свириденок-то пруд пруди, а вот Калерия имя редкое…
Дозвонившись до родного отдела, капитан торопливо проговорил:
– Гудронов, ну-ка, глянь, как фамилия вчерашнего трупа?
– Которого? – с видимой неохотой отозвался Сеня Гудронов, которому тоже было чрезвычайно плохо после вчерашних дурацких экспериментов в духе Джеймса Бонда.
– Ну, с Московского вокзала… Тетка, которую в поезде зарезали, Черноморск – Питер?
– Сейчас… – Гудронов зашелестел бумагами. – А что это ты, Питиримыч, так завелся?
– Ищи, Гудронов! – рявкнул капитан, неожиданно разозлившись.
Дело в том, что он очень не любил свое церковно-славянское отчество. Все его сослуживцы хорошо это знали и старались попусту не раздражать капитана, Гудронов же допустил досадную промашку исключительно с похмелья.
– Вот, – проговорил наконец Сеня, – нашел. Свириденко фамилия того трупа.
– Свириденко, а дальше?
– Свириденко Кавалерия… то есть, блин, Калерия Ивановна, – зачитал Гудронов.
– Та-ак! – проговорил Ананасов голосом, каким Отелло интересовался, молилась ли на ночь его жена. – Ты, Гудронов, ничего не путаешь?
– Интересно! – обиделся Сеня. – Я тебе официальный документ зачитываю, а ты сомневаешься! В чем дело-то?
– Ты, Сеня, не обижайся, – на этот раз Ананасов понизил голос, – только этот вчерашний трупешник сегодня, судя по всему, сам человека замочил.
– Чего? – недоверчиво переспросил Гудронов.
– Сказал бы я тебе чего, да тут девушка рядом! – Капитан недовольно покосился на свидетельницу. – Еще раз повторяю, для особо одаренных. Тут я на убийство приехал, нотариуса пришили, этого… как, блин, его… Штукен… Штокенвассера. Так вот, последним, кто к нему в кабинет вошел, была Калерия Ивановна Свириденко.
– Ох, ни фига себе! – воскликнул Гудронов. – Это что же получается – возвращение живых трупов?
– Это получается, Сеня, – с грустью проговорил Ананасов, – что не видать нам с тобой премии, как своих ушей!
– Ну ты подожди, подожди в панику-то впадать! – перебил капитана Гудронов. – Может, она всерьез не померла… Так может, в бессознательном состоянии находилась, а потом очухалась?
– Ага, не померла! – передразнил друга капитан. – Васильич же смерть констатировал! Ее же прямо с вокзала в морг отвезли!
– Ну и что? – не сдавался Гудронов. – Васильич – тоже человек, тоже может раз в жизни ошибиться! А что в морг отвезли – может, она там на холодке-то и пришла в себя…
– И прямиком отправилась нотариуса мочить? – недоверчиво отозвался Ананасов.
– А что? Может, у нее с ним счеты какие-то были…
– Ну, не знаю, какие там у них счеты, а только ты, Сеня, позвони на всякий случай в морг да аккуратненько уточни – на месте ли эта вчерашняя… Кавалерия Ивановна.
– Меня же там за психа примут!
– Не примут! – отрезал Ананасов. – Тебя, Сеня, за сумасшедшего никто не примет, тебе сходить не с чего!
Сеня Гудронов никак не отреагировал на последнюю фразу, и капитан продолжил:
– А чтобы они не слишком удивлялись, что ты трупами интересуешься, можешь сказать, что мы занимаемся случаями похищения покойников на органы для пересадки.
– А что, правда были случаи? – уточнил доверчивый Гудронов.
В морге в этот день дежурил Николай Трофимов, отзывавшийся на немудреную кличку Трофим. Когда-то, как говорится, в другой жизни, Трофим был художником и даже весьма преуспевал, но потом сильно запил, и творческая его карьера катастрофически оборвалась. Правда, Трофим не слишком переживал. Теперешние его клиенты, рядовые покойники, были людьми очень тихими, покладистыми, никогда не скандалили, и выпивка Трофиму перепадала регулярно – то врач медицинского спирту нальет, то родственники очередного жмурика угостят чем-нибудь крепким…
Телефон на столе дежурного зазвонил.
Трофим поднял трубку и мрачным басом проговорил:
– Покойницкая.
Иногда к нему попадали по ошибке совершенно случайные люди и, услышав такое неожиданное и неприятное слово, да еще произнесенное грубым голосом Трофима, пугались до невозможности, чем доставляли санитару маленькое удовольствие.
Но на этот раз звонила не какая-нибудь кисейная барышня, а тертый и закаленный мент Сеня Гудронов.
– Ясно, что не планетарий, – отозвался он. – Это Гудронов беспокоит из убойного отдела. Ты того, брат, проверь-ка, к вам вчера жмурик поступил с Московского вокзала, Свириденко фамилия, так того, глянь… на месте ли он? То есть она, баба это!
– Нет, на танцы убежала! – грубо пошутил Трофим.
– Как – убежала? – всполошился бесхитростный Гудронов и тут же сообразил: – Шутишь, да? Тут не до шуток! Говорю тебе – проверь, на месте ли трупешник! И быстренько, мне тебя ждать некогда!
Трофим недовольно закряхтел, положил телефонную трубку на столик и побрел в покойницкую.
– Больше им делать нечего, – ворчал он по дороге, – только бы для меня заботу какую выдумать! Мои клиенты – они спокойные, коли уж поступили к нам, так никуда не денутся…
