А в «малой Корсике» в то утро Базилия проснулась не такой грустной, как в предыдущие дни. Приоткрыв дверь комнаты, где спали Жозеф, Мария и Роза, она улыбнулась. Пусть спят спокойно! Если будет угодно Мадонне, вендетта закончится как должно!
Старики никак не могли взять в толк, почему у их подруг такой хвастливый и гордый вид, но они так давно отвыкли ломать голову над непонятными явлениями, что тревожились очень недолго. Шарль Поджьо занялся своими часами, Жан-Батист Мурато стал поджидать первых клиентов, Паскаль Пастореччья погрузился в меланхолическое созерцание товара, который никто не покупал, а Амеде Прато, как всегда по утрам, начал вытирать пыль с картонок, где покоилось давно вышедшее из моды белье.
Ни Базилия, ни Антония, ни Коломба, ни Альма даже не думали, что организовали, совершили или хотя бы помогли совершить убийство. Для них, дочерей крепкой старинной расы, имело значение лишь одно: смерть Бенджена в какой-то мере облегчила понесенные ими утраты. Усопшие, затерянные в тумане, который всегда окутывает неотомщенных мертвых, приблизились и стали чуть-чуть зримее. И ощущение исполненного долга разглаживало морщины на увядших лицах старух.
Консегюд завтракал в постели и едва не подавился рогаликом, прочитав в «Нис-Матэн» о внезапной смерти Мариуса. Сообщение так взволновало бандита, что он чуть не задохнулся, и Жозетт пришлось прибежать с кухни и долго стучать супруга по спине, пока он не отдышался и не пришел в себя. Лишь убедившись, что муж снова в состоянии говорить, она спросила:
– Ну, что с тобой стряслось, Гастон?
– Погляди сама!
Консегюд протянул газету, и Жозетт прочла несколько строк, посвященных Мариусу Бенджену. Мадам Консегюд не отличалась особой чувствительностью и приняла известие очень спокойно.
– Он был слишком молод, чтобы умереть… но тебе совершенно не следует так волноваться, – только и заметила она.
– Ты, что ж, считаешь эту смерть естественной?
– Наверное, инфаркт или что-то вроде того.
Консегюд покачал головой:
– Ни за что не поверю, пока не выясню, что понадобилось Бенджену на бульваре Салейя в четыре часа утра! Уж кто-кто, а он всегда ложился спать вместе с курами!
– Ну, будь эта смерть хоть сколько-нибудь подозрительной, легавые первыми обратили бы на это внимание! А в газете ни о чем таком нет ни слова!
– Может, ты и права… Позвони сама знаешь куда – сегодня вечером мне надо встретиться с ребятами.
– Что?!
Комиссар Сервионе заставил себя спокойно выслушать собеседника, по телефону докладывавшего ему о результатах вскрытия трупа, обнаруженного на бульваре Салейя. Повесив трубку, он долго смотрел на Кастелле совершенно неподвижным взглядом.
– Бенджена отравили, – наконец сообщил он. – Цианид… Смерть, по-видимому, наступила около полуночи… Первый вывод: тело на бульвар перенесли, значит, о самоубийстве не может быть и речи. В складках одежды нашли обломки салатных и капустных листьев, морковную ботву и прочую зелень.
– Но почему выбрали сульвар Салейя?
– Наверняка только потому, что это ближайшее место, где можно было, не привлекая внимания, оставить такого рода груз.
– Ближайшее от чего?
– От того места, где произошло убийство, и, поскольку я плохо представляю, чтобы убийца мог тащиться с подобным грузом через всю Ниццу, думаю, разумнее всего предположить, что драма разыгралась в старом городе.
– Надеюсь, вы все-таки не предполагаете, что такое дело могли сотворить несчастные старики из…
– О да, Кастелле, именно так я и думаю, а потому сейчас же отправлюсь потолковать с Базилией Пьетрапьяна!
Базилия невозмутимо наблюдала за бесплодными ухищрениями комиссара. А тот, в крайнем смущении, пытался заставить эту старую женщину выложить наконец все, что ей известно.
– Чему я обязана удовольствием вас видеть? – с самым невинным видом спросила Базилия.
– А вы нисколько не догадываетесь?
– По правде говоря…
– Имя Мариус Бенджен вам о чем-нибудь говорит?
– А должно?
– Это один из убийц ваших близких!
– Да?
– Он умер сегодня ночью.
– Да будет Бог ему судьей, раз Он призвал его к себе!
– А вы уверены, Базилия, что это не вы и ваши друзья послали парня к Всевышнему?
– Не понимаю…
– О нет, отлично понимаете! Уж не знаю, как вам это удалось, но я уверен, что Бенджена отравили либо вы сами, либо по вашему наущению.
– Я? Это в моем-то возрасте? А вы, часом, не повредились в уме?
– Вчера утром Бенджен болтался в этих краях.
– Надо думать, не он один.
– Да, но у Бенджена была на то особая причина: выяснить, видели ли вы убийц, Базилия, и представляете ли вы для них угрозу. Вы солгали. На самом деле, будучи в ущелье Вилльфранш, вы следили за событиями. Скажите только слово – и я отправлю за решетку всю банду.
– А потом?
– Что… потом?
– Они наймут адвокатов и выйдут сухими из воды.
– Так вы признаете, что были свидетелем?
– Нет.
– Рассказывайте такую чушь кому угодно, только не мне, Базилия! Хотите, я вам скажу, как все обстоит на самом деле? Вы вбили в свою упрямую башку, что должны объявить вендетту и отомстить за своих! Но только эти времена давно миновали, Базилия! С дикарскими нравами и обычаями навсегда покончено! Существует закон, и я, как слуга правосудия, заставлю вас его уважать! Бог свидетель, я вас очень люблю, Базилия, как любил Доминика, Антуана и Анну, но, клянусь честью, если я найду хоть малейшее доказательство, что это вы прикончили Бенджена, живо отправлю вас в тюрьму!
Старуха улыбнулась.
– А малыши?
– Детей мы отошлем в сиротский приют, раз их бабушка не в своем уме!
– Анджелина вам не позволит.
– Не впутывайте мою жену в эту историю.
Сервионе схватил Базилию за плечи.
– Неужели вы не понимаете, что проще всего сказать правду? Я с огромным удовольствием арестую Консегюда, Кабри и всю их банду. А уж как только они попадут ко мне в руки, клянусь, их никто не вызволит! Но если вы будете по-прежнему упрямо молчать, в конце концов они до вас доберутся, Базилия.
– Я ничего не знаю, комиссар, и совершенно не понимаю, зачем вы мне все это говорите, – мягко заметила старуха.
Сервионе в ярости нахлобучил шляпу и ушел, сильно хлопнув дверью.
Даже входя в лавку Мурато, он все еще кипел от злости. Жан-Батист, наливая в горшочек горчицу, меланхолически грезил о родине. Появление полицейского было для него неожиданным развлечением.
– Добрый день, комиссар!
– Здравствуйте… В котором часу вы вчера легли спать?
Несколько изумленный таким странным вопросом, Мурато не сразу ответил Сервионе.
– В девять часов, как обычно.
– А ваша жена?
– Жена? Не знаю… А это важно?
– В какой-то мере – да. Она дома?
– Конечно!
– Будьте любезны, позовите ее сюда.
Жан-Батист ушел в глубину лавки и надтреснутым старческим голосом крикнул:
– Антония!
Старая корсиканка, ворча, появилась в лавке.
– Может, ты дашь мне спокойно заниматься хозяйственными делами? Гляди-ка, господин комиссар!
– Подумайте хорошенько, Антония… в котором часу вы легли спать прошлой ночью?
– А вам что за дело?
– Я задал вам вопрос, Антония.
– Ладно-ладно, не злитесь! Сколько я помню, часов в десять…
– А может, гораздо ближе к полуночи?
– Тоже возможно.
– А почему так поздно?
– Когда захотела – тогда и легла.
– А вы, случайно, задержались не из-за гостя?
– Какая ерунда! Для меня время ночных свиданий давно прошло!
– Не надо шутить, Антония! Речь идет о смерти человека!
– Ну и что? Вы придаете смерти слишком большое значение, комиссар. Поживите с наше – увидите, как мало это колнует…
– Вы уверены, Антония, что Мариус Бенджен не возвращался сюда ночью?
– А кто это?
– Вчера утром он заходил в вашу лавку.
