И инспектор вежливо попросил мисс Юстину позвонить мистеру Джеймсу Бартлетту, о профессии, месте работы и звании этого мистера он деликатно умолчал. Так вот, надо позвонить мистеру Бартлетту и сказать следующее: у его голландского знакомого маленькая проблема, которую мисс Гонсовская легко разрешит.
Закончив говорить с Юстиной, инспектор тотчас позвонил Джеймсу Бартлетту, молодому сотруднику из криминальной лаборатории, с которой имел дело старинный приятель инспектора. С этим приятелем Юи Рейкееваген подружился еще в дни своей далекой молодости – на рыбной ловле в Шотландии. А юный Джеймс приходился приятелю родным племянником и был в курсе всей этой истории с запертым домом в Челси.
А под самый уже вечер пришло и третье полезное сообщение – поляки прислали фоторобот подозреваемого, сделанный на основании показаний единственной свидетельницы. Портрет сопровождался комментарием: свидетельнице можно верить, хотя она и чересчур эмоциональна, зато очень наблюдательна. Человек этот ей не понравился – по ее словам, у него холодное, злое лицо.
Инспектор долго вглядывался в черты лица предполагаемого преступника. Таких типов полным-полно, он чем-то напоминал сразу нескольких известных киноактеров, так что особенно ничем не разживешься. Разве что отпадали все косоглазые, кривоносые и со скошенными подбородками.
И все же лучше это, чем ничего…
***
Ох и намучилась я при составлении этого проклятого фоторобота! Часа три проторчала в полицейской комендатуре и никак не могла поймать лицо, которое отчетливо стояло перед глазами. Наверное, слишком уж правильные черты у этого типа. Никаких заметных отступлений от нормы, никаких особых примет. А возможно, мешало выражение на лице, которое запало в память, – выражение холодного и злого упорства… И намек на растерянность – словно его застали врасплох. И еще что-то жестокое было в том лице… Что-то такое, от чего мурашки по коже.
В конце" концов я махнула рукой, так и не добившись желаемого, на словах передав полицейским то, чего не сумела отразить на портрете.
Злая как черт, вернулась я домой и позвонила Мартусе.
– Слушай, я просто горжусь собой! – крикнула в трубку Мартуся, услышав мой голос. – Знаешь, я собралась с силами и еще раз позвонила этому Юреку-Вагону. И он дал мне адрес Гонсовских в Ломянках, а я, представь, по адресу разыскала их телефон!
Я с шумом выдохнула.
– Ты что пыхтишь как паровоз? – удивилась Мартуся.
– Это я стресс выпускаю. Я чуть не лопнула от злости, пока мы в комендатуре трудились над портретом подозреваемого. Только вернулась, еще в себя не пришла. Вроде бы похож, но таких сотни встретишь на улице.
– И совсем не восхищаешься мной? – обиделась Мартуся.
– А чем тут восхищаться? Любой человек, если он не законченный кретин, сделал бы то же самое.
– Ну, знаешь… Ладно, звонила я в Ломянки, звонила, и никто не поднимал трубку.
– Наверное, тоже уехали отдыхать. Дай мне номер, на пару станем звонить. Меня все больше интересует это дело. В конце концов, не каждый день обнаруживается труп у тебя под носом.
– Вот-вот, и мне интересно. У тебя есть чем писать?
И Мартуся продиктовала мне номер телефона Гонсовских в Ломянках.
После разговора с подругой я немного успокоилась, раздражение отступило, осталось любопытство – интересно, кто видел меня на стоянке в Зволле? И действительно ли я – единственный человек, кто столкнулся с тем водителем. И еще. Знал ли водитель «мерседеса», что везет труп? Ведь запросто могли ему и подбросить…
Хотя, судя по выражению лица, знал. Да, точно, знал!
В Ломянки я названивала каждый час, и все без толку. Я уже совсем уверилась в том, что все уехали в отпуск, как вдруг мне ответили.
– Алло! – обрадовалась я, не решив еще, о чем спрашивать.
– Алло! – ответил женский голос. – Туточки никого нету.
– Как это нету? Ведь пани же есть!
– Дак ведь я тут не проживаю.
– Минуточку. Это квартира Гонсовских?
– А как же, ихняя. А их нету туточки.
– А где они? И когда появятся?
– Да они в разные места разъехались, кто к морю, кто в горы, а кто на Мазурские озера. Возвращаться начнут, думаю, через недельку.
– А пани их знает?
– Ясное дело, знаю. Соседка я ихняя. Пришла цветочки полить, а тут пани и позвонила. А поливать лучше всего вечером.
– Конечно, лучше вечером, – со знанием дела подтвердила я. – Хотя зависит, с какой стороны солнце, бывает, что иногда лучше поливать с утра. Ага, минутку. Раз уж их там нет никого… А пани знает Ядвигу Гонсовскую?
– И с чего это вдруг Ядька так всем понадобилась! – непонятно почему разозлилась соседка. – Тут уже и полиция была, и по-английски болтали. Может, пани знает? Что такое стряслось?
Иногда для пользы дела полезно чуть-чуть приоткрыть тайну следствия. Я решилась.
– Насколько мне известно, с ней самой ничего не случилось, – осторожно сказала я. – Но Ядя работает у одной англичанки в Лондоне, у некоей Эвы Томпкинс. Правильно?
– Правильно. И что?
– Так вот, тут дело не в Яде, а в ее хозяйке.
– А-а-а! – обрадовалась моя собеседница и вздохнула с явным облегчением. – И полиция что-то в этом роде говорила. Я ведь, проше пани, звонила Гонсовским, и выяснилось, что им тоже звонили, разыскивают Ядьку, чтобы она им что-то рассказала. А пани чего?..
Да ничего. Я только что вернулась из поездки в Европу и, кажется, там встретила эту Эву. Но не уверена. А от кого мне узнать, она это или не она? Конечно же, от ее домработницы, Ядвиги.
И в самом деле, хотелось бы знать наверняка, кого именно этот подозрительный возил в своем багажнике.
Похоже, соседку мое объяснение устроило, во всяком случае, она неожиданно разговорилась:
– Ну так я пани вот что скажу. Сдается мне, Ядька там и сама не знает, как ей быть. Кажется, эта Эва отколола номер… У Эвы с мужем не очень-то хорошие отношения. Он в Америку по служебным делам уехал, а она возьми и воспользуйся случаем. С этим, своим… ну, пани понимает, тоже укатила, а Яде велела держать рот на замке. А тут ни с того ни с сего полиция цепляется. И что девке делать? Она и сбежала к подружке, но ведь дом не бросишь на произвол судьбы, там ведь тоже бандиты и взломщики водятся. И если, не приведи господь, что случится, ведь ей отвечать, правильно говорю?
– Правильно, но тогда еще больше стали бы цепляться. Ядя легально там проживает?
– Должно, легально, потому как хозяева за нее страховку платят.
– Тогда еще полбеды. Только вот с таким мужем, как у Эвы, действительно одни неприятности…
Соседка продолжала:
– И если бы вчера за нее взялись, когда Эва звонила, Ядя бы у нее и спросила, как быть. Так нет, только сегодня прицепились, а теперь где Ядьке хозяйку искать?
До меня не сразу дошло.
– Минутку! Подождите, пожалуйста! – заорала я. – Как пани сказала? Кто звонил?
– Как кто? Да хозяйка же, Эва. Я не верила своим ушам.
– Эва Томпкинс звонила? Кому? Когда?
– Как когда? Да вчерась утром и звонила, Гонсовским звонила. Вроде как для того, чтоб знали – она по службе уехала. Эва иногда так звонит Гонсовским, когда Ядька одна в доме остается, чтоб они своей дочке позванивали, ведь какая-никакая родня. О муже ничего не скажу, а Эва – женщина порядочная и о Ядьке, как о родной, заботится. Страна чужая, та одна там, языка не знает, а девушка хорошая, и Эве ее по-человечески жалко. Так что родителей Ядьки она всегда предупреждает.
Минутку, а я ничего такого… крепкого не пила? От чая не опьянеешь, а я даже грейпфрутового сока не хлебнула.
– Очень прошу пани еще минутку подождать. Правильно ли я поняла, что Эва поддерживает контакты с родителями Ядвиги? С Гонсовскими? Они уверены, что им звонила именно Эва?
– Уверены, ясное дело. Они ведь даже родня, пусть и седьмая вода на киселе.
– И она им звонила вчера?
– Да, вчера, я же говорю… С утра. Не слишком рано, но утром. А что?
Так я ей и сказала – что. Можно брякнуть, конечно, что Эва звонила из багажника «мерседеса» или из морга. Так… Кто же тогда был в проклятом багажнике, если «е Эва Томпкинс? Неужели полиция мне лапшу на уши вешала?
– Да нет, ничего, – еле ворочая языком, пробормотала я. – Просто удивилась, что она позвонила Ядиным родителям, если уехала с любовником… Странно как-то. Наверное, я не ее встретила.
– А где пани ее встретила?
– В Голландии, – вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык. – Вот почему и говорю, что, наверное, это был кто-то другой.
– Да уж точно не она. Голубки небось в теплые страны поехали, а в той Голландии, сдается мне, слишком мокро.
Да, права соседка. В Голландии и в самом деле слишком мокро. На себе испытала. И привлекали меня по мокрому делу…
***
В 23.20 инспектор Рейкееваген был вынужден пересмотреть свой взгляд на прошедший день. Да, пожалуй, он поторопился назвать его удачным, скорее наоборот.
