– Какого хрена! Где Роман?
– Охраннику плохо, – тихо ответила я, – он в туалете. Господин Корсаков, лучше ничего не трогать, иначе потом эксперт с ума сойдет!
– Никаких ментов здесь не будет, – гаркнул начальник местных стражников. – Проваливай отсюда! Живо! Чтоб глаза мои твою писательскую морду больше в нашем доме не видели. Хотя стой!
Корсаков вскочил, приблизился ко мне, живо пошарил руками по платью и буркнул себе под нос:
– Вроде ничего не сфоткала. Давай мобилу!
Я протянула ему сотовый, Владимир кинул трубку на ковер, раздавил ботинком и заявил:
– Теперь вали! И даже не думай разинуть пасть! Иначе с тобой будет как с ним!
Владимир указал на руины моего сотового. Я повернулась и пошла на выход. Вас удивляет, что я удалилась без предъявления претензий и без скандала? Заводить свару у трупа девушки показалось мне кощунством. А еще мне стало понятно: бравый, внешне уверенный в себе Владимир Михайлович хоть и занимает высокую должность, но впервые в жизни увидел жертву преступления. Корсаков не из бывших следователей или оперативников. Профессиональные навыки никогда не умирают. Ни один, даже столетний, давно не выезжающий на место преступления пенсионер, некогда сотрудник убойного отдела, не станет трогать руками без перчаток тело и затаптывать комнату, в которой совершено убийство. Владимир почти не владел собой, он не адекватен, и мой телефон пал жертвой его стресса. Корсаков понятия не имеет, что в потайном кармане моей сумки лежит еще один аппарат. Я часто теряю мобильные и всегда ношу пару штук. Если лишусь одного, включу второй.
За спиной послышался шум. Я оглянулась, начальника охраны рвало на ковер. Стало понятно: уйти вот так, бросив в гримерке останки несчастной Риши и обезумевшего Корсакова, нельзя.
Я выглянула в коридор и крикнула:
– Рома! Ты уже напился? Иди сюда срочно!
Секьюрити, по‑прежнему бледный до синевы, явился на зов.
– Встань у двери, – приказала я, – никого сюда не впускай без моего разрешения.
– Иес, – кивнул парень.
– Скажи номер телефона Филиппа Леонидовича, – потребовала я.
– Я его не знаю, – испуганно ответил Роман.
– Тогда позови Михаила Степановича, – велела я.
Отец Владимира появился через пять минут. Я к тому времени уже успела побеседовать с Шумаковым и вкратце описать ситуацию.
Старший Корсаков был шокирован известием о кончине Ириши, но должным образом отреагировать не успел, потому что из коридора быстрым шагом вырулил Филипп Леонидович и спокойно спросил:
– Ну? В доме полно гостей, я не могу надолго отлучаться.
Михаил Степанович сказал:
– Главное, не нервничайте.
Хозяин потерял улыбку и посмотрел на меня.
– Что‑то произошло?
Я кивнула. Филипп Леонидович сделал шаг к двери, мне пришлось схватить его за рукав пиджака.
– Вам лучше не входить в гримерку.
– Я сам решу, как мне поступить, – отрезал Филипп и попытался стряхнуть мою руку.
Но я вцепилась в рукав изо всех сил.
– Уважаю ваши права и никогда бы не осмелилась руководить умным человеком, но вам туда нельзя. По разным причинам.
Верещагин потянулся к двери, я выдернула из кармана носовой платок.
– Хотя бы оберните руку и не ходите по комнате.
Филипп Леонидович неожиданно послушался, замотал ладонь бумажной салфеткой, распахнул дверь и замер на пороге. Владимир стоял, привалившись к стене, в гримерке отвратительно пахло.
– Дядя Миша, открой окно, проветрить надо, – вроде спокойным голосом вымолвил Филипп.
– Нет, – решительно возразила я, – нельзя. Необходимо увести отсюда Корсакова, запереть уборную, выставить около нее охрану и ждать приезда спецбригады.
– Никаких ментов, – отрезал Филипп Леонидович, – сами разберемся.
– При всем уважении к вам, это не получится, – сказала я, – ваша служба безопасности не имеет права заниматься убийством. Я взяла на себя смелость, вызвала майора Юрия Шумакова, вы можете рассчитывать на его деликатность и умение держать язык за зубами.
Верещагин быстро сориентировался.
– Хорошо. Дядя Миша, оставайся здесь. Стой снаружи, никого не впускай. Володя!
Корсаков вздрогнул.
– Ступай, прими душ, почисти зубы, переоденься и иди в маленький кабинет, – распорядился шеф. – Роман, ты дежуришь у общих дверей. Всех заворачиваешь!
– Простите, можно вопрос? – робко заикнулся парень.
– Ну, – нахмурился Верещагин.
– В гримерках находятся вещи, – тихо произнес охранник, – артисты веселятся в зале. Что делать, если они захотят шмотье забрать и домой податься?
– Ни один человек не должен попасть в служебное помещение, – чуть повысил голос Верещагин.
– Понял, – кивнул Роман.
– И Муркин, и Марфа, и Катя Франк, и Павел Лавров будут спорить с охраной, если она попытается их притормозить, – сказала я, – еще есть Елена Минская, девушка, которая сидела в ложе. Будет лучше, если Рома вежливо им скажет: «Прошу простить, но Филипп Леонидович настоятельно просил никому пока не уезжать и не заглядывать в гримуборные. Для вас готовят совершенно особенный сюрприз, хозяин задумал по полной программе отблагодарить актеров, вызвал сюда из дома старшего бухгалтера». Последнее у большинства людей ассоциируется с наличными деньгами.
– Мыслишь в верном направлении, – похвалил меня Филипп Леонидович. – Роман, запомнил? Да, Минской нет, я ее сразу домой отправил, чтобы тут не отсвечивала!
– Иес! – гаркнул охранник. – Донесу до их сознания: актерам хотят премию вручить, типа тысячи отсчитывают и по конвертам раскладывают.
Михаил Степанович похлопал парня по спине.
– Молодец. Двигай на пост.
Филипп Леонидович посмотрел на меня.
– Кто из исполнителей может устроить скандал?
– Все, – без колебания ответила я.
– Расставь их по степени вредности, – потребовал Филипп.
– Муркин, Марфа, Катя, Лавров, – ответила я. – Минскую я не знаю, видела ее лишь издали, но вы сказали, что ее уже нет. Борис мертвецки пьян, он спит, думаю, не очнется до утра.
– За кулисы посторонние не допускаются, – протянул хозяин, – кроме того, у входа выставлена охрана. Следовательно, круг лиц, которые могли сюда проникнуть, резко сужается. Актеры и работники театра.
– Есть лифт, – напомнила я, – тот, что возит жильцов дома вниз.
Михаил Степанович откашлялся.
– Нас всего двое, там моя квартира и апартаменты Фаины. Подъемником может воспользоваться только человек, имеющий ключ‑карту, вот она!
Я посмотрела на пластиковый прямоугольник, который рабочий достал из нагрудного кармана пиджака, и спросила:
– Но ведь девочка как‑то проникла на строго охраняемую территорию? Значит, и взрослый мог пробраться.
– Какая еще девочка? – раздраженно поинтересовался хозяин.
Я перечислила приметы ребенка.
– Маленькая, в розовом платье, с плюшевым мишкой в руках и массивных очках на носу.
– В очках? – со странным выражением лица переспросил Верещагин.
– Ерунда, – слишком бойко заявил Михаил Степанович. – Вероятно, Виола увидела Суок.
На этот раз изумилась я.
– Суок? Кукла наследника? Игрушка, сделанная по образу и подобию живой девочки? Главная героиня романа Юрия Олеши «Три толстяка»?
Дядя Миша кивнул.
– Да. Я только что сообразил, в чем дело. Мы ставили спектакль по этой книге года два назад и никак не могли подобрать кандидатку на роль Суок. Похоже, амплуа травести, взрослых актрис, которые изображают ребенка, умерло. Сейчас слово «травести» употребляют в значении транссексуал. Ни одна актриса не годилась, все фальшивили и переигрывали. Тогда Борис, а он у нас постоянно ставит спектакли, придумал интересный ход, на заводе заказали полую ляльку. Внутрь поместилась худенькая мелкая актрисулька, получилась замечательная Суок.
На лице Филиппа Леонидовича промелькнуло выражение облегчения.
– Точно! Реквизит где‑то на складе.
– Суок вытащили, влезли в нее и теперь расхаживают по дому! – закончил Михаил Степанович.
– Это могло быть, – согласился Верещагин. – И кто сей идиот? Шутничок фигов! Поймаю, голову оторву!
Я возразила:
– Ну нет! На куклу ребенок совсем не походил. Филипп Леонидович, правильно ли я поняла, что сюда имеет доступ лишь ограниченный круг людей?
Верещагин моргнул раз, другой, третий, но в конце концов соизволил ответить:
– Так.
Я начала загибать пальцы на руке.
– Михаил Степанович, Фаина, Владимир, Роман – это сотрудники, которые остались после представления. Еще сюда в любое время могли заглянуть артисты и режиссер. Участники пьесы веселятся на банкете, их вещи пока лежат в гримерках. Рома, подойди‑ка!
Охранник с топотом принесся на мой зов. Поскольку Филипп Леонидович молчал, я рискнула задать охраннику вопрос:
