– И где же он раньше был?
– А я почем знаю? Пошли лучше танцевать, а то дискотека скоро закончится.
И мы пошли. И шумное сопение, и рытье копытами земли на этот раз усилились многократно, потому что Таньский превзошла саму себя. Если раньше ее танец был, так сказать, беспредметным, то сейчас, когда подругу заинтересовал и заинтриговал неизвестный, вся накопленная за пять лет сексуальная энергия (страшное дело!) закурилась над Таньским, словно предупреждающий дымок над жерлом проснувшегося вулкана. И этот дымок явственно тянулся туда, в угол диджея. Не знаю, может, это срабатывало самовнушение, но мне казалось, что я вижу наяву, как два встречных потока желания переплетаются и так, туго свитые, словно жгуты, продолжают свое движение в заданном направлении. Вы скажете – так не бывает, нельзя желать того, кого не видишь, может, там урод жуткий, потому и прячется. Я тоже так считала раньше, но первую брешь в моей уверенности пробила история наших с Лешкой отношений, а теперь я воочию убедилась – в жизни бывает все!
Вконец истомившись от любопытства, я едва дождалась конца дискотеки. Ну, теперь-то я увижу, к кому же Таньского тянет со страшной силой. Она, бедняга, от волнения стала похожа на получившего-таки свой удар суслика – бледная, лицо безумное, глаза периодически закатываются – просто блеск!
Я встряхнула ее за плечи:
– Так, дорогуша, прекращай истерику. Иначе рухнешь где-нибудь посередине «Ручейка», и я вряд ли сумею тебе помочь.
– Почему? – прошептала Таньский, по-прежнему пребывая в невменяемом состоянии.
– Потому что моих жалких силенок вряд ли хватит на то, чтобы отбить твое вожделенное для местных самцов тело от этих самых самцов. Давай, сконцентрируйся, включи автопилот, и пошли.
– Но ведь, – словно сомнамбула, двинулась за мной подруга, – ведь сейчас я увижу ЕГО! Как ты не понимаешь!
– Поверь мне, сейчас ты увидишь не только ЕГО, – передразнила я патетическую интонацию Таньского, – а еще и удвоенное количество претендентов на роль ЕГО! И все благодаря твоему разнузданному и безнравственному поведению. Ты хоть помнишь, что ты вытворяла последние полчаса? – пыталась я растормошить этого андроида, но все было бесполезно.
Как я и предполагала, количество черноволосых бутонов роз увеличилось. А вот количество настоящих – наоборот. Не выдерживали хрупкие розовые кусты партизанских набегов жарких мужчин, несмотря на все усилия садовников.
Я за руку волокла свою очумевшую подругу, стиснув зубы и отталкивая наиболее настырных обожателей. Ну их в пустыню, эти дискотеки, осточертело мне это ежевечернее шоу. Теперь еще и Таньский ополоумела, причем непонятно из-за кого.
А кстати, где же этот страстный мачо, который так хотел мою подругу? Самое время появиться. Но, судя по тому, что Таньский абсолютно не реагировала ни на кого из поджидавших ее мужчин, незнакомец так и не появился.
Интересненько!
К моменту возвращения в номер я напоминала Пятачка из отечественного мультика про Винни Пуха. Помните: «Интересно, куда подевался мой воздушный шарик? И откуда взялась эта тряпочка?» Приблизительно так все и выглядело – вместо эффектного и сияющего воздушного шарика, каким была Таньский к концу дискотеки, я приволокла домой невразумительную тряпочку. Бедняга даже полиняла как-то, выцвела. Вот ведь дитя эмоций!
Ну ничего, я Таньского знаю. Ее лучше сейчас не трогать, оставить наедине с собой. Они друг с дружкой (Таньский и собой) переспят ночку, предъявят взаимные претензии, объявят войну, поругаются всласть, потом помирятся и выработают план дальнейших действий.
Так и получилось. Утром я проснулась от предательского удара солнечных лучей прямо в лицо.
– Подлая ты все-таки женщина, Таньский, – простонала я, натягивая на голову простыню (не под ватным же одеялом спать в Египте!), – я бы даже рискнула сказать – зараза гнусная. Какого, спрашивается, пингвина ты шторы отдернула?
– Просыпайся, хватит спать, не забудь убрать кровать! – продудела «Пионерскую зорьку» жизнерадостная (я же говорила!) подруга.
– Я бы с большим удовольствием тебя куда-нибудь убрала, – пробурчала я, уткнувшись в подушку, – поскольку главных в подруге качеств – чуткости и самопожертвования – в тебе не было, нет и не будет.
– Давай, давай, поднимайся, – потянула меня за пятку Таньский, – у нас с тобой много дел сегодня.
– У нас? – в попытке достать эту злыдню лягнула воздух я. – У меня лично никаких новых дел не предвидится.
– Ну ладно, не вредничай, – продолжала тормошить меня эта перевозбужденная самка гамадрила, – не могу же я одна отправиться на поиски моего незнакомца.
– Можешь, – злорадно ответила я, – еще как можешь!
– Ладно, как хочешь, – покладисто согласилась Таньский и направилась к выходу. Вот ведь грымза, тоже изучила меня за четверть века как облупленную. А кстати, всегда мучилась над этимологией этого слова. Облупленный – это в смысле лупили со всех сторон до синяков? Или скорлупу снимали, как с крутого яйца? Или глазами лупали, разглядывая? Или облупленный – синоним слова облапленный, т. е. облапаный? В общем, знает меня Таньский хорошо, и моя реакция была просчитана этой провокаторшей заранее.
– Ну вот куда ты пошлепала, камень в почках? – сопя, вылезла я из кровати. – Прекрасно ведь знаешь, что оставить тебя без присмотра я не могу, а тем более позволить тебе одной шариться по служебным помещениям отеля. И вообще, как ты это себе представляешь?
– Что именно? – как ни в чем не бывало уселась на призеркальный пуфик Таньский.
– Как ты его искать будешь?
– Ну как, – пожала плечами подруга, – я же его почувствую, так и найду.
– Бред, причем самый настоящий, неподдельный, высшей пробы.
– Но почему?
– Ты только представь себе картинку: две тетки с очумелым видом лозоходцев бродят по территории отеля, проникают на кухню, в подсобные помещения, в офисы и везде, встретив мужскую особь, застывают и ждут – начнет ли основная бабахнутая покрываться пупырышками и трепетать или нет.
– Вообще-то ты права, – поскучнела Таньский. – Идиотизм получается. Но что же делать?
– А почему обязательно что-то надо делать? Будем жить как жили. Не хватало еще за мужиками бегать, и кому – тебе, объекту вожделения многих! – начала по-революционному кликушествовать я.
– Слушай, если бы я не знала точно, где ты была в декабре прошлого года, я бы решила, что ты жила на Майдане, – хихикнула Таньский.
– На Ма-чем?
– Ну, в Киеве, на Майдане, там, где было «оранжевое небо, оранжевое солнце, оранжевые люди оранжево поют!» – спародировала Стоцкую эта злыдня и, ехидно улыбаясь, добавила: – А поют весьма однообразные песни: «Ю-щен-ко! Ю-щен-ко!»
– Что там у них у щенка? Чумка?
– Не придуривайся, не такая уж ты темная.
– Нет, я не темная, я не светлая, я сумеречная! – таинственно провыла я. – Ладно, пошли в дозор. Но учти, твоего мачо будем вычислять без фанатизма, ясно? Вначале тебе придется запупыриться, а потом и вычислять будем.
– Слушаюсь, шеф, – с интонациями Папанова в «Бриллиантовой руке» дураковато вытаращилась на меня Таньский.
И мы пошли жить, как раньше. Вернее, это я жила, как раньше, а Таньский целый день старательно делала вид, к вечеру виду надоело, что его все время делают, и он послал мою подругу подальше. Так что на дискотеку пришла совершенно невменяемая особь, каждые пять минут истерически разглядывающая свои руки (как самую доступную часть тела) в поисках тремора и пупора.
Но, увы, моя пугливая лань все еще была гладкой и бесчувственной. Она даже танцевать идти не хотела, однако подобного издевательства над природой я снести не могла и буквально пинками вытолкала несчастную на танцпол. Естественно, я оказалась права – музыка сделала свое дело, и к началу следующей композиции передо мной была уже знакомая всем Мисс Дэнс-Эротика.
Почти час я наслаждалась этим незабываемым коктейлем, составленным самым гениальным в мире барменом, – треть звездного неба, треть дыхания моря и треть огненных ритмов. И самозабвенно выплясывающая соломинка – Таньский.
Но вот соломинка начала лихорадочно озираться. Явился, похоже. Я вопросительно посмотрела на Таньского, но поймать ее абсолютно расфокусированный взгляд не смогла. Так, с меня хватит этого идиотизма! Нет, идиотизм был утром. Тогда кретинизма! Пора мне вмешаться в этот неуправляемый процесс.
Я решительно отодвинула Таньского и направилась к вотчине Али. Сомнений в том, что загадочный мучитель Таньского прячется именно там, не было ни малейших, поскольку бывшая соломинка превратилась в стрелку компаса, безошибочно указывающую направление. Ну, сейчас я этому квази-Призраку Оперы покажу! А кстати, что бы ему показать такое убедительное? Может, сценку «Ленин и печник»? Или «Превращение Энакина Скайуокера в Дарта Вейдера»? По убойности впечатления обе сценки приблизительно одинаковы. Особенно в моем исполнении.
