Маша подняла на меня глаза в полнейшем смятении. Бьюсь об заклад, она очень надеялась, что я не задам щекотливого вопроса. Но я глядела уверенно, с прищуром, тогда Маша собрала оставшиеся силы и ответила:
– Вообще, это не имеет отношения к данному делу. Но… я хотела показать его одному человеку…
Просто удивительно, до чего легко я читала в душе этой девочки! И ведь никогда не замечала за собой ни особого ума, ни проницательности. И опыта житейского у меня ненамного больше ее… Хотя у нее-то совсем опыта нету… Научить некому, посоветоваться не с кем… Мать вроде бы есть, а на самом деле считай, что нету. Господи, не дай бог никому такую мамашу!
Вспомнив, каким ярким блеском загорелись Машины глаза при упоминании ее преподавателя Геннадия Серафимовича, я все поняла.
Маша тоже сообразила, что я не отстану, и тихим шепотом поведала мне, что через общих знакомых узнала, что Геннадий Серафимович появится в одной известной галерее на открытии выставки его приятеля-художника. Маша исхитрилась и тоже достала приглашение на вернисаж. План был такой: встретиться там с господином Зоренко вроде бы случайно, а уж мимо такого кулона он ни за что бы не прошел, он интересуется старинными драгоценностями.
Я подавила в душе порыв высказаться нелицеприятно про Геннадия Серафимовича. Влюбилась в него девчонка, как кошка, так что, пожалуй, за такие слова можно и чашкой в лоб от нее получить…
– Ладно, пока мы это оставим. Стало быть, кто-то охотился не за твоей зачеткой, а за старинной драгоценностью. Но тогда я уверена, что твою сумку украл не какой-то мифический воришка, который непонятно как оказался в вашей аудитории, а кто-то из своих. Кто-то, кто пронюхал о существовании кулона.
– Не может быть! – запротестовала Маша. – Я всех наших ребят хорошо знаю, они на такое не способны…
– Ладно, подруга! – оборвала я. – Люди иногда способны на такие вещи, что просто диву даешься! Вот, например, мой бывший муж… но, впрочем, это совсем другая история, и к нашему расследованию не имеет отношения. Ты мне лучше вот что скажи: показывала ты кому-нибудь кулон?
Не знаю, как у меня появилась эта мысль. Может быть, на нее натолкнуло то, как горячо она запротестовала, когда я сказала, что сумку украл кто-то из своих. Во всяком случае, по ее реакции я тут же поняла, что попала в точку: Маша завертелась как уж на сковородке и наконец проговорила:
– Никому, кроме Ленки…
– Ага, – я удовлетворенно кивнула, в очередной раз подивившись человеческой глупости. – Ленка – это та эффектная брюнетка в красном пальто, с которой ты распрощалась на пороге аудитории?
– Ленка Симакова – моя лучшая подруга! – воскликнула Маша в праведном гневе. – Не думаешь же ты, что она…
– Я пока ничего не думаю, – оборвала я ее. – А только пытаюсь по крупице выдавить из тебя подробности дела. Такое впечатление, что ты не хочешь вернуть свой кулон. То есть как раз не свой…
– Я хочу… – тяжело вздохнула моя глупая и доверчивая клиентка. – Да, вот еще: когда я показывала Ленке кулон, к нам подошел Вадик Воронко…
– Ну-ка, еще раз, медленно и подробно! – потребовала я. – Расскажи, как это происходило. Где ты хвасталась своим кулоном, кто такой этот самый Вадик…
– Я не хвасталась… – обиженно протянула она. – Я только показала…
История выглядела вот как.
Этой дурехе, конечно, ужасно хотелось похвастаться перед задушевной подружкой замечательным мачехиным кулоном. Она подгадала удобный момент между двумя лекциями, с загадочным видом отозвала Лену в дальний конец аудитории, огляделась по сторонам и достала из сумки драгоценную вещицу.
Ленка поджала губы и протянула:
– Поду-умаешь! Старье какое-то!
Это явно значило, что кулон произвел на нее сильное впечатление. Тем более что Ленка тут же добавила с явным интересом:
– Откуда это у тебя?
Маша сделала загадочное лицо. Честно говоря, она не успела придумать какую-нибудь красивую историю, а говорить правду не хотела, это было слишком скучно.
И в этот самый момент к ним подскочил Вадик Воронко и спросил, заглядывая чуть ли не в сумку:
– Девчонки, а что это вы тут делаете?
Вадик Воронко у них на потоке считается самым настоящим балбесом. Он вечно опаздывает со всеми курсовиками и рефератами, теряет библиотечные книги, забывает в автобусе пособия, путает лекции. Самым знаменитым его подвигом было, когда на втором курсе он пришел на экзамен по истории религии, подготовившись по курсу основ архитектуры, и когда преподаватель спросил его, какие он знает монашеские ордена, ответил, что знает ионический, дорический и коринфский ордер.
В общем, Ленка его быстро отфутболила, но он наверняка успел заметить красивое украшение.
– Значит, про кулон могли знать Лена Симакова и Вадик Воронко… – проговорила я задумчиво. – А то, что знают двое, – знают все. Ленка явно рассказала еще кому-нибудь…
– Она не стала бы! – горячо возразила Маша. – Она не такая!
– Ой, ну прямо! Она такое исключение из правил… а уж это ваш Вадик наверняка первоклассный болтун…
– Вадик – да, Вадик может… – погрустнела моя клиентка.
– Хорошо, – подвела я черту. – Начнем с Лены и Вадика. У вас сегодня какие еще занятия?
– Ой! – спохватилась Маша. – Я же на английский опаздываю! – Она подхватила рюкзачок, который носила после пропажи сумки, и вскочила из-за стола.
– А Ленка твоя там тоже будет? – осведомилась я.
– Все там будут, у нас контрольная! – бросила Маша на бегу. Буфетчица улыбнулась мне, оторвавшись от яркого глянцевого журнала, – мол, все они такие шебутные, студенты эти…
Пока Маша со товарищи парилась на контрольной по английскому, я переделала множество дел. Навела красоту в туалете, смоталась вниз к дяде Васе, отнесла ему стаканчик с кофе и велела быть наготове, а на обратном пути проверила у вахтерши, не подбросили ли ей Машины документы. Не подбросили, за стеклом ничего не лежало, что были – и те разобрали. Впрочем, я ничего иного и не ждала. Тот, кто украл кулон, просто обязан был немедленно выбросить сумку со всем содержимым как можно дальше. Если, конечно, он не полный дурак. Или дура.
Когда ждешь, время течет медленно. Я покрутилась перед закрытой дверью аудитории, заодно огляделась в институтских коридорах и вспомнила свои студенческие годы.
Правда, я училась в техникуме, но у нас, как мне кажется, все было как-то строже и серьезнее. Возле двери деканата висели списки «хвостистов» и расписания переэкзаменовок. А здесь вместо этого развесили фотографии каких-то старинных церквей и дворцов, репродукции картин и гравюр…
Наконец зазвенел звонок, и студенты высыпали из дверей аудиторий.
На этот раз я не приблизилась к Маше и вообще держалась в сторонке, стараясь остаться незамеченной. Этому способствовала моя неброская курточка нежно-крысиного цвета.
Зато Лену Симакову трудно было не заметить в любой толпе: ее красное пальто и длинные черные волосы буквально приковывали к себе внимание.
Она распрощалась со своими одногруппниками и торопливо зашагала к выходу из института. Однако, немного не доходя до будки вахтерши, внезапно свернула в сторону и юркнула в боковой полутемный коридор.
Я на мгновение замешкалась, но тут заметила неплотно прикрытую дверь чулана, за которой виднелись ведра и швабры.
Убедившись, что на меня никто не смотрит, я заскочила туда, сдернула с крючка синий сатиновый халат, быстро облачилась в него, обмотала голову шарфом, вооружилась шваброй и, выскочив из чулана, бросилась вслед за Леной.
К счастью, Симакова не ушла далеко: она стояла перед дверью, явно кого-то поджидая.
Я согнулась в три погибели и принялась елозить шваброй по плиточному полу, понемногу приближаясь к объекту.
Когда дядя Вася учил меня основам так называемого наружного наблюдения, он не уставал повторять, что уборщиц, дворников и почтальонов никто не замечает. Их воспринимают как часть пейзажа или как предмет мебели, поэтому, прикинувшись представителем одной из этих профессий, можно увидеть и услышать много интересного.
Вот и сейчас Лена совершенно не обращала на меня внимания. Она взглянула на часы, недовольно прикусила губу и достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер и проговорила:
– Ну, где же ты? Я пришла, торчу здесь под дверью, как последняя дура…
Выслушав ответ, она снова прикусила губу и спрятала телефон.
Прошло еще две или три минуты. Я все еще возила шваброй по полу.
Наконец дверь распахнулась, и в коридор вышел высокий длинноволосый парень в зеленом свитере. Парень был бы, пожалуй, красив, если бы не капризно-недовольное выражение лица и кривящийся рот. Все же, если бы его подстричь и снять дурацкий свитер балахоном, они с Леной составили бы красивую пару.
Мрачно взглянув на Лену, он односложно спросил:
– Принесла?
– Принесла, – ответила девушка с каким-то непонятным выражением и что-то ему протянула.
