Сан-Антонио - Слепые тоже видят

— Аппетиты территориальных завоеваний нацелены не на качество завоеванной земли, Берю, а на ее количество. В течение долгих веков человек думал, что пространство означает мощь, в то время как на самом деле это источник слабости. Счастливые народы не имеют истории колонизаторских войн, но зато у них есть хорошо набитые сейфы.

— Земля! — вскрикивает голосом потерпевшего кораблекрушение несчастный Берю, который, я думаю, не успел в полной мере прочувствовать всю глубину (неоспоримую) текста предыдущего абзаца.

— Что — земля?

— Прямо по курсу вижу остров, если ориентироваться по носу посудины, хотя, если честно, не пойму, где здесь нос, а где корма, но, наверное, корма там, где рули. Так вот, значит, получается, что остров перед нами справа. Но еще далеко. На нем деревья. Может, и невысокие, но тем не менее они отбрасывают тень… Как мы сами до сих пор копыта не отбросили?.. По мне сейчас лучше тень от дерева, чем плоды с него…

— А что с масляными пятнами?

— Их все меньше. Наверное, масло в картере заканчивается. Ну, так что делаем… а?

— Курс на остров, малыш!

— Есть —держать курс на остров! — кричит капитан. — Небольшая сиеста, когда можно вздремнуть, а то и задрыхнуть, мне бы как раз не помешала. Вперед, в живительную тень! Знаешь, когда я вернусь в Париж, я все выходные дни проведу у себя в подвале, чтобы охладить внутренности. У меня там прохладно и такая библиотека, — первый сорт! Книги, брат, — все в коже, есть все, что пожелаешь: некоторые взяты из библиотек Шато-Шалона, потом несколько томов из разных городов на Роне, ну и кое-что еще. Однажды я уже отлеживался там: после сильного гриппа доктор мне прописал покой и тишину, а Берта уехала со своим Альфредом. Тогда я прогоняю все дурные мысли и — хоп! Что ты думаешь, я делаю? Беру раскладушку — ив погреб. Ставлю жаровню, чтобы жарить сосиски, и три дня дрыхну в полное свое удовольствие… Твою мать, держись, сейчас врежемся!

И действительно, наша посудина врезается в глинистую отмель, как термометр промеж толстых ягодиц. Александр-Бенуа переключает трансмиссию, но колеса буксуют. Корабль мягко погружается. Берю дает полный газ, и я получаю несколько порций вонючей жижи прямо в физиономию. Толстяк крестит все на свете, что твой кафедральный собор в Реймсе.

— Мы в дерьме по самые уши! — удовлетворенно комментирует он. — Слава Богу, к нам идет народ.

— Что за народ?

— Местные! Наверное, туземцы. Ладно, не дергайся, сейчас попросим у них помощи! Э! Банания! — разносится колоритный бас моего друга. — На английском парле?

— Нет, но мы говорим по-французски, — отвечает такой же низкий голос.

— Не беда. Как-нибудь договоримся! — заявляет Берю. — Хватай веревку, ребята, и тяни что есть силы…

Сказано — сделано.

И вот мы на твердой земле, еще более скользкой, мерзкой и вонючей, чем под ногами ассенизатора, залезшего в выгребную яму, чтобы достать упавший туда бутерброд.

— И много их здесь? — тихо спрашиваю я у Толстяка.

— Хватает.

— Совершенно примитивное племя, я полагаю?

— Ты так думаешь? На них шмотки, что на каком лорде. Фланелевые брюки и рубашки с коротким рукавом и со значком крокодила. Но интересно другое: у каждого на спине написано его имя.

— Что, кроме шуток?

— Да я тебе сейчас прочту: Чучельник! Рационализатор! Дубильщик! Орлом! Почему орлом? На толчке, что ли?

— Да, действительно интересно… Весьма благодарны, господа, за ваши усилия, — говорю я, водя головой по кругу.

Веселое бормотание несется мне навстречу.

— Вы, очевидно, студенты университета из Кельбошибра на каникулах? — спрашиваю я, мило улыбаясь.

Аборигены начинают хихикать.

— Да нет, совсем нет, — отвечает тот же низкий голос. — Мы пастухи.

— А?

(Кстати, вы не представляете, как помогают романисту междометия типа “А!”. Это дает возможность избежать повторов и максимально упрощает вопросы и всякие выкрики. Надо признать также, что “Нет?” и “Что?” тоже совершенно необходимый инструмент писателя.)

— Вы на острове, — отвечает все тот же голос, — где находится крокодилья ферма.

Кожевенный профсоюз Франции взял ее в аренду у Дуркина-Лазо для разведения этих животных, обеспечивающих кожей французскую промышленность.

— А, я понял! — ликует Берю. — Так вот почему столько одноногих в деревне!

— Да-да, так оно и есть, месье: это профессиональные калеки. Но спешу заметить, что согласно новому коллективному договору каждый из нас имеет право на получение искусственной ноги.

— А если вам откусят обе? — тревожится Берю.

— Случается и такое. Ну вот возьмите старика, который первым вас заметил. Он в рюкзаке за спиной своей жены. С ним, к сожалению, случилось такое несчастье. Если вам по недосмотру откусывают обе ноги, то вторую ногу приходится покупать за свой счет. Что вы хотите, с тех пор как мы получили независимость, требовать больше не с кого… Не желаете ли посетить нашу ферму?

— При условии, что вы будете нам еще и рассказывать, — вздыхаю я, — так как я слепой.

Парень с низким голосом, видимо, очень добрый человек, поскольку тут же берет меня под руку.

— Не беспокойтесь, я вас проведу, — обещает он.

И буквально через десять шагов принимается за работу.

— Сейчас мы находимся рядом со стадом дамских сумочек, — говорит он. — Очень красивые животные, прекрасно откормленные.

— Сумка сумке рознь! — произносит другой голос, в котором слышится снобизм аристократических кварталов Парижа.

Мой гид с жаром отвечает:

— Удивляюсь, чего он своих не метит, этот малый!

— Кто это? — спрашиваю я.

— Пастух от фирмы “Гермес”, страшный задавала! Так, а теперь мы перед стадом портфелей-дипломатов. Животные с более прочной кожей. Дальше стадо для обуви, некоторые их части более гибкие и с нежной кожей. А здесь стадо портфелей, которое сторожит бывший министр от радикал-социалистов того периода, когда мы еще имели представителей во французском парламенте.

— А что там за пруд? — любопытствует Берюрье.

Наш сопровождающий теряет теплоту в голосе.

— Ух, туда не стоит даже ходить, господа! Это стадо государственных универсальных магазинов. Вымирающая порода крокодилов с жабьей кожей. На них применяют метод подкожного впрыскивания расширяющегося полиэстера. Ну вот, господа, вы и познакомились с жизнью наших островов.

— Так их несколько? — живо интересуюсь я.

— Два. Сейчас вы на острове Атор. А в двух километрах отсюда в южном направлении расположен остров Алиг, где наши коллеги пигмеи разводят ящериц.

— Как вам тут живется? — рокочет Берю.

— Великолепно.

— И комары вас не жрут?

— Не очень. Ведь мы выписываем одежду в лучших фирменных магазинах… Ну хорошо, а теперь разрешите пригласить вас ко мне отведать крокодильи яйца вкрутую. Сейчас по телевидению начнется трансляция матча между гигантами-кузнечиками Дуркина-Лазо и Умонкю, и я не хотел бы его пропустить.

— Очень мило с вашей стороны, — благодарю я. — Мы из состава следственной комиссии, которой поручено расследовать события позапрошлой ночи. Вы, должно быть, в курсе дела?

Он, похоже, подпрыгивает.

— Как же я могу не знать о кошмаре той ночи, господа? Она меня чуть не разорила!

— Чуть не разорила?

— У шести моих лучших крокодилов от страха образовалась гусиная кожа, и теперь я буду вынужден продавать ее как страусиную. Это было ужасно! Вы не можете себе представить!

— Не, — мычит Берю, — он может!

Но крокодилий плантатор, не обращая внимания, продолжает:

— Вначале мы подумали, что это буря, и очень удивились. Потрясающая буря… Слепящие вспышки разрывали небо. Из-за страшного грохота у нас из ушей пошла кровь. Безумие, господа! Апокалипсис!

Берю тихо шепчет мне на ухо, что господин перекрестился наоборот, поскольку, как вы прекрасно знаете, дуркинцы, как и все арабы, пишут справа налево.

— А кроме этих странных вещей, дорогой месье, — спрашиваю я, — вы не заметили ничего такого, что сопровождало этот феномен?

— Да, заметил, и все мои товарищи крокодильщики тоже…

— Что вы заметили?

— Снаряд огромных размеров в небе. Он не был похож на летающую тарелку, это была летающая сигара. Снизу он был освещен и передвигался бесшумно или почти бесшумно. Очень тихое, еле слышное тарахтенье, как сказал мой друг Канигу.

— Вы уверены, что это был не самолет?

— Абсолютно уверен. Это был внеземной аппарат.

Черт бы его побрал, похоже, этот парень сильно развит для крокодильего пастуха. Я делаю ему комплимент по поводу его эрудиции, и он от души смеется.

— Я самоучка, месье, — заявляет он. — Знаете, дни длинные, пока наши крокодильи стада пережидают сезон дождей. И я, чтобы как-то убить время, выписал себе всякие общественно-политические журналы и читаю их на досуге. Знаете, теперь до меня стало доходить, что в принципе хотят сказать некоторые авторы передовиц.