Женщина своим ключом отперла дверь в дом Александра Бауэра. В час дня, когда мы уже собирались по очереди идти на обед, женщина вышла из дома с большой авоськой и отправилась куда-то по своим делам. Я решил последовать за ней. Однако маршрут домработницы, а, похоже, именно эту функцию выполняла в доме Бауэра женщина, не отличался особой оригинальностью. Она обошла близлежащие магазины и, осуществив необходимые покупки, вернулась обратно. В районе трех часов она ушла. Вечером домой вернулся сам Бауэр.
Следующие пять дней были похожи один на другой. За исключением времени прибытия и убытия в дом на Вольфгангштрассе, 35, его хозяина и домработницы. Иногда Бауэр уезжал из дома в одиннадцать и приезжал в два. Домохозяйка, как правило, начинала работать в девять и закруглялась в двенадцать, если она в этот день не делала покупок. Четвертый и пятый день мы с Анатолием занялись слежкой. Анатолий попробовал последить за Бауэром на машине, я же отправился за домработницей.
Бауэр на своем «БМВ» каждый день уезжал из города во Франкфурт, и Костенко не решался преследовать его до конечной точки назначения, в силу того что он слабо знал город и не имел опыта автомобильной слежки. Моя же пешеходная слежка дала результаты – я выяснил, что домработница-турчанка жила в пяти кварталах от дома Бауэра в переулке Фишер-гассе, в небольшом домишке. В основном переулок был населен именно турками-гастарбайтерами.
Через пять дней наблюдений я пришел к выводу, что пора действовать, о чем и сообщил Быстрякову. Тот сразу же приехал в Оффенбах, и первый вопрос, который он задал, звучал следующим образом:
– Вы уверены, что объект вашего поиска находится в этом доме?
Первым заговорил мой горячий напарник, нервная система которого за пять дней подверглась тяжелым испытаниям. Вердикт Костенко был однозначен: он заявил, что несколько раз видел в доме Бауэра мелькающие силуэты за занавеской, когда хозяин и домработница отсутствовали. Анатолий не мог утверждать, что это на самом деле Наталья, но шестое чувство подсказывало ему, что это его бывшая супруга. Решающий аргумент изложил я.
На шестой день слежки я проследовал за домработницей, которая в большом бауле относила в прачечную грязное белье. Я специально испачкал соусом от гамбургера свой летний пиджак и отправился следом за ней.
Я поспел в прачечную со своим пиджаком в тот момент, когда турчанка распаковывала свой баул. Я совершенно четко видел, что среди мужских вещей в бауле присутствовали женские. Изящное нижнее белье, короткий домашний халатик, который вряд ли бы стала носить домработница.
– Таким образом, – подвел итог беседы Быстряков, – вы считаете необходимым проникнуть в дом?
– Да.
– Но это противозаконно. Германская полиция очень строга по отношению к такого рода самодеятельности. Нужны железные доказательства, иначе может быть большой скандал.
– В таком случае у нас есть только один шанс, – сказал я.
– Какой?
– Раскрутить турчанку.
– Каким образом?
– Для этого, возможно, нам понадобитесь вы, – я пристально посмотрел на Быстрякова.
– Что я должен делать?
– Вы, представившись полицейским, показываете домработнице фотографию. Лучше вас этого никто не сделает, так как нужен человек, хорошо говорящий по-немецки.
– Это совершенно исключено, – отрезал Быстряков. – Если потом выяснится, что я нарушал закон, у меня будут неприятности и я вынужден буду покинуть Германию.
Быстряков встал из-за стола и нервно заходил по комнате.
– Есть еще более простой способ, – вступил в разговор Костенко. – Я заметил, что замок в двери электронный. Всовывается карточка, и дверь открывается. Мне кажется, я могу попробовать вскрыть его.
– Да вы с ума сошли! – вскричал Быстряков. – Это же взлом! В чужой стране! Если вас поймают, то вам грозит тюремное заключение!
– Ты в этом уверен? – спросил я Анатолия.
– Я все-таки электронщик, программист...
– Ну что ж, придется идти на риск, – медленно произнес я.
В комнате воцарилась тишина.
– Ну, господа! – покачал головой Быстряков. – Я умываю руки. Меня с вами не было, и все ваши передвижения по Германии являются вашей личной инициативой.
– Да. Мы и только мы будем за это отвечать, – твердо заявил я.
– Вы смелые люди. Могу даже сказать больше, я вас уважаю. Если я чем-нибудь смогу помочь вам в случае провала, я сделаю это. У меня есть кое-какие связи в полиции.
Быстряков пожал нам руки и попросил вырвать из моей записной книжки страницу с его телефоном, запомнив его наизусть. После этого он вышел из нашего номера.
Почти всю эту ночь мы с Анатолием не спали, обдумывая план дальнейших действий.
Мы выехали из отеля в семь утра и, остановившись недалеко от дома Бауэра, принялись ждать утреннего отъезда хозяина. Однако, как назло, в это утро Бауэр все не уезжал...
Вдруг меня осенило, и я спросил Анатолия:
– А какой сегодня день?
Костенко подумал и ответил:
– Суббота.
Мы оба поняли, что Бауэр сегодня наверняка останется дома. Тем не менее в атмосфере нервного напряжения мы продолжали сидеть и ждать. Около десяти утра мы заметили, что к дому Бауэра приближается турчанка-домработница. И ко мне внезапно пришло решение. Я толкнул Анатолия в плечо и быстро сказал:
– Давай рискнем. Мы из русской полиции. Объясни этой старухе как-нибудь, что эта девушка на фотографии разыскивается русской полицией и Интерполом.
Анатолий сразу же утвердительно кивнул, и мы, выйдя из машины, преградили путь турчанке. Она непонимающе уставилась на нас своими большими черными глазами.
Костенко старался как мог и в трех-четырех фразах по-немецки объяснил:
– Я из Интерпола. Этот господин, – он указал на меня, – из русской полиции.
Глаза турчанки сделались испуганными. Я вынул из бокового кармана пиджака фотографию Натальи и сунул ее в лицо домохозяйке. Та испуганно уставилась на нее.
– Вам знакома эта женщина? – спросил Костенко. – Она разыскивается Интерполом. Есть подозрение, что она нелегально живет в доме господина Бауэра. Если это так, то вы являетесь участницей преступления, и вас ждет тюрьма, – коряво, но категорично заявил Анатолий.
Турчанка стреляла глазами то на фотографию, то на пристально глядящего на нее Костенко, то на меня. Затем она испуганно скосила взгляд в сторону дома.
– Эта женщина живет в этом доме? Да или нет? – Интонации голоса Костенко становились все более жесткими.
Женщина проглотила слюну и тихо прошептала:
– Ja, ja...
Анатолий вздохнул с облегчением. Я убрал фотографию.
– Скажи ей, чтобы она шла домой, – сказал я Анатолию.
– Идите домой. Сегодня у вас выходной, – заявил Костенко домработнице.
Турчанка попятилась сначала, потом повернулась и быстро пошла в сторону, противоположную дому Бауэра, периодически оглядываясь на нас.
– Так, а что теперь? – спросил Костенко.
– Теперь, похоже, нам надо идти в полицию. Это будет самым разумным.
– Какая полиция? Мы все узнали, она там! И наверняка не по своей воле!
– Вот это полиция и установит. В противном случае мы действительно серьезно рискуем.
– К черту риск! Там находится моя жена, и я имею право знать, что она там делает.
– Она бывшая жена! – сказал я в ответ, но эти слова прозвучали вдогонку Анатолию, который рванулся с места и почти побежал к дому Бауэра.
Я понял, что встречи с Бауэром не избежать, и, если я сейчас не возьму дело в свои руки, последствия могут быть непредсказуемыми. Я догнал Анатолия уже у дома, когда он, проскочив калитку, позвонил в звонок у двери. Когда я подошел к двери, она уже открывалась. Я оттеснил Костенко и сказал:
– Я сам.
Перед нами на пороге возник хозяин дома. Он был одет в длинный темно-синий халат, из-под которого виднелась волосатая грудь, на ногах у него были домашние шлепанцы. Седые волосы Бауэра были тщательно уложены, как и в рабочие дни. Я улыбнулся ему и сказал по-русски:
– Добрый день, господин Бауэр.
Услышав русскую речь, Буаэр несколько удивленно посмотрел на нас, и в его глазах на секунду мелькнуло беспокойство. Но он ответил также по-русски, со слабым акцентом:
– Здравствуйте, господа. Что вы хотели?
Я решил, что успех будет сопутствовать нам только в том случае, если мы будем действовать напористо и жестко. Нельзя дать этому прагматичному немцу опомниться. Я вынул фотографию из кармана и жестким тоном спросил:
– Вам знакома эта девушка? Ее зовут Наталья Костенко. Два месяца назад она бесследно исчезла из дома. Она находится во всероссийском розыске. Теперь к ее поискам подключен Интерпол. Кроме этого, ею серьезно интересуется русская мафия.
Немец удивленно захлопал белесыми ресницами:
– Я не понимаю.
– Все вы понимаете. Я уверен, что вы давно ждали этого момента. Но он наконец настал.
