– Это у меня после вчерашнего… – пробормотал честный Творогов. – Ну так все же, какую бумагу вы используете?
– Сейчас я у Иван Васильича спрошу, он печатью занимается, а я больше с клиентами работаю…
Трубку положили, и Творогов услышал отдаленный разговор двух голосов. Наконец его собеседница вернулась и сообщила:
– Васильич говорит, что с сегодняшнего дня он пользуется бумагой «Кодак».
– Ну да, как все… – пробормотал Творогов и хотел уже повесить трубку, но в последний момент спохватился: – Вы сказали, с сегодняшнего дня? А до этого?
– До этого он использовал бумагу «Ультра-колор», у нас был небольшой запас, но он закончился. Так что теперь будет «Кодак».
– «Ультра-колор»? – переспросил Творогов, вскакивая из-за стола. – Девушка, а где находится ваше ателье? Ой, простите, у меня же адрес перед глазами! Мы к вам сейчас приедем!
– Ждем с нетерпением! – отозвалась его собеседница.
Особой радости в ее голосе не было.
– Нашел! – сообщил Творогов своему напарнику. – Нашел это ателье! И кстати, совсем близко, на Малом проспекте. Поехали туда, может, удастся выяснить, кто заказывал эту фотографию.
– Я смотрю, ты приободрился, – с недоверием проговорил Бахчинян. – Я же говорил, что зеленый чай очень помогает.
– При чем тут твой чай? – возразил Творогов. – Я к твоему чаю даже не притронулся. Просто работу делать надо!
Бахчинян покачал головой, но ничего не возразил и вслед за напарником покинул кабинет.
Через полчаса они вошли в помещение фотоателье.
За стойкой сидела симпатичная девушка с круглым лицом и очаровательными ямочками на щеках. Творогов почувствовал себя старым, усталым и неказистым. От этого он стал еще более мрачным и грубым, чем обычно.
– Это я с вами, наверное, разговаривал, – проговорил он, исподлобья взглянув на приемщицу.
– Наверное, со мной, – согласилась та и улыбнулась, отчего ямочки на щеках стали еще милее. – Если, конечно, вы капитан милиции Сметанин.
– Не Сметанин, а Творогов, – поправил ее капитан. – А это – мой коллега Бахчинян. И теперь-то я вам могу предъявить свое удостоверение…
Он полез в карман и очень долго там рылся.
– Да не ищите, – остановила его девушка и снова улыбнулась. – Я вам и так верю.
– Нет уж, я предъявлю… – Творогов наконец нашел свою книжечку и показал ее девушке в раскрытом виде. – Все должно быть как положено.
– Ну хорошо, вы его предъявили, – согласилась приемщица. – Так чем я вам могу помочь?
– Вот эту фотографию вы печатали? – Творогов положил на стойку злополучную фотографию.
Девушка ее перевернула, внимательно посмотрела на изнанку и кивнула:
– Да, бумага «Ультра-колор»… но я сейчас на всякий случай уточню…
Она повернулась к двери с надписью «Вход воспрещен» и крикнула:
– Васильич, выйдите к нам на минутку!
Дверь открылась, оттуда, вытирая руки, вышел пожилой сутулый человек в очках с толстыми стеклами.
– Васильич, – проговорила девушка. – Вот люди из милиции пришли, они спрашивают – наша это фотография или нет?
Васильич неторопливо подошел к стойке, внимательно посмотрел на фотографию и солидно кивнул:
– Наша. Вот здесь цифры отпечатаны, здесь порядковый номер и дата… это я на каждой фотографии такой шифр проставляю.
– Дата? – оживился Творогов. – Так когда эта фотография была напечатана?
– Позавчера, – уверенно сообщил Иван Васильевич. – Вон дата, и даже время указано. Четырнадцать тридцать.
– Это время, когда вы печатали? А можно по этому шифру узнать, когда фотографии сдали в печать?
– Так вот же здесь в шифре ноль стоит, – сообщил Василий Васильевич. – Это значит, что работа оплачена по срочному тарифу. Срок выполнения работы – один час. Заказчик сдал в четырнадцать, а в пятнадцать уже получил фотографии на руки…
– Значит, позавчера в четырнадцать часов! – оживился Творогов и снова повернулся к приемщице: – Девушка, а вы не помните этого клиента? Ну, того, который приходил позавчера в два часа?
– Оксана, – проговорила та и снова улыбнулась. Улыбка у нее была замечательная, и она это знала.
– Что? – переспросил Творогов. – Вы даже имя клиента знаете?
– Нет, это меня зовут Оксана. А то что вы все – девушка, девушка…
– А я – Алексей… – машинально сообщил Творогов. – Так вы помните того клиента?
– Это была женщина… – припомнила Оксана. – Молодая женщина, высокая, волосы светлые, такого приятного медового оттенка…
– Не эта? – Творогов показал на фотографию, где несчастная неказистая девушка смотрела на Арсения Уколова преданным собачьим взглядом.
– Нет, не эта. Та была гораздо симпатичнее.
– Волосы медового оттенка? – вполголоса переспросил Бахчинян, и на лице его появилось какое-то странное выражение. – Никитич, достань-ка свой бумажник!
– Бумажник? – удивленно переспросил его Творогов. – У меня денег не очень-то, сам знаешь, зарплата давно была…
– Да не нужны мне твои деньги! – отмахнулся Ашот. – Достань свой бумажник!
Творогов достал бумажник и протянул его напарнику.
– Ага, так я и думал! – оживился тот и вытащил из прозрачного отделения небольшую фотографию. Творогов заметно порозовел, а Бахчинян показал фотографию приемщице:
– Эта?
– Она, – девушка кивнула и опять улыбнулась, – та, которая слева.
– Ну, понятно, что не справа! – Бахчинян отдал фотографию Творогову и проговорил: – То-то она так странно себя вела!
Слева на фотографии была хорошая знакомая двух капитанов Василиса Селезнева. Справа – ее собака, бордоский дог по кличке Бонни.
Фотографию эту Василиса подарила Леше Творогову три месяца назад, когда их отношения развивались стремительно и, как полагали все друзья и знакомые, близились к счастливой развязке. Доблестные капитаны тогда спасли Василису от рук убийцы[3], и благородный Бахчинян приписал все заслуги своему напарнику Творогову. Он очень переживал за личную жизнь своего невезучего друга и хотел пристроить его в хорошие руки.
Василисе он бы Творогова доверил – симпатичная, неглупая, характер хороший да еще и жилье собственное имеется. Творогову обязательно нужна была невеста с квартирой – после развода он вернулся в родительский дом, а там сестра вышла замуж, зять попался какой-то гнусный, невоспитанный и ленивый, целыми днями валялся на диване и орал на сестру, а когда Леша вразумил его по-родственному, сестра и мать дружно встали на сторону зятя. В общем, обстановка в доме накалилась до предела, и капитан Творогов даже ночевал по знакомым, чтобы лишний раз не сталкиваться с милой семейкой.
Однако с тех пор отношения у Творогова с Василисой снова разладились. Бахчинян был человек справедливый и винил в этом своего напарника.
– Мрачный ты, Леха, нелюдимый и неласковый, – сокрушался он, – девушки таких не любят. Василисе грубишь по мелочи, комплиментов от тебя не дождешься. Нет бы похвалить прическу там, платье новое… Заботу проявить, в кино, в кафе пригласить, букет подарить, с Бонни опять же подружиться…
И если в основном Творогов правоту приятеля неохотно признавал, то в вопросе о Бонни они резко расходись во взглядах. Творогов Бонифация не любил, и дог платил ему той же монетой. Бахчинян только вздыхал по этому поводу.
– Едем сейчас к Куликову! – мрачно сказал капитан Творогов и вышел, толкнув дверь ногой и не простившись с хорошенькой приемщицей фотоателье.
Бахчинян виновато развел руками и устремился следом.
Елена Максимовна Соколовская открыла дверь квартиры и удивленно остановилась на пороге.
Перед ней в просторном серо-голубом холле, отражаясь в многочисленных зеркалах, стоял ее муж Арсений. Арсений был в плаще и ботинках, у ног его стоял желтый кожаный чемодан.
В последнее время Соколовская редко видела мужа. Квартира у них была огромная, и в ней два человека вполне могли неделями не встречаться. Особенно если у них не было такого желания, не было никаких общих интересов. У каждого из них был собственный кабинет, собственная спальня, собственная ванная комната. Гостиная и кухня, правда, были общие, но гостей супруги принимали очень редко, а на кухню Елена Максимовна почти никогда не заходила, поскольку предпочитала питаться вне дома, в кафе и ресторанах. Чем питается ее муж, ее как-то мало волновало в последнее время.
Соколовская в упор уставилась на мужа.
Арсений выглядел как-то странно. Приглядевшись к нему внимательнее, Елена Максимовна поняла, что он смертельно напуган. Было у нее такое полезное качество – определять с первого взгляда, в каком человек состоянии.
Вот явится утром к ней подчиненный на доклад, посмотрит на него Елена Максимовна – и сразу видит, что человек весь на нервах. Да не по ерунде завелся, не с женой поругался, не с тещей поцапался, не с гаишником схлестнулся, а беда у него большая – ребенок серьезно заболел или же от родителей телеграмма пришла, что отец в тяжелом состоянии. И сразу понимает Елена Максимовна, что от этого подчиненного сегодня толку не будет, хоть ори на него час без перерыва, хоть премии лишай, хоть увольнением пригрози. От него делу только вред будет, лучше человека в покое оставить.
