груди, показав, как лежал в кровати Графыч: получалось, как в гробу.
– И тут вдруг среди ночи буря! – Руки народной сказительницы взлетели, заметались, взвихрили прозрачный осенний воздух.
Видать, буря была ого-го какая! Она мглою небо крыла, вихри снежные крутя.
– У Графыча на участке дерево упало да крышу задело и проломило! – Бабулин кулачок ударил по забору, доски скрипнули. – И, как на грех, аккурат над постелью лежачего деда! А буря же! И дождь полил, да со снегом!
Вера Игнатьевна сложила пальцы, нащипала из воздуха воображаемых снежинок и щедро посыпала ими воображаемую сцену действия.
– Короче, промок старик и окончательно остыл.
– Какой кошмар! – ужаснулась Ирка.
– Кошмар был, когда его нашли. Мишка тот самый как раз вернулся и обнаружил. У-у-у, жуткое зрелище. – Бабуля покрутила головой, как будто ей жал воротник. – Графыч, бедняга, к кровати примерз. Лежал навытяжку, как солдатик, весь в ледяной корке. – Она содрогнулась и тут же, без всякой паузы, заговорила буднично, нормальным голосом: – А Сашка, внучка-то, на похороны приехала и первым делом давай проверять, что из имущества дедова на месте. Еще поминки не закончились, а уж ей сюда контейнер этот привезли, и Сашка с мужем в четыре руки давай туда все запихивать!
– Зачем это? – не поняла Ирка.
– Затем, что в наследство можно вступить не раньше, чем через полгода, – объяснила Вера Игнатьевна. – А за полгода, тут права была Сашка, наши деревенские да бомжи залетные все, что можно, растащили бы. Сарай вон на участке спалили, видали? Кто – так и не выяснили, не то пацаны созорничали, не то бродяги какие. Тут летом много кто по лесам-озерам шастает: туристы, дачники, охотники, рыбаки, грибники…
По улице, невидимая за забором, проехала машина. Бабуля, пропустив этот транспорт, внимательно посмотрела ему вслед и вдруг заспешила:
– Никак, к Рязановым сын приехал. Побегу я, он обещался мне из города кой-чего привезти!
Шляпа-ведро поскакала по-над забором, стремительно удаляясь от нас.
– Да-а-а… История… – протянула Ирка и, встрепенувшись, тоже заторопилась: – Пойдем и мы? Вряд ли еще что-то здесь узнаем.
– Да мы, если ты не поняла, узнали достаточно. – Я повернулась к подруге. – Как умер этот Графыч… Тебе ничего не напоминает?
– Мне это напоминает об ответственности молодого поколения за старое, – пафосно сказала подруга.
– Само собой, но я о другом. Смотри, несчастный дед Александры Смурновой до смерти замерз и даже ледяной коркой покрылся. А саму Смурнову в каком виде нашли? Окоченевшей и замотанной в прозрачную пленку, похожую – на что?
– На лед! – сообразила подруга и ахнула. – Ничего себе! Выходит, убийца внучки имитировал смерть ее деда?! Тогда это точно месть!
– И ведь было за что мстить: Александра оставила родного старика без помощи и присмотра, – напомнила я. – Если подумать, то это из-за нее он умер.
– И кто-то ее за это наказал, – согласилась Ирка. – Вопрос: кто?
Она огляделась и продолжила:
– Деревенских, похоже, судьба одинокого чужого старика, который держался особняком, не особо заботила. А из родни у него, как я поняла, одна только внучка и была – та самая Александра.
– Значит, имелся еще кто-то, кому дед Елагин был дорог, – задумчиво протянула я.
– Будем его искать, – подвела промежуточный итог подруга.
– А с книжкой – это ты хорошо придумала, – похвалила я ее. – Объяснить наш интерес к смерти Графыча творческим поиском новых сюжетов – гениальная идея!
– А стихи про халабуду ты не оценила? Я ведь о твоем писательстве вспомнила в связи со своей поэзией.
Некоторых сколько ни хвали – им все мало!
– Две коротких строчки – это еще не стихи. – Я попыталась умерить аппетиты жаждущей комплиментов поэтессы.
– Так я еще сочиню! – не обескуражилась Ирка. И забормотала: – У Лукоморья халабуда… Нет, не то. Как умру, похороните в халабуде милой…
– Это уже ближе к теме, – пробурчала я.
Но поэтесса меня не услышала – погрузилась в творчество.
На обратном пути мы детективные дела не обсуждали – не хотелось посвящать в них ушлую Борину подружку. Та, впрочем, без труда убивала тишину одна за всех, горделиво рассказывая, какие прекрасные она купила в деревне молоко, творог и яйца. Ирка, слушая ее, мрачнела. Обычно это она у нас чистейший образец запасливости, и уступать кому-то славу лучшей хозяюшки подруге не хотелось.
Из машины раздосадованная Ирка вышла, громко хлопнув дверью. Я немного задержалась с целью напомнить Боре, что его услуги нам вскоре еще понадобятся. А чтобы сгладить неприятное впечатление, попросила прислать информацию о брошках-пуговицах, которые мне нужно будет как-то пристроить в сюжет нового детектива.
– А вот, могу дать как образец! – Недолго думая, Боря полез в бардачок и достал прозрачный пакетик с блестящей штучкой, похожей на выпуклый молочно-голубой глаз. – Это с лунным камнем на серебре, мой первый опыт, не самый удачный – ушко кривоватое получилось.
Кривоватой получилась и улыбка Джульетты, которой явно не понравилось, что ее любимый разбазаривает образцы ювелирных изделий, но от возражений девушка воздержалась.
– Держи. – Выйдя из машины, я вручила пакетик подруге. – Как раз к твоим голубым глазам.
– Ой, что это? – Ирка обрадовалась подарочку и моментально подобрела.
– Борино изобретение, серебряная брошка-пуговица с лунным камнем, пришьешь ее на лацкан джинсового пиджака – будет супер.
– Нам это дали бесплатно? – приятно удивилась подруга.
– Как рекламный образец.
– Умеешь ты пользоваться служебным положением!
– Вот, кстати! – я остановилась. – Надо попросить Чайковского связаться с коллегой – участковым поселка Болотного. Тот может что-то знать о нерусском парне Мише, который какое-то время жил с дедом Графычем.
– Думаешь, это Миша убил его внучку? – Ирка нахмурилась. – Между прочим, вполне возможно, на Востоке с большим уважением относятся к старым людям, почитают их всячески.
– Вплоть до жестокого убийства тех, кто должного уважения не проявил? – усомнилась я. – Не думаю. Кто он ему был, тому Мише, чтобы мстить за него, как за любимого кровного родственника… Но побеседовать с этим молодым человеком надо бы, он ведь может знать других знакомых или родных старика. Опять же, бабушка Вера сказала: это внучка приставила Мишу к деду в помощники, значит, и о самой Александре мы можем у него узнать.
– Звони Чайковскому!
– Не здесь же? – Я огляделась: во дворе, где нас высадил Боря, было весьма оживленно и шумно.
Одна за другой к подъездам, ой, простите, к парадным с рычанием подъезжали машины со стройматериалами, мебелью и бытовой техникой, туда-сюда сновали грузчики, маляры-штукатуры и прочие труженики, и все они работали отнюдь не молча.
– Давай в квартиру войдем, – предложила я.
– Ага, можно подумать, там будет тише! – фыркнула Ирка.
Обосновывая ее сарказм, из ближайшей открытой форточки вылетела длинная трель дрели.
– Нам, гагарам,
