Она сказала:
– Я должна тебе объяснить.
– Дай угадаю навскидку: ты сказала Арту.
– Да, Том.
– Могу я узнать, зачем?
– Я расстроилась, потому что ты не позвонил, как обещал. А потом грусть превратилась в вину – я лежала в постели рядом с этим человеком, моим мужем, и скрывала ужасную тайну.
– Но Арт же годами трахает своих секретарш.
– Это другое дело, – сказала Кэти.
– Очевидно, да.
– К тому же две лжи не дают одну правду.
Кроум отступил – в вопросах вины он был профи.
– Какой у Арта ствол? – спросил он.
– О, он это не сам сделал. Он попросил помощника.
– Вышибить мои окна?
– Мне очень жаль, – снова сказала Кэти.
Принесли пиво. Кроум пил, а Кэти объясняла, что ее муж, судья, на деле оказался ревнивым маньяком.
– К моему немалому удивлению, – добавила она.
– Не могу поверить, что он заплатил своему служащему за налет на мой дом.
– Нет же, он не платил. Это было бы преступление – Арт очень, очень осторожен, когда дело касается закона. Молодой человек сделал это в качестве одолжения – ну, более или менее. Чтобы лишние очки у босса заработать, как мне кажется.
– Хочешь знать, что мне кажется?
– Том, я в воскресенье всю ночь не могла заснуть. Мне нужно было признаться Арту.
– И, не сомневаюсь, он тоже немедленно признался.
– Он признается, – сказала Кэти. – А тем временем тебе, возможно, захочется залечь на дно. По-моему, он хочет, чтобы тебя убили.
Принесли фахитас, и Кроум налег на еду. Кэти отметила, как спокойно он воспринял новости. Кроум согласился – он был исключительно невозмутим. Уход из газеты вселил в него странное беспечное спокойствие.
– Что именно ты сказала Арту? Мне просто любопытно.
– Все, – ответила Кэти. – Все подробности. В этом суть настоящей исповеди.
– Понятно.
– В общем, я встала где-то в три часа ночи и составила полный список, начиная с первого раза. В твоей машине.
Кроум потянулся за тортильей.
– То есть…
– Минет, да. И каждый раз после. Даже когда я не кончала.
– И ты внесла все это в список. Все подробности? – Он взял еще лепешку и зачерпнул ею сальсу.
– Вчера утром я первым делом отдала ему этот список, перед тем как он ушел на работу. И, Том, мне сразу стало лучше.
– Я очень рад.
Кроум пытался вспомнить, сколько раз они с Кэти занимались любовью за те две недели, что были знакомы, представить, как этот подсчет выглядит на бумаге. Кроуму представлялась таблица итогов игры крошечным шрифтом «агат», как на страницах спортивной хроники.
– Чуть не забыла, ты сделал для меня фото? – спросила она. – Плачущей Девы Марии?
– Еще нет, но сделаю.
– Это не срочно.
– Все в порядке. Сегодня вечером я еду обратно.
– Тот еще сюжет вырисовывается, да?
– Все относительно, Кэти. Не то чтобы я менял тему – но ты упомянула, что Арт хочет меня убить.
– Нет, чтобы тебя убили.
– Точно. Конечно. Уверена, что это не пустые разговоры?
– Возможно. Но он довольно-таки в ярости.
– Он тебя обижал? – спросил Кроум. – Может обидеть?
– Никогда. – Кэти, казалось, позабавил этот вопрос. – Если хочешь знать правду, его это, кажется, завело.
– Признание?
– Да. Он будто внезапно осознал, что теряет.
– Ну ты подумай, – сказал Кроум.
Он оплатил счет. На стоянке Кэти дотронулась до его руки и попросила известить ее, пожалуйста, если 500 долларов не хватит для замены выбитых окон. Кроум попросил ее на этот счет не волноваться.
Потом она изрекла:
– Томми, мы больше не сможем видеться.
– Согласен. Это неправильно.
Идея, казалось, ее подбодрила:
– Рада, что ты это говоришь.
Судя по нотке триумфа в голосе, Кэти верила, что, неоднократно переспав с Томом Кроумом, а потом признавшись своему гнусному неверному супругу, она помогла всем троим стать лучше. Их совесть проснулась и возвысилась. Все они получили урок. Все выросли духовно.
Кроум милосердно предпочел не развенчивать это нелепое мнение. Он поцеловал Кэти в щеку и попрощался.
Деменсио сел на соседний стул с Домиником Амадором за стойку в «Харди» [13]. Доминик следовал своему утреннему ритуалу начерпывания «Криско» [14] в пару серых спортивных носков. Носки надевались на руки Доминика, чтобы прикрыть фальшивые стигматы. «Криско» смачивал раны, чтоб не заживали, – пропитание Доминика зависело от того, насколько свежими и кровоточащими, будто недавно прибивали к кресту, казались эти дыры в ладонях. Если раны когда-нибудь зарубцуются, ему крышка.
– У меня есть большая просьба, – сказал он Деменсио.
– И что на этот раз?
– Э, да что с тобой сегодня?
– Эта ненормальная женщина потеряла лотерейный билет. Ты, небось, не слышал.
Деменсио растягивал носки, а Доминик засовывал в них руки. Один носок протерся на месте большого пальца, через дырку сочился белый жир.
Доминик пошевелил пальцами:
– Теперь порядок. Спасибо.
– Четырнадцать миллионов долларов в жопу, – проворчал Деменсио.
– Я слыхал, это было ограбление.
– Я тебя умоляю.
– Э, да все в городе знали, что у нее был этот билет.
– Но у кого при этом хватило духу, – размышлял Деменсио, – такое сотворить? Серьезно, Дом.
– Сечешь фишку.
Единственные грабежи, случавшиеся в Грейндже, оказывались кражами, которые совершали мошенники-гастролеры по пути в Майами.
Деменсио сказал:
– Моя версия? Она как-нибудь по-глупому посеяла билет, потом состряпала эту историю с грабежом, чтоб над ней люди не потешались.
– Говорят, она со странностями.
– С шизой, если точнее.
– С шизой, – повторил Доминик. Он ел пончик с желе, сахарная пудра засыпала носки, надетые на руки.
Деменсио рассказал ему про черепах Джолейн:
– Наверное, сотня этих проклятых тварей в доме. И скажи мне, что это нормально.
Брови Доминика сосредоточенно нахмурились.
– А в Ветхом Завете черепахи были? – уточнил Доминик.
– А мне-то откуда знать?
Из того, что Деменсио владел плачущей Девой Марией, еще не следовало, что он помнил всю Библию или хотя бы целиком ее прочитал. Через этих коринфян фиг продерешься.
– Я вот думаю, – сказал Доминик, – может, она собирается устроить что-то вроде выставки. Ну, знаешь, для туристов. Вот только не припоминаю я никаких черепах в Писании. Там есть ягнята и рыбы – и большой змей, конечно.
Прибыли блинчики Деменсио. Поливая тарелку сиропом, он заметил:
– Ерунда это все.
– Но разве у Ноя не было черепах? У него было всех по паре.
– Во бля. Джолейн строит ковчег. Это все объясняет. – Деменсио раздраженно атаковал завтрак. Он упомянул этих злосчастных черепах, только чтобы показать, насколько Джолейн не в себе, – совсем не от мира сего, умудрилась потерять лотерейный билет на 14 миллионов долларов.
И ведь надо же было выиграть именно ей! – негодовал Деменсио. Теперь не меньше тысячи лет ждать, пока в Грейндже кто-нибудь снова сорвет джекпот.
– А ты-то что бесишься – это были не твои деньги, – заметил Доминик. Он не слишком близко знал Джолейн, но она всегда хорошо относилась к его коту Рексу. Кот страдал неприятным заболеванием десен, из-за которого каждые две недели приходилось посещать ветеринара. Джолейн – единственная, кроме дочери Доминика, – могла справиться с Рексом без специальной кошачьей смирительной рубашки.
– Ты по правде не понимаешь? – не унимался Деменсио. – Мы бы все озолотились – ты, я, весь город. Какая бы у нас вышла история, только подумай, а? Джолейн выиграла в «Лотто», потому что живет в святом месте. Может, она даже молилась моей плачущей Марии, или, может, ее коснулись твои распятые руки. Разлетелась бы молва, и все, кто играют в лотерею, приезжали бы в Грейндж за благословением.
Об этом Доминик не подумал – бум на услуги благословления!
– А что лучше всего, – продолжал Деменсио, – приезжали бы не только христиане, а все, кто играет в «Лотто». Иудеи, буддисты, гавайцы… не важно. Игроки есть игроки – их только фортуна волнует.
– Золотая жила, – согласился Доминик. Рукавом он стер след желе с подбородка.
– И теперь все коту под хвост, – буркнул Деменсио. Он раздраженно швырнул вилку на тарелку. Как вообще можно потерять билет на 14 миллионов? Даже Люси Рикардо [15] не потеряла бы билет на 14 миллионов.
– Нам явно не все говорят, зуб даю, – сказал Доминик.
– Ну да, ну да. Может, это были марсиане. Может, посреди ночи спустился НЛО…
– Нет, но я слышал, что она вся избита.
– Не удивлен, – сказал Деменсио. – Моя теория? Она до того возненавидела себя за потерю билета, что взяла бейсбольную биту и настучала себе по своей дурьей башке. Лично я именно так бы и поступил, если б настолько все профукал.
– Ну, не знаю, – ответил Доминик Амадор и продолжил потрошить пончики. Через несколько минут, когда Деменсио вроде бы остыл, Доминик попросил еще об одном одолжении.
