— Отличная работа, Дот! Это заверенная копия? Превосходно! Одну задачу мы решили. Звонил кто-нибудь?
— Только этот, мисс, который дышит. Я сказала ему, что вы вернетесь часам к шести.
— Эта игра в прятки уже порядком надоела. А ты просто неоценима, Дот, правда-правда. Так, теперь мне нужно позвонить в «Зеленую мельницу», а потом пойдем одеваться к обеду. Раз уж ты будешь обедать со мной, не хочешь ли надеть то платье с павлинами?
— О нет, мисс, это было бы слишком. Но нельзя ли мне одолжить то платье, которое вы называете «утренней зарей»? Мне так нравится его расцветка!
— Одолжить? Ты получишь его насовсем. Это золото с коричневым не очень-то идет мне, а к твоим глазам и волосам будет в самый раз. Что ж ты раньше не сказала? А сначала можешь принять ванну. Представляешь, эти негодяи из «Зеленой мельницы» хотят отказать в призе бедным плясунам.
Фрина прошествовала к телефону и после некоторой заминки добилась, чтобы к телефону позвали самого синьора Антонио. Возникла небольшая пауза — он не сразу понял, с кем говорит, а затем из трубки полились клятвенные заверения: мисс Фишер совершенно не о чем беспокоиться; конечно, обещанная награда будет выдана; разумеется, молодые люди выиграли. Задержка вызвана всего лишь слухами вокруг того неприятного происшествия, которым закончилось состязание. Синьор Антонио выражает признательность мисс Фишер за столь неоценимое покровительство. Может ли синьор Антонио и впредь надеяться на удовольствие лицезреть ее в своем заведении?
Фрина уверила синьора, что непременно снова посетит «Зеленую мельницу», которая и впрямь была лучшим танцевальным залом в Мельбурне, и повесила трубку. Хорошо. Будущее Перси и Вайолет решено. Фрина снова задумалась, что же это был за звук. Его слышали Айрис и Вайолет, значит, это не порожденная усталостью галлюцинация. «Пффт»?
Отбросив мысли о странном звуке, Фрина осталась сидеть у телефона, ожидая звонка Чарльза. Внезапно ей пришла в голову одна идея, и она позвонила детективу-инспектору Робинсону.
— Джек, это Фрина Фишер. Как поживаете?
— Отвратительно. Дело совершенно гиблое. Я нашел уйму причин, почему вашему кавалеру стоило убить Стивенса, но не могу найти его самого.
— Что касается этих причин, дорогой Джек, вы, наверное, имеете в виду фотографии усопшего и Чарльза в компрометирующих позах?
— Именно. Ничего чересчур непристойного, однако они действительно компрометирующие. У него под половицей нашлась целая пачка таких картинок.
— Ладно, я не прошу отдавать мне то, что может послужить уликой, Джек, но если среди них есть те, на которых не изображен Чарльз, но присутствует другой молодой человек в очень компрометирующей позе, я полагаю, такие вам не слишком нужны?
— Нет, не слишком. А что? Вы тоже шантажом промышляете?
— А Бернард промышлял?
— О да. Вежливый и изысканный, но шантаж есть шантаж. Гадкое дельце. Похоже, он из вашего Чарльза сотни две фунтов вытянул.
— Джек, Чарльз вовсе не мой. Я просто пытаюсь его отыскать. И как только найду, сдам вам.
— Хорошо, мисс Фишер, я дам распоряжение, чтобы констебль занес вам остальные карточки и негативы. Я верю, что вы распорядитесь ими как должно. Иначе мне придется передать их в Отдел нравов. Не хочется наказывать этих бедных педерастов, но закон велит нам так поступать. Только найдите мне Чарльза! — В голосе детектива-инспектора Робинсона звучала смертельная усталость. — Иначе начальство с меня шкуру спустит!
— Найду. Спасибо, Джек. Вы просто душка.
За годы службы Его Величеству королю Георгу на поприще Спокойствия и Порядка Джеку Робинсону довелось слышать много разных слов в свой адрес, но «душкой» его назвали впервые. Он растерянно заморгал.
— Не за что, мисс Фишер, и поторопитесь с этим Фриманом. Если он не объявится сам, мне уже завтра придется объявить его в розыск.
— Сделаю все, что в моих силах. До свидания, Джек.
Встревоженная Фрина осталась сидеть у аппарата. Вскоре телефон зазвонил.
Кто-то опять дышал в трубку.
— Чарльз, дорогой, если ты сегодня же не объявишься, завтра тебя будет искать вся австралийская полиция. И вот еще что. Расскажи мне о твоем брате Викторе.
— Вик умер, — отозвался заговоривший от удивления Чарльз. — Погиб на Великой войне.
— Нет, голубчик, это все сказки твоей мамочки. По крайней мере, до двадцатого года твой брат был жив, а сейчас она хочет, чтобы я его нашла.
— Ты с ума сошла?
— Я — нет, но насчет твоей матери у меня есть сомнения. И если бы ты не улизнул, как крыса в подпол, мы могли бы поговорить об этом, а также о многих других удивительных и странных вещах. Но в нынешней ситуации, если ты не оденешься в приличный костюм и не придешь ко мне к одиннадцати вечера, я сообщу твоей матери, что не могу найти тебя и бросаю это дело. Я не могу вести расследование, сидя у телефона. Я вообще терпеть не могу телефоны. Я видела твоего приятеля Бобби, он очаровашка, и я знаю, что у полиции есть фотографии, где вы с ним целуетесь. Они об этом знают, Чарльз, так что нет смысла прятаться. Если ты не причастен к убийству, мой мальчик, то ради Бога, дай мне это доказать. Если же ты виновен, мчись в порт и ищи корабль, который идет в Америку. Впрочем, подойдет и Новая Зеландия. Решай, только поживее. Я не собираюсь ждать ответа весь вечер, у меня к обеду гости, а мне еще надо переодеться.
— Вик жив?
— Возможно. Так ты придешь?
— Я подумаю. — Телефон отключился.
Фрина раздраженно грохнула трубкой и пошла смотреть, как выглядит Дот в «утреннем» платье.
Та была сногсшибательно хороша, и Фрина забыла про досаду. Светлокожая кареглазая Дот с роскошными каштановыми волосами обожала осенние цвета — теплые коричневые тона, золото, умбру, оранжевый, в отличие от Фрины, любившей холодный синий, темно-зеленый, фиолетовый, серебряный и черный. Фрина купила «утреннее» платье у дорогого модельера, прельстившись изысканной вышивкой бисером. Красно-коричневый подол представлял собой землю, шар восходящего солнца сиял золотом — таким ярким, что слепило глаза, а небо переливалось красным и оранжевым с легкими прожилками лазури на плечах. Дот заплела волосы в косы и уложила узлом на затылке. Она надела коричневые чулки и коричневые кожаные туфли с каблуками-рюмочками. Фрина застала ее в тот момент, когда девушка изумленно разглядывала свое отражение в зеркале.
— О, Дот, ты выглядишь потрясающе! Это платье прямо на тебя сшито. Хью обязательно должен тебя увидеть такой. Обидно, что жалованье полицейского не позволяет сводить тебя в какое-нибудь подходящее место.
— Скоро Бал полицейских и пожарных, — возразила Дот. — Я могу надеть это платье туда. В любом случае даже лучше, что мне некуда выйти в нем. А то еще испортится, кто-нибудь прольет на него что-нибудь.
Девушка заботливо погладила ткань. Фрина отправилась в ванную, сбрасывая но пути одежду.
— О, мисс, я забыла. Звонили девочки. Можно им поехать на школьный рождественский пикник? Скорее всего это потребует дополнительных расходов.
— Разумеется.
Приемные дочери Фрины, обретенные при странных обстоятельствах, находились в Пресвитерианском женском колледже, где учились манерам высшего общества. Познав нищету, они очень трепетно относились к деньгам Фрины, в отличие от нее самой. Она считала эту черту трогательной и необычайно редкой.
— Им нужны обновки? — спросила она через открытую дверь ванной, потянувшись за душистым мылом «Ночь любви».
Дот развернулась на каблуках, глядя, как играют и переливаются в движении роскошные оттенки платья.
— Нет, мисс, они хотят, чтобы вы приехали на вручение подарков. На «Испано-Сюизе», так сказала Джейн.
— Будет им «Испано-Сюиза».
Вспомнив, что в кармане халата ее все еще дожидается непрочитанное письмо от Питера Смита, Фрина вылезла из ванной и взяла полотенце.
Письмо было кратким. Пока Дот помогала ей одеться в подходящий вечерний наряд, Фрина успела трижды прочитать его.
— Питер пишет, что у него все в порядке, и анархисты его больше не преследуют, — сообщила она Дот.
Любовники в жизни Фрины могли появляться и исчезать, однако анархист Питер был особенным.
Письмо гласило:
«Моя дорогая Фрина!
Я люблю тебя всем сердцем и никогда тебя не забуду. Не забывай и ты меня. Ты была словно видение, словно глоток воды умирающему в пустыне. Ты спасла меня и Революцию. Пиши мне. Разлука с тобой — словно жизнь без солнца.
Питер».
Фрина вздрогнула, внезапно и остро вспомнив его прикосновения.
— Я вас уколола, мисс? Извините. Постойте спокойно, — посоветовала Дот.
Фрина застыла, как было велено, а Дот тем временем подправляла струящиеся складки платья от Эрте, драпируя шелк на манер древнегреческих дев, и искала сандалии.
