Обед завершился мороженым, десертами и фруктами. Затем дамы удалились в соседнюю залу выпить кофе и посплетничать. Лидия молча ухватилась за Фрину, так что ей больше не представилось шанса поговорить с княгиней, которая вместе со своей свитой расположилась в углу с графином апельсинового ликера и самоваром. Фрина отпила кофе и минут на десять стряхнула с себя Лидию. Вернувшись в парадную залу, она оказалась в полной темноте. Поняв, что сейчас начнется представление, она почувствовала прикосновение княгини на своем локте.
– Каково ваше решение? – шепнула пожилая дама.
– Я согласна при условии, что вы также будете держать меня в курсе своих поисков, – ответила Фрина, не оборачиваясь.
Старуха недовольно хмыкнула.
– Тише, они начинают.
Шум голосов был оборван мучительной смесью Шенберга и русской народной песни, исполняемой туповатыми штирийскими крестьянами, которые впитали атональность с молоком матери. Этот звук оскорблял слух, но сбежать от него было невозможно. Еще немного, подумала Фрина, и десерт застынет в горле.
Внезапно раздался скрипучий звук, и в центре хоровода оказалась молодая дама, которую, как узнала Фрина, звали Элли. Она была в трико, переднике и парике из длинных светлых волос, заплетенных в косы. Она выглядела одновременно забавно и трогательно, прыгая по сцене и время от времени останавливаясь, чтобы сорвать цветок и положить его в передник. Она танцевала немного по-детски, почти неуклюже, чтобы донести до зрителя настроение прекрасного весеннего дня. Она встала на колени, чтобы зачерпнуть воды из ручья, и увидела в воде свое отражение. Немного погримасничав, девушка расплела косы, любуясь собой и улыбаясь сквозь длинные пряди.
Затем, крадучись, беззвучно, как кошка, появился Саша, почти невидимый в черном; в руке он держал белую маску. Дева заметила его и вскочила на ноги, стыдливо отворачиваясь. Саша коварно улыбнулся, и они начали танцевать неуклюжее па-де-де под уханье и громыхание музыки в народном стиле. Они сделали круг по залу, наступая друг другу на ноги. Публика развеселилась. Потом Дева закружилась в сольном танце, рассыпая на своем пути невидимые цветы из передника.
Саша стоял неподвижно, затем надел маску и сразу же показался еще более высоким, стройным и гораздо более зловещим. В маске смерти его неуклюжесть выглядела пугающе. Маска, серая и потрескавшаяся, как будто она долго пролежала в земле, была совсем простой – не весь череп, а только лобные кости и пустые глазницы. Из-под полумаски виднелись гладкий подбородок и мягко очерченные алые губы самого Саши, и почему-то от этого становилось еще страшнее. Дева сделала еще несколько движений в своем незатейливом танце, и Смерть погналась за ней, теперь уже без прежней неуклюжести. Не видя преследователя, Дева двигалась, увертывалась, уклонялась от его объятий и наконец обернулась, увидела его и издала крик.
Смерть преследовала Деву сначала медленно, затем быстрее, преграждая ей путь, пока та не оказалась в ее руках. От беспощадной усмешки Смерти по спине у Фрины побежали мурашки, особенно когда она вспомнила свое желание поцеловать эти губы. Дева содрогнулась в руках Смерти, ее колени ослабли, и Смерть потащила ее прочь в том же деревенском па-де-де; ноги Девы волочились по полу, голова запрокинулась – она выглядела жалко, как огородное пугало. Когда танцоры снова закружили по комнате, девушка ожила, она подняла руки, откинула назад волосы и начала танец, с каждой минутой становившийся все более безумным и диким, – пока она не оказалась в руках у Смерти. Их крепкие объятия были заряжены откровенно сексуальной энергией. Свет начал гаснуть, и танцоры покинули зал, обнявшись как любовники. Последнее, что увидела Фрина, была маска Смерти, оскалившаяся через плечо крепко прижавшейся к ней Девы.
Представление было забавным, диким и пугающим, как все у Баланчина да и вообще у русских. Оно было полно символов, которые никогда не объяснялись. Публика вздохнула с некоторым облегчением, когда внушительная оперная солистка заняла место у рояля и запела какую-то претенциозную вещь Вагнера.
Фрина почувствовала на своей руке холодные, похожие на мартышкины, пальцы княгини.
– Un petit air de rien, hein?– с гордостью спросила княгиня. – В них что-то есть, да? Что-то есть.
Фрина согласилась. Гранд-дама тем временем продолжала терзать Вагнера.
Около двух часов ночи Фрина подумала, что самое время уходить. Она была утомлена публикой, своими мыслями о Саше и помнила о том, что завтра ей придется рано вставать, чтобы отправиться в компании княгини в бани мадам Бреда – это приглашение казалось ей в лучшем случае сомнительным. Она огляделась, высматривая Лидию, но та, кажется, уже ушла. Фрина поискала Сашу, Элли и княгиню, но их нигде не было видно. Она попрощалась с хозяйкой, взяла свою накидку и отказалась от предложенного такси. Ей хотелось пройтись – до города было недалеко. На улице оказалось холодно, влажная дорога начинала покрываться корочкой льда. В сумочке у Фрины лежал пистолет на случай нападения каких-нибудь голодных безработных.
На улицах не было ни души. Фрина с удовольствием прислушивалась к отдававшемуся эхом стуку своих высоких каблучков по мостовой. Она быстро двигалась в сторону Турак-роуд, где, как она помнила, находилась стоянка такси. Стояла прозрачная красивая ночь, холодный воздух приятно покалывал кожу в противоположность духоте пропахшей орхидеями теплицы госпожи Крайер.
Фрина завернула за угол и вышла на дорогу, ведущую к городу. Такси нигде не было. Не беда: ей лучше думалось во время ночных прогулок. Мисс Фишер сортировала свои впечатления от вечера, минуя один за другим уличные указатели. Размышляя, она прошла почти полтора километра в полной тишине, которую внезапно взорвал топот бегущих ног. Их было много. Потом раздался крик, а затем самым неожиданным образом покой мельбурнской ночи нарушил звук выстрела.
Ничего, подумала Фрина, продолжая идти размеренным шагом. Ей не причинили никакого вреда ни прогулки по улице Парадиз в Сохо, ни на площади Пигаль. Так почему же ее должны волновать эти ничтожные ночные скандалы?
Из переулка снова послышался топот ног, затем кто-то налетел на Фрину. Она увернулась в сторону и приготовилась встретить нарушителя спокойствия своим крошечным пистолетом. Он был заряжен и в полной боевой готовности.
– Это я, Саша, – шепнул человек. – Pour l’amour de Dieu! Aidez-moi, mademoiselle.[25]
Он все еще был одет в костюм Смерти – трико и маску. Фрина опустила руку, чтобы случайно не прострелить ему сердце, отдала ему пистолет, сняла свою накидку и набросила ее юноше на плечи. Потом сняла с волос ленту и нацепила ее на голову Саши, а его маску спрятала в своей муфте. Затем изъяла у Саши пистолет, взяла танцора под руку и приказала ему:
– Ты пьяна. Обопрись на мою руку и хихикай.
– Хихикать? – безучастно спросил Саша, слегка пошатываясь, но затем все понял.
Топот ног приближался, с бега преследователи перешли на шаг, и вскоре настигли их. Фрина откинула голову назад и весело расхохоталась, подтолкнув локтем своего спутника, который шатался, пожалуй, излишне театрально и хихикал слишком уж правдоподобно высоким голосом. Шаги обошли их с двух сторон, и прямо перед ними возникли двое мужчин.
– Здесь никто не пробегал? – спросил тот, что пониже, с грубым австралийским акцентом. – Он должен был пробежать мимо вас.
– Ах, хитрец, хочет остановить дам, идущих домой! – отозвалась Фрина с тем же акцентом, немного сбиваясь на кокни. – Мы приличные девушки, да. И никто мимо нас не пробегал. Впрочем, мы видели нескольких прилегших отдохнуть, да, цветочек? – снова рассмеялась она, с трудом удерживая оседавшего вниз Сашу.
Она напряженно вглядывалась в мужчин, чтобы узнать их, если придется столкнуться с ними еще раз. Говоривший был невысоким, коренастым, круглоголовым типом со скрипучим голосом и торчащими напомаженными усами, в которых было больше крошек, чем это позволяла мода. Другой был выше и тоньше, с приглаженными волосами, надменным лицом и тонкими усиками, похожими на размазанный по его верхней губе коричневый виндзорский суп. Брюки в области карманов у обоих заметно оттопыривались, что говорило либо об огромных гениталиях, либо о спрятанных в карманах пистолетах. Фрина склонялась к последнему.
Саша произнес по-французски:
– Кто эти грубияны, золотко?
К удивлению Фрины, один из мужчин ответил Саше на том же языке:
– Mademoiselle, pardon, avez-vous vu un homme en courant d’ici?[26] – Это, конечно, был не тот французский, на котором говорила Фрина (и, возможно, Саша), но он свидетельствовал о том, что кто-то все-таки потратил впустую силы на обучение Головореза номер два.
– Non, non, – запротестовал Саша, снова захихикав. – Les hommes me suivent; je n’ai pas encore rencontre un homme qui me trouve laide.[27]
