После этой тирады Пыжиков на удивление шустро развернулся и громко хлопнул дверью. Гармошкин в задумчивости постоял немного, потом спросил:
– У вас есть что-нибудь новенькое?
Мы с Седым переглянулись.
– Нет, – покачал я головой.
– Ладно, тогда давайте до завтра, – махнул рукой Гармошкин и, войдя в свой кабинет, также громко хлопнул дверью.
К вечеру я получил от Седого копии всех материалов, которые отобрал. Для этого пришлось съездить ко мне домой и перевезти архив на квартиру к Седому. После этого мы снова вернулись в редакцию. Дождавшись, пока уйдет Капитонова, я вынул записную книжку, в которую еще прошедшей ночью занес телефон вице-мэра. Телефон был явно служебным, но в официальных списках не значился. Видимо, это было что-то типа прямой линии.
– Ты решил позвонить заранее? – спросил Седой.
– Да, я решил договориться по телефону, так как, если я приду внезапно, у него может не найтись для меня времени.
– А я так думаю, что с теми документами, которые у тебя на руках, он найдет время как миленький.
– Я не хотел бы все козыри выкладывать в телефонном звонке, да это и не нужно. Главное – заинтриговать его и добиться встречи.
– Так он может заранее подготовиться и что-нибудь выкинуть, – заметил Седой.
– Поэтому я звоню ему из редакции, а не из дома. А если он надумает что-то выкинуть – так, собственно, ради этого я к нему и иду.
Я набрал номер. Несколько секунд были слышны длинные гудки, потом что-то щелкнуло и раздался хорошо поставленный сочный голос:
– Да, я слушаю. Шелестюк.
– Добрый вечер, – сказал я. – Иван Валентинович, вы меня не знаете, я звоню вам впервые. Мне необходимо с вами встретиться.
– Кто вы и что вы хотите?
– Речь идет о деле Бомберга. Вернее, о тех документах, коими я располагаю, которые касаются вас и которые попали ко мне из рук Александра Бомберга.
– Я не понимаю, вы кто... И что вы хотите?
– Я хочу только встретиться завтра, когда вам будет угодно. Чтобы вам была ясна ситуация, могу сказать, что речь идет о специфических материалах, затрагивающих вашу личность. В частности, видеокассеты, аудиокассеты, ряд договоров и обязательств, которые могут заинтересовать многих и что вас отнюдь не обрадует.
В трубке долго молчали. Потом Шелестюк снова спросил:
– Так... Еще раз, что вы хотите?
– Я хочу всего лишь встречи, остальное я сообщу вам лично. Назначьте мне время.
После раздумья Шелестюк спросил:
– Час дня вас устроит?
– Да. Моя фамилия Мальков.
– Хорошо, – глухо проговорили в трубке, и я тотчас же дал отбой.
– Ну что? – спросил смотревший на меня все это время Седой.
– Завтра в час дня, – ответил я. – А сегодня вечером зайдите ко мне вместе с Дыниным, обсудим план наших действий. Сейчас же я пойду домой, мне надо поспать. Завтра может черт-те что случиться.
На этом мы и расстались.
В девять вечера оба моих помощника сидели у меня на кухне. Мы преимущественно молчали, обдумывая возможные события завтрашнего дня. Дынин к тому же сосредоточенно жевал бутерброды, запивая их пивом.
– И все-таки не нравится мне это дело, – прервал он затянувшееся молчание. – Надо ломиться к нему всем и давить его на хер! У нас компромата х...ва туча, мы на него наедем как каток! А одному идти больно стремно... Вдруг он тебя в заложники возьмет или просто шлепнет.
– Вот на этот случай я и хочу, чтобы вы меня подстраховали, – наконец перешел я к делу. – Он должен понять, что я не один и что за мной стоят люди. Поэтому ты, Дмитрий, должен прибыть туда заранее, лучше к двенадцати, и «засветиться» там. После чего ждать меня.
– Ну, какой из Дынина шпион, мы все знаем. Он там «засветится» в буквальном смысле, – съехидничал Седой. – Пусть уж сразу форму наденет, и все...
– Форму надевать не надо. И без формы видно за версту, что он мент, – возразил я. – И пусть видно! Пусть они думают, что я не какой-нибудь одиночка, а что за мной стоят менты. Если они решат пойти на крайние меры, присутствие Дынина может их насторожить, и в конце концов они остановятся.
– А я что буду делать? – спросил Седой.
– У тебя задача, пожалуй, самая ответственная. Ты стережешь документы. Они не должны пропасть или попасть в руки людей Шелестюка.
– Надеюсь, до этого не дойдет.
– Я тоже очень надеюсь. Но чем черт не шутит. Мы играем в рискованные игры, – заметил я.
– Да уж... Доиграемся, – сказал Седой.
– Бросьте вы! – по-армейски грубовато решил подбодрить трудовой коллектив Дынин. – Кто не р-рискует, тот не пьет, понимаешь, шампанского.
– Ну-ну, – мрачно ответил Седой. – Тебя-то в худшем случае пошлют обратно в участковые, а Вовку – пришьют.
– Типун тебе на язык! – испуганно проговорил Дынин.
При этом я так и не понял, чего он испугался больше: того, что меня пришьют, или того, что его переведут в участковые.
– Ладно, давайте по домам, – сказал я, подводя итог дискуссии, которая начинала носить уже неконструктивный характер.
Мои товарищи тут же встали и пошли к выходу. Я допил оставшееся после них пиво, лег на диван и закрыл глаза. Внутреннее напряжение, сопровождавшее меня весь день, не давало заснуть. Я ворочался с боку на бок, а в голову лезли всевозможные мысли по делу, которым я занимался.
Наконец мне удалось совладать со своими нервами, и сон стал вытеснять из моего сознания мысли, заменяя их образами. Я оказался перед дверью, обитой обожженным деревом. Протянув руку, я открыл дверь и вошел внутрь. Я очутился в большом предбаннике, облицованном белым кафелем. Справа от меня поблескивал голубой водой небольшой бассейн. Прямо передо мной, завернувшись в простыню, с мокрыми волосами сидел на деревянной скамье мужчина, в котором я признал вице-мэра Ивана Шелестюка. Деревянная скамья, на которой он сидел, была огорожена с трех сторон деревянными перилами, какие обычно можно наблюдать в судах. Шелестюк, завернутый в простыню, весь дрожал. Я подошел к нему поближе и произнес:
– Вы, похоже, только что вылезли из воды. Хорошенько разотритесь полотенцем...
Шелестюк поднял на меня испуганные глаза и, преодолевая зубную дробь, ответил:
– Я не лазил в воду, я просто вспотел. Мне очень страшно.
– Вы боитесь того, что вы совершили? – прямо глядя в глаза Шелестюку, спросил я.
– Нет, вы не поняли... Я же говорил вам, что я не лазил в воду. Я просто вспотел.
Я непонимающе уставился на него.
– Вы не понимаете! – сокрушенно сказал он и бросил взгляд на стену справа от меня.
Я тоже посмотрел на эту стену и увидел, что посреди нее находится такая же обшитая деревом дверь, как и та, через которую я проник в предбанник.
– Вам надо пройти туда, – ткнул скрюченным пальцем в дверь Шелестюк. – Там вам все скажут. Пожалуйста, пройдите туда.
– Что я там узнаю?
– Я не могу вам сказать. Но, пожалуйста, пройдите. Там вам все скажут.
И Шелестюк снова задрожал, закутался в простыню и потупил голову. Меня почему-то охватил страх. Мне абсолютно не хотелось идти туда, куда указывал вице-мэр. Тем не менее я, превозмогая себя, открыл дверь и сделал шаг вперед.
В комнате было абсолютно темно. Кроме того, было очень жарко. В лицо мне ударил обжигающий горячий воздух. Я постоял немножко на пороге и вдруг услышал голос. Я так и не понял, откуда он доносился. Единственное, что можно было сказать определенно, что это был голос не Шелестюка. Это был голос другого мужчины.
– Войдите и закройте за собой дверь.
Голос был обычный, однако что-то в интонации, с которой были произнесены эти слова, завораживало и заставляло повиноваться. Я закрыл за собой дверь. Стало невыносимо жарко. Я мгновенно покрылся потом. Голос зазвучал снова:
– Вы не должны двигаться. Это гарантия вашей безопасности. Я вам все расскажу, если вы не будете делать резких движений.
– Хорошо, – ответил я. – Но что вы мне расскажете, что?
– Вы все узнаете... – проговорил голос и замолчал.
И тут до меня донесся звук звонка. Сначала я подумал, что мне это показалось. Однако, сосредоточившись, я понял, что это звонит мой телефон. Он звонил мягко, но очень настойчиво.
Я открыл глаза, протянул руку и поднял трубку.
– Алле, Вовка? Это Дынин. У тебя все нормально?
– Дынин, это ты?
– Конечно, я... Ты что, пьяный, что ли? Я просто так, позвоню, думаю, на всякий случай.
– Сколько сейчас времени? – оборвал я его.
– Семь.
– Господи, как ты не вовремя! – вырвалось у меня.
– Не понял...
– Нет, это я так, про себя... Мне просто снился интересный сон.
– Ничего, все твои сны мы сделаем явью, гы-гы... – загоготал Дынин.
– Не дай бог, – произнес я и положил трубку.
Все дальнейшее утро прошло несколько скомканно. Сначала я лежал на диване, переворачиваясь с боку на бок, затем встал, принял холодный душ, сходил в магазин за продуктами, позавтракал. В редакцию идти не хотелось, так как делать сегодня там было нечего.
