Что касается нулей – мы дали вундеркинду записочку, чтобы он присоединил к этой энциклопедии и наш вопросик. И уже второй год ждем ответа.
Вряд ли я вынесла из квартиры эти проклятые баксы. Во-первых, чтобы так уверенно это утверждать, нужно было видеть меня с ними. На лестнице мне даже никто из жильцов ни разу не попался. На улице я могла быть замечена с быком за плечами и с картиной в пакете. Если Корявый решил, будто в пакете баксы, так это, наверно, были десятитысячные банкноты. Были же у нас раньше десятитысячные рублевые бумажки?
Конечно же, я и про кресло подумала, которое Наталья дала мне на сохранение. Но вот как раз с креслом-то меня никто наверняка не видел! И, если деньги в кресле, почему мне дают на возврат целых десять дней? Достаточно сказать: падла, выставь кресло на улицу!
И ведь менты произвели обыск…
Менты, конечно, всякие бывают. Вот полковник Запердолин – умница. А те, что разгромили Натальину квартиру – так вряд ли. Но и они обратили бы внимание на кучу долларовых пачек.
Значит, кто-то в промежутке между убийством и явлением ментов успел тут побывать и вынести денежки?
Или же не я одна такая умная и умею сводить печати с бумажных ленточек.
Так или иначе, не только тот, кто дал Наталье деньги, был с ней знаком, но и тот, кто их спер.
Моя мысль опять пустилась по кругу и вертелась бы довольно долго, если бы глаза не заметили на полу раскрытую сумку. Я ее знала – это была старая Натальина сумка, на днях она купила себе новую. Эту же собиралась выставить на мусорку – а уж тогда бы я ее пригребла для Лягусика. В святой уверенности, что имею на сумку полное право, я ее взяла и полезла вовнутрь – мало ли какие забавные мелочи там остались? Как-то я вот так подобрала еще совсем хорошие джинсы, а в кармане была телефонная карточка. Я ее отдала Лягусику, и подружка-сестричка смогла обзвонить всех одноклассниц. Правда, кончилось это слезами. Все они оказались замужем, погрязли в детях, мужьях, квартирах и телесериалах, ни одна не читала даже книжек про огнеопасную страсть, не говоря уж о гениальных творениях Яши Квасильевой. Как же они в метро-то ездят – удивилась я. Спят сидя, не иначе.
В сумке обнаружилась записная книжка с телефонами. Я чуть не завизжала от восторга. Вот они, знакомые! Среди них наверняка и тот, что дал на сохранение деньги, и тот, кто их спер!
Продумав легенду, дрожащими руками я набрала первый номер. К трубке долго никто не подходил, и я уже забеспокоилась. Наконец мне ответили «Але?»
– Здравствуйте, дирекция аукциона «Сотбис» беспокоит. У нас выставляется картина Леонардо да Винчи, отреставрированная Натальей Петровско – Разумовской. Она выступает в качестве посредника, и ей за это причитается полмиллиона долларов. Но у нее сменился телефон. Вы не подскажете, как ее найти?
Это была ловушка как раз в духе Яши Квасильевой! Полмиллиона долларов – слова, на которые должен хоть как-то отреагировать и тот, кто дал их Наталье, и тот, кто их спер!
– Вы хоть знаете, который час? – спросил заспанный голос.
– У нас в Лондоне… – залепетала я. – По нашему времени, сэр…
В трубке раздались гудки. Этит человек явно не имел отношения к долларам.
Тавким образом я прошлась по сорока пяти номерам и к трем часам ночи имела следующие результаты: двадцать раз трубку никто не взял, двадцать раз меня обматерили с разной степенью интенсивности, а пять раз я напоролась на автоответчик.
Я задумалась – может ли что-то означать цифра «45». То, что баба ягодка опять? Символична ли она? Или еще рискнуть?
Я набрала сорок шестой номер и автообветчик произнес:
– Вы звоните в салон эксклюзивного антиквариата «Мебелюкс». К сожалению, сейчас все консультанты заняты, но вы можете приехать в любое удобное для вас время по адресу Старый Арбат…
Дадее в трубке пискнуло и хрюкнуло, после чего запись закрутилась по новой. Я посмотрела на настенные часы – время было самое подходящее, чтобы разъезжать по эксклюзивным салонам… Стоп! «Мебелюкс»! Ведь именно туда собиралась сдавать страшное кресло Наталья!
Тут у меня в голове заварилась каша.
Я знала, что этот самый эксклюзивный антиквариат стоит бешеных денег. Недавно Наталья реставрировала матросский сундучок, о котором было точно известно, что он привезен из Голландии в Россию в начале восемнадцатого века. Его дальнейшую судьбу восстановил один искусствовед и, наверно, немало за это получил. Он доказал, что сундучком вполне мог пользоваться Петр Великий. А где «мог», там и «пользовался». Тут же вокруг старой рухляди началась драчка. В конце концов, его прикупил какой-то новый русский и поставил у себя в предбаннике.
– По приколу, блин! – так он объяснил эту причуду. – Его царь на столе держал, а я на него голой жопой сяду!
Наталья раз четыреста пересказывала мне эту историю, особенно наслаждаясь репликой нового русского.
Так вот – если где поблизости от Натальи и вертелись большие деньги, полмиллиона баксов или вроде того, так это был салон «Мебелюкс». Там я наверняка могла взять оба следа – и похитителя баксов, и похитителя Лягусика!
А заодно…
Я понимаю, что это нехорошо. Яша Квасильева никогда бы так не поступила. Но ведь Яша Квасильева и не жила в подвале с Лягусиком! И не одевалась на мусорке! И не мыла окна в чужих квартирах!
В общем, я решила сдать туда кресло – если получится, конечно. Оно настолько страшное, что за него вполне можно огрести несколько тысяч этих самых баксов. Хорошую квартиру на них не купишь, но хоть бы комнатенку в коммуналке площадью восемь метров, нам с Лягусиком для начала хватит. А потом я еще как-нибудь заработаю, и мы обменяем эту комнатенку на другую, а потом на третью…
Честное слово, надоело жить в подвале без документов!
Когда я залепила дверь Натальиной квартиры бумажной полоской и спустилась к себе в остохреневший подвал, бомжи уже задыхались и хрипели.
Конечно, если мне удастся спасти Лягусика, она мне никогда не простит, что я выбросила восковник. Но если я его не выброшу, то сама с ним этой же ночью сдохну. И спасать Лягусика будет просто некому.
Опять же, три покойника – это для меня многовато. Их даже просто выволакивать на мусорку – и то умаешьтся. А если меня кто-нибудь застукает с мертвым бомжом?
Чертыхаясь и матерясь в стиле папашкиной подруги Фроськи, потому что стиль Яши Квасильевой тут был неуместен, я полезла снимать развешанную по потолку лиану и прокувыркалась с ней больше часа. Потом я сгребла ее в кучу и в охапке поволокла из подвала.
Местом ее последнего упокоения стал мусорный контейнер, куда я затолкала вонючую сволочь на самое дно.
Спать оставалось уже совсем немного.
Утром меня разбудила бомжиха. На неизвестном языке она жалобно меня о чем-то умоляла. Я продрала глаза и ахнула. Эта мерзавка красила губы огрызком помады, и вот у нее последняя крошка кончилась. И она просила у меня косметику!
Я чуть было ее не зашибла, но вовремя вспомнила жалостливого Лягусика. Вот Лягусик сейчас все запасы бы вывернула! Поэтому бомжиха отделалась лишь общеизвестным посылом в конкретном направлении.
Тем временем зашевелились и оба бомжа.
Раз уж я приютила этих страдальцев, то мне и следовало их кормить. По крайней мере, Яша Квасильева всегда так делает. Когда к ней в особняк, как кирпич с крыши, свалился знаменитый Моисей Борисов со свитой, а свиту составлял кордебалет в количестве сорока семи смазливых мальчиков, Яша кормила эту ораву все три месяца – пока Моисей Борисов не сжалился над ней и не повез кордебалет на гастроли в Новую Гвиану. Одновременно она, кстати, расследовала убийство одиннадцати банкиров подряд. И именно тогда ее хватили по затылку прикладом от исторического мушкета.
У меня еще оставалось немного овсянки. Вообразив, будто передо мной сорок семь смазливых мальчиков, я кое-как справилась с отвращением и наплюхала кашу в консервные банки троих чумазых бомжей. А потом, прибравшись во дворе и вымыв один подъезд, пошла к Агнессе Софокловне.
Я хотела взять у старушки что-то этакое, ридикюль дореволюционный, что ли, чтобы в салоне эксклюзивного антиквариата выглядеть почти как своя. У нее еще был совершенно трогательный зонтик с ручкой из слоновой кости в виде изогнувшейся голой бабы. Агнесса Софокловна очень этим зонтиком дорожила – по семейному преданию, он был в качестве трофея привезен из Парижа в 1815 году русскими казаками.
– Стало быть, вы, детка, хотите выглядеть как настоящая дама? – уточнила Агнесса Софокловна, услышав мою просьбу. – Тогда вам придется начать с обуви. Я могу ссудить тапочки, которые привез прапрадедушка из Хивинского похода. В них, говорят, сам эмир навещал свой гарем.
Я сперва лишилась дара речи – какой, блин, гарем?!? Но когда старушка достала с антресолей исторические тапочки, я ахнула. Они были, понятное дело, без задника и с острейшими загнутыми носами. Такой нос – последний писк обувной моды, а тапочки впридачу были поверх золотой парчи густо расшиты бирюзой.
