– Вообще? – испугалась Марго.
– Воду пью, с медом, кефир, – принялся охотно растолковывать доходяга, – по снегу босиком хожу, в проруби купаюсь…
Я уставилась на его меховые сапоги. Интересно, однако, значит, зимой у него купальный сезон, а летом он настолько мерзнет, что влез в унты?
– Полностью изменился, – с горящими глазами религиозного фаната вещал незнакомец, – исповедую теперь русский буддизм, полностью здоров! Главное, моча!
– Что? – не поняла я. – Чача? Вы пьете водку?
Мужик возмутился:
– Сказал же, я русский буддист, алкоголь не приемлю, это яд, разрушающий нашу ауру, пробой идет на уровне чакры седьмой жизни. Мочу надо пить, по утрам.
– Чью? – оторопела я.
– Свою, да вам все объяснят, – вздохнул скелет, – желаю здоровья и счастья, пусть на вас снизойдет благодать.
Вымолвив последнюю фразу, он, звеня цепочкой от сливного бачка и шаркая разношенными сапогами, удалился.
– Я не хочу стать такой, как он, – в ужасе прошептала Марго, – не желаю пить мочу, ой, меня тошнит. И потом, кто такой русский буддист?
– Понятия не имею, пошли.
– Куда? Мы же забыли у него спросить дорогу!
– Думаю, это сюда, – вздохнула я и свернула влево.
Крохотный коридорчик уперся в дверь с табличкой «Академик международной академии космоэнергетики, гипнотизер, магистр ордена русского буддизма, диетолог, рароэнтолог Ф. Е. Попов».
– Кто такой рароэнтолог? – шепотом спросила Маргоша, мигом вспотев.
– Не знаю, – прошептала в ответ я, – насколько помню из курса латыни «rara» – это «редкий», что-то редко встречающееся. Пошли, он тебе поможет, смотри, сколько у него титулов: академик, магистр, да еще и диетолог! Явились по самому нужному адресу.
С этими словами я толкнула дверь, предполагая увидеть за ней еще один скелет в оранжевых тряпках с ершиком для туалета на письменном столе, но Федор Евгеньевич выглядел до противности обычно: мужчина лет пятидесяти, в достаточно дорогом, сильно мятом льняном костюме.
Оглядев Маргошу, он усадил ее перед собой и начал задавать вопросы. Я решила тихонько уйти, но Попов сказал:
– А вы куда, сядьте на кушетку.
Пришлось опуститься на белую простыню, покрытую прозрачной шуршащей пленкой. Заполнив карточку, Федор Евгеньевич приступил к собственно процедуре кодирования. Он встал посреди комнаты, поднял руки над головой и велел:
– Смотреть сюда!
Маргоша уставилась на его ладони, в которых сверкало что-то похожее на стеклянный теннисный мячик. Я невольно тоже смотрела на академика.
– Рао-вао-сао-мао, – воскликнул Федор Евгеньевич, – рао-вао-сао-мао, рао-вао-сао-мао! Все.
Он опустил руки.
– С вас триста долларов, следующая встреча контрольная, через три недели, чтобы вы не потеряли слишком много веса, коррекцию сделаем, а то некоторые сразу восемьдесят кило сбрасывают.
– Как – все? – удивилась я. – Рао-вао-сао-мао и триста баксов? За две секунды?
Академик нахмурился.
– А иголки? – влезла Марго. – В уши!
Федор Евгеньевич скривился:
– Уважаемая… э… Марго Юрьевна, вы же пришли не к шарлатану, не к обманщику, который тычет в вас швейной иголкой и рассказывает об открытии чакр. Мой метод космоэнергетического гипноза основан на тысячах, повторяю, тысячах пациентов, потерявших вместе с лишним весом болезни, неудачи и злую карму! Вот полюбуйтесь!
Перед нами оказался альбомчик.
– Вот такой она пришла, а такой стала спустя короткое время, – ткнул академик пальцем в раскрытую страницу.
Маргоша засопела, я постаралась сдержать ухмылку. Да уж, впечатляет. Справа снимок тетки, габаритами смахивающей на транспортный самолет, слева девушка, чьей фигуре позавидует любая манекенщица.
– Это одна и та же особа? – решила я уточнить.
– Да, – кивнул академик, – фотографии сделаны с разницей в месяц. Это тот случай, когда пришлось делать коррекцию, иначе вес мог уйти вообще в минус.
Я молча разглядывала снимки.
– Я тоже так хочу! – пролепетала Марго. – И со мной подобное будет, да?
– Обязательно, просто во время каждой еды у вас в мозгу будет мелькать: «рао-вао-сао-мао», и аппетит мигом испарится, ничего в рот взять не сможете!
Маргоша с восторгом уставилась на академика. Я же решала сложную проблему: сказать ли подруге, что на снимках разные женщины? Одна блондинка, другая брюнетка? Впрочем, это легко объяснить простым перекрашиванием волос, но почему у той, что слева, голубые глаза, а у той, что справа, – карие? Вставила цветные линзы? Хорошо, сочтем это ответом. Но нос! Справа – длинный, с горбинкой, слева – курносый, коротенький, как у нашего Хучика!
– Спасибо, доктор, – с жаром произнесла Маргоша, – величайшее спасибо! Прямо восторг! Вот какой стану!
Я тяжело вздохнула, нет, ничего говорить нельзя.
Я высадила Марго у подземного перехода, проехала чуть вперед, развернулась и покатила было в сторону Минского шоссе, но тут неожиданно мне захотелось пить. Я подала назад, притормозила у метро и пошла к ларькам.
Над площадью висело раскаленное марево. С проспекта на тротуар наползало удушливо-серое облако бензиновой вони. Над киосками колыхались разнообразные запахи. Из одного несло дешевой парфюмерией, из другого – свежими пирожками. Потные торговки, все, как на подбор, в одинаковых серых бейсболках, пытались спрятаться в тени. Я невольно пожалела бабу, стоявшую в железном вагончике с надписью «Булочки от бабушки». Вот уж кому не позавидуешь: печка шпарит вовсю, небось тетка сама испеклась. Неужели кто-нибудь по такой жарище рискнет купить раскаленные пирожки? Мне бы такое и в голову не пришло!
Тут к ларьку с плюшками подскочила толстуха и хорошо знакомым голосом завела:
– Значит, так: два с мясом, два с рисом, два с вареньем и бутылочку пепси, большую!
Получив все это, она мигом заглотила два пирожка. Я мрачно наблюдала за ней, стоя за газетным киоском. Вот ведь какая, не поленилась перейти на другую сторону. Там, где я ее высадила, булками не торговали. Марго проглотила в мгновение ока выпечку, залпом осушила баллон со сладкой, отвратительно калорийной газировкой, удовлетворенно улыбнулась и потопала в метро.
Я стукнула кулаком о ларек. Триста баксов потрачено зря! Впрочем, чего же ты хотела, а? С первого взгляда было понятно: академик шарлатан! Рао-вао-сао-мао!
Внезапно мне пить расхотелось, к горлу подступила тошнота. Проклиная собственную глупость, жару, духоту, Марго и тех, кто придумал торговать на улице горячими булками, я вернулась к «Пежо» и поехала к Супровкиной. Ладно, мухи в одну сторону, котлеты в другую. Разберусь с Марго вечером!
Над поселком «Бор» тоже висела плотная жара, но дышалось тут не в пример лучше, чем в столице, почти так же легко, как у нас в Ложкине. Я снова побибикала у ворот – никого. Спустя пару минут на дорогу вышла та же соседка, на этот раз с лопатой. И как только у людей хватает сил целыми днями ковыряться на грядках?
– Нина еще не приехала, – сообщила она.
– Попросите ее позвонить Даше Васильевой, срочно!
– Хорошо, – кивнула та, – сделаю.
Я влезла в «Пежо» и вознесла благодарственную молитву создателям кондиционеров, в машине царила приятная прохлада. Следующие десять минут я безуспешно пыталась дозвониться до Нинки, но ни городской, ни мобильный телефоны не отвечали. Я отложила аппарат на сиденье, взялась за руль, и тут сотовый «запел». Я схватила «Нокиа», наверное, Нинка наконец добралась до мобильного.
– Алло.
– Это я, – произнес незнакомый голос.
– Кто?
– Дима.
– Какой?
– Адвокат.
– А, – разочарованно протянула я, – и что?
– Был сегодня у Виктории, поговорить надо.
– Ладно, где и когда?
– Через час, в конторе, успеете?
– Никогда, это через весь город пилить, в то время как народ с работы поедет!
– На Кутузовском, кафе «Трактирчик», пойдет?
– Да, туда запросто.
– Ну и хорошо, – заявил Дима, бросая трубку.
До сих пор судьба ни разу не заносила меня в кафе «Трактирчик». Маленькое уютное помещение было оформлено в русском стиле, официантки щеголяли в сарафанах. Дима уже сидел за столиком, в укромном углу, под большой пальмой.
– Ужинать будете? – галантно предложил он. – Тут вкусно.
Я ощутила легкую тошноту и неприятное головокружение.
– Спасибо, но очень жарко.
– А я, с вашего разрешения, подкреплюсь.
– Конечно, – ответила я, стараясь не смотреть на огромную отбивную, лежащую перед ним.
Как только парень может есть мясо, когда на улице тридцать градусов выше ноля!
Но жара никак не повлияла на аппетит юноши, он слопал свинину с гарниром, выпил кофе и начал рассказ.
Вика полностью отрицает знакомство с Прокофьевым, более того, упорно говорит, что никогда не ездила к Супровкиной на дачу для любовных свиданий.
Следователь собирается на днях провести очную ставку, после которой многое прояснится, во всяком случае, мент поймет, кто врет. Это только кажется, что говорить неправду легко, но, столкнув людей лицом к лицу, специалист хорошо видит, кто лукавит!
