Следующим номером программы была демонстрация исследования, посвященного трудам великого химика. Савицкий ни слова не понимал по-французски, но формулы выглядели столь убедительно, что вскоре рассеялись его последние сомнения.
Живой, которому княжна с милой улыбкой сказала: «Вам, должно быть, это все малозанимательно, это дело семейное», — сидел на диване в гостиной и помалкивал, хотя ему очень хотелось задать кузине-белошвейке пару вопросов. Например, как доехать от аэропорта Шарль де Голль до метро Порт д'Орлеан? Или — не хочет ли мадмуазель Собакина осмотреть уютную комнату тещи Савицкого — под Пашиным присмотром, разумеется, чтобы ничего не сгорело?
«А этот штрих на меня конкретно запал, — подумала Маша. — А все, детка, поезд ушел, не зафрендил меня — теперь не жди пощады!»
В нужный момент княжна прелестным жестом схватилась руками за голову, вспомнив, что привезла с собой подарок — бутылку прекрасного коллекционного вина из собственного виноградника. Вино (изготовленное в гестяпо) оказалось в самом деле отменным. На вкус оно не отличалось от хорошего красного вина, но могло свалить с ног даже норвежского лесоруба.
Пару часов спустя Савицкий объявил себя главой экспедиции по поиску наследства князя Льва Собакина и официально пригласил четырежды сестру присоединиться в качестве химика-исследователя. Живой, возможно, мог бы привести с десяток доводов против, но он, к сожалению, слишком налег на вино с самого начала и потому уже спал.
— Мы улетаем на самолете. В Санкт-Петербург. Завтра утром, — объявил руководитель экспедиции. — Только... у вас же нет билета.
— О, не беспокойтесь, милый братик, — княжна решила, что уже пора добавить немного трогательной фамильярности. — Мой турагент решит эту проблему, скажите только, каким рейсом вы летите.
Последним усилием воли Савицкий включил компьютер, записал на листке бумаги номер рейса, название авиакомпании и время отправления, указал сестренке на детскую комнату, в которой ей предстояло переночевать, завел будильник на семь утра и, стараясь идти ровно, удалился к себе.
Маша поглядела в зеркало.
Лос-Анджелес. Небоскребы. Мурка-терминатор в симпатичном кучерявом парике и черных очках сидит за рулем серебристого «вольво». За ней гонятся черные «мерседесы» русской мафии.
Впереди - пирс, за ним - Тихий океан. Мурка пробивает ограждение пирса и ныряет в океан вместе с машиной.
- Ушла, кобра! - с досадой говорит серый кардинал русской мафии, бывший подполковник КГБ Кукушкин.
«Мерседесы» уезжают.
Мурка выплевывает трубочку, через которую она дышала воздухом из шин «вольво», и всплывает на поверхность.
- Сам кобра! - говорит она.
Парик на ней сидит как влитой.
До Петербурга Савицкий и компания долетели без всяких приключений: мужская часть коллектива дремала, а княжна Вера внимательно изучала лица компаньонов, нежнозеленые от прекрасного французского вина, и пыталась сделать физиогномические выводы. Братец ей достался вроде ничего, подходящий — прямой и бесхитростный. А вот Пашу Живого нужно будет как можно скорее бросить на растерзание врагам, если придется уходить от погони.
Петр Алексеевич очнулся от липкого похмельного кошмара: во сне за ним гонялись двенадцать бородатых гномов с винтовками и требовали отдать им патент на лимонад с запахом мирового пожара. Впрочем, реальность тоже не слишком обнадеживала: он, человек обстоятельный и рациональный, сорвался с места и летит в «змеиный город», чтобы поиграть там в Шерлока Холмса, а в качестве Ватсонов его сопровождают мелкий шантажист и четырежды сестра, о которой он до вчерашнего дня ничего не слышал. Савицкий тяжело вздохнул и открыл Рамакришну.
Учитель, как всегда, смотрел в корень:
Настоящая жизнь начинается тогда, когда вы бросаетесь в нее с головой. Когда вы мнетесь на берегу и только трогаете ее пальцем ноги - жизнь течет мимо.
Получив багаж и выпив прямо в аэропорту по чашечке крепкого кофе, члены экспедиции приободрились и начали строить планы на будущее.
— Петербург! Город Достоевского! Белые ночи! Бедные люди! — восклицала княжна. — Давайте идти пешком!
— Ну уж нет, — строго сказал Петр Алексеевич. — На такси поедем. Для начала нам нужно выбрать гостиницу. Какую-нибудь не слишком дорогую.
— Зачем гостиница? — очнулся Живой. — Даже самые бедные люди даже в самые белые ночи всегда встретят здесь радушный прием. Если, конечно, места будут знать. А я их знаю. Предлагаю скоротать время в салоне у Жозефины.
— Жозефина — это кличка? — мрачно поинтересовался Савицкий.
— Ну зачем же? Считайте, что это — сценический псевдоним.
— Ах, она играет в театре? Как это мило! — захлопала в ладоши Вера.
— Причем театральными подмостками ей служит любая прямая поверхность. Даже если эта поверхность слегка качается у нее под ногами, — загадочно ответил Паша.
Следуя за Живым, к которому вернулась его обычная прыткость, вся компания села в такси и отправилась на Петроградскую сторону. По дороге княжна Собакина восторгалась видами, а Петр Алексеевич представлял себе артистическую квартиру, похожую на обиталище его бабушки, и хозяйку — вероятно, стесненную в средствах и потому вынужденную сдавать приезжим пару комнат в своих богатых апартаментах.
— А почему мы без звонка? — спросил он у Живого. — Мобильный же у тебя под рукой. Может быть, стоит предупредить эту женщину?
— Мобильный придумали люди, которым страшно сказать «нет», глядя в глаза собеседнику, — ответил Паша, прихлебывая пиво. — Они же придумали СМС — для того, чтобы произносить это трусливое «нет» как будто в пустоту. Своими внезапными появлениями я помогаю людям вернуть давно забытые ощущения. Хочешь отказать — отказывай лично.
— То есть нам еще и отказать могут? — изумился Петр Алексеевич.
Живой оставил этот вопрос без ответа.
Такси остановилось перед домом, стоявшим почти на набережной Невы неподалеку от Троицкого моста. Они поднялись на лифте на последний этаж.
Паша уверенно нажал на кнопку звонка. Возле него висела розовая бумажка, на которой каллиграфическим, как у учительницы младших классов, почерком было выведено:
Жозефина Павловна
Вам откроют, если сочтут нужным
Петр Алексеевич хотел было прокомментировать и это, но тут в замочной скважине заворочался ключ, и дверь распахнулась.
На пороге стоял худой длинноволосый парень в экстремально-малиновых семейных трусах по колено и в застиранной, но чистой майке, явно не по размеру. Левая бретелька кокетливо упала с его плеча, но он не спешил ее поправлять.
— Жози, привет! — заулыбался Живой. — Отлично сегодня выглядишь!
— Пауль, ты опух, что ли, там в своей Москве? Где ты Жози увидел? — хмуро поинтересовался его собеседник.
— Ой, Сеня, это ты! Извини, не признал. А почему ты до сих пор трезвый? Мы тебя разбудили? Познакомься, это мои друзья — образцовый семьянин и талантливый бизнесмен Петр Алексеевич Савицкий. Если бы ты пил что-нибудь, кроме горючего, то оценил бы тонкий вкус придуманных им лимонадов. А по левую руку от меня ты можешь видеть прелестную научную работницу из Парижа, будущую лауреатку Нобелевской премии, княжну Веру Собакину.
— Нормальный прогон, — кивнул Сеня, элегантным жестом изъял у Живого недопитое пиво, залпом осушил бутылку, вернул владельцу и тут только обратил внимание на свой наряд.
— Ой, мальчики, девочки, я в таком виде, а вы молчите! — вдруг пискнул он почти на октаву выше. — Мне надо переодеться! Павлик, проводи их на кухню, пока козлина спит.
Надежды Петра Алексеевича на то, что они поселятся в скромной артистической квартире, разбились о грубую реальность образцовой питерской коммуналки. Пока компания шла темным длинным коридором к световому пятну в конце тоннеля, он грозно спросил у Живого:
— Кто это был? Это и есть Жозефина?
— Вы имели редкое удовольствие лицезреть Жозефину Павловну в трезвом состоянии. Я уже и сам забыл, что такое бывает. Сеня — в своем естественном, я бы сказал, природном обличии — самый обычный, заурядный, да к тому же, как вы заметили, довольно-таки хлипкий чувачок. Но стоит ему выпить, как прекрасный образ Жозефины начинает проступать, подобно фотографии, опущенной в раствор проявителя.
— И как сильно она будет проступать? — спросил Савицкий.
— Зависит от количества раствора.
— А кто такая Козлина? Это старинное женское имя? — поинтересовалась Вера.
