– Бухгалтер у меня не она, а он, – ответил Эрик тоже очень спокойно. – А в какой сфере деятельности лежат ваши интересы?
Злость моя прошла, и я рассказала ему про Бельмона. Никому из мужей и вообще из всех знакомых не рассказывала, а ему рассказала. Не представляю, зачем я это сделала. А потом Эрик рассказал мне, что он – представитель в России одной очень крупной немецкой компании, что хозяин компании – замечательный человек и его, Эрика, друг. Он немолод, овдовел несколько лет назад и на старости лет, когда до встречи с Богом, как он сам выражается, осталось уже немного времени, решил заняться благотворительностью. Он основал в Германии благотворительный фонд имени Ульриха Майера, а здесь в России находится отделение этого фонда, которое он, Эрик, возглавляет.
– А кто такой Ульрих Майер? – вклинилась я.
– Это немецкий врач начала века, крупный онколог.
У меня на языке вертелось множество вопросов, но что-то заставило меня замолчать.
Эрик походил по комнате, выглядел он очень обеспокоенным.
– Послушайте, с моей стороны это полнейшее свинство, но не могли бы вы завтра снова повторить этот эксперимент?
– Что? – я вскочила на ноги. – Вы не шутите? Вы считаете, что каждый день печатаете одно и тоже платежное поручение?
Эрик выглядел смущенным и растерянным, но смотрел твердо:
– Надо выяснить с этим раз и навсегда! Я внезапно подумала, каких трудов ему стоит обращаться ко мне с такой просьбой, и согласилась.
– Тогда… вы уж постарайтесь запомнить, что же я там печатаю… содержание документа. Хотя, конечно, маловероятно, что я в бессознательном состоянии делаю нечто разумное, а тем более – одно и то же. Черт, как некстати все! – Он вскочил на ноги и схватился за голову.
– Неприятности всегда некстати, – осторожно сказала я, – от них не застрахуешься.
– Вы думаете?
– Точно знаю. Так что не мучайте себя бесполезными догадками, давайте лучше пить чай.
Опять я раскрыла тетрадку Валентина Сергеевича. Так, написано, что синий «форд» следил за ним еще раньше, до аварии. И потом Валентин Сергеевич видел его из окна. Какая-то преступная группа его преследовала, очень детально описан главарь – длинные волосы, близко посаженные глаза… Не сказано только из-за чего бандитам преследовать приличного человека, академика… Никогда он ни в каком криминале не был замешан, уж в этом я уверена.
Дальше про маму, это мы сейчас пропустим и вот, единственное предложение, «Им никогда не найти…». Не найти чего?
Все, хватит прятать голову под крыло. Про синий «форд» – все правда, видела я вчера и синий «форд», и таинственного Дж. М. «Дом, который построил Джек» – тоже существует.
Что там дальше в стишке?
«А вот человек одинокий и старый» – был человек, это Валентин Сергеевич; «Который гуляет с псом этим парой», – все верно, гуляли они; «Который совсем не имеет хвоста», – уж это точно, с хвостом у Горация сложно. И ведь Валентин Сергеевич нарочно нарисовал Горация, чтобы у того, кто будет читать тетрадку, не возникли сомнения.
Что там дальше? «Пес по характеру очень неробкий», – это уж хозяин польстил любимому ротвейлеру. «Интересуется желтой коробкой, в которой страница, которая в темном чулане хранится, в доме, который построил Джек».
Все ясно и точно указано. Стало быть, завтра идем с Горацием в тот дом. И если в чулане ничего нет, то я выброшу из головы синий «форд» и его итальянского водителя с большим удовольствием!
Мы с Горацием скорым шагом целеустремленно направлялись к окраине парка, к дому, который построил Джек. Я была предельно собранна, и шла, зорко поглядывая по сторонам. С одной стороны, мне было страшно – а вдруг все опасения Валентина Сергеевича окажутся правдой, и теперь бандиты станут преследовать меня. А с другой – я собиралась влезть хоть и в старый дом, но все же это была чья-то частная собственность, окруженная забором, и если кто-то увидит, то будет неудобно, еще и в милицию попадешь, чего доброго.
Вот он, этот дом. Я прошла вдоль забора. Дом был явно необитаем, но на крыльце сидела чумазая дворняжка с видом собственницы. Если какая-то бездомная сучка ощенилась в подвале, то она ни за что не подпустит меня к дому, такой лай поднимет. Как-то мне было очень неуютно в такой ранний час в пустынном парке, и я было решила бросить свою затею и повернуть к дому, как вдруг старый греховодник Гораций заметил дворняжку и рванул вдоль забора в поисках дыры. От неожиданности я выпустила поводок, и Гораций просочился в дыру, которую он мигом отыскал в заборе, движимый сексуальным зовом. Старый развратник! Доска держалась на одном ржавом гвозде, так что я тоже пролезла в дыру, не могла же я без боя уступить своего Горация этой грязной потаскухе!
За забором было именно то, что и должно было быть: неимоверно разросшийся бурьян, крапива, репейники, куча всякого мусора, спинка от ржавой железной кровати, ломаные ящики… Сам дом выглядел уныло и заброшенно, хотя и не очень пострадал от бега времени: видимо, выстроен был на совесть. Окна и двери были заколочены досками, крыльцо заросло травой.
Дворняжка, однако, приняла Горация довольно нелюбезно. Она рычала, лаяла и даже пыталась кусаться. Щенков не было слышно, так что я отнесла ее рычанье за счет антипатии к Горацию и очень за него обиделась. Я даже хотела пообещать ему, что познакомлю с хорошенькой ротвейлершей из соседнего дома, как вдруг дворняжка припустила в парк, и мой охломон потрусил за ней. Никакого чувства собственного достоинства! Я пошла вокруг дома, постоянно подзывая пса. Дворняга лаяла где-то впереди, но Горациева басистого лая не было слышно, это говорило о том, что он проявил гордость и не побежал за ней. Завернув за угол, я услышала знакомое негромкое ворчание.
– Гораций, волчья сыть! – рассердилась я. – Ты куда это, паршивец, забрался?
Оказалось, он залез в открытое подвальное окошко. Открыв деревянную ставню, я увидела в полутьме его довольную скалящуюся морду. Он подпрыгивал на полу подвала, приглашая меня спуститься к нему и поиграть. Вообще он был очень оживлен, как будто сбросил груз прожитых лет, и у него наступила вторая молодость. Нашел время!
«А вот и коробка, в которой страница, которая в темном чулане хранится, в доме, который построил Джек».
Подвал тоже существует на самом деле, и надо спуститься туда, хотя бы для того, чтобы поймать ротвейлера. Спуститься в подвал можно было по нескольким поставленным друг на друга старым ящикам. Бомж какой-нибудь проторил себе дорожку. Но сейчас в подвале никого нет, иначе Гораций бы учуял. Осторожно спустившись, я огляделась. Проникавший сквозь оконце скудный свет позволил мне разглядеть небольшое, как ни странно, сухое и достаточно чистое помещение, заставленное пустыми ящиками и коробками. Гораций оглянулся на меня и уверенно полез в угол. У этой морды я заметила кусок плотной бежевой плащевой ткани, наброшенный на большой ящик. Эта ткань смутно мне что-то напомнила. Кажется, когда-то у Валентина Сергеевича был такой плащ. Я задержала дыхание и осторожно прошла в угол. Гораций уже тянул ткань на себя. Ящик предстал моим глазам. Это был скорее не ящик, а металлический сундучок, с каким ходят по квартирам всякие умельцы – электрики, сантехники и прочие. Разведя ручки сундучка, я открыла его с быстро бьющимся сердцем. Внутри находился небольшой штатив с пробирками и желтая папка, а в ней – стопка исписанных страниц. Вот и коробка, в которой страница… и так далее.
Я осторожно открыла папку. В темноте подвала было не разглядеть, что написано на листах, но даже здесь я узнала характерный, как бы летящий с очень энергичным наклоном почерк Валентина Сергеевича. Следовало срочно выбираться отсюда, а пока закрыть сундучок покрепче, что я и сделала. Гораций, разочарованно пыхтя, пошел по подвалу, клацая когтями о каменный пол.
– Пойдем, Гораций! – тревожно позвала я. – Надо возвращаться и поскорее изучить нашу находку.
Выбравшись на свет Божий, я невольно зажмурилась, потому что пока мы с Горацием сидели в подвале, на улице успело выглянуть осеннее солнышко. Поэтому я не расслышала у себя за спиной ехидного покашливания.
– С добрым утром! – произнес мужской голос.
Я повернулась совершенно растерянная и увидела крепенького мужичка в спортивной куртке с капюшоном. Лицо его было мне удивительно знакомо. Еще бы не так, потому что передо мной стоял телефонный мастер Еремеев Юрий Павлович собственной персоной, только выглядел он гораздо более опасным. Если бы он пришел ко мне домой измерять сопротивление с таким выражением лица, я бы его в квартиру ни за что не пустила. Но еще сильнее, чем выражение лица, меня взволновал пистолет в его руке.
– Интересно, что же вы нашли в подвале? – задумчиво протянул Еремеев.
Я пока решила называть его так, потому что настоящее имя он вряд ли мне скажет.
– Значит, он спрятал это здесь, а мыто искали в квартире старого козла.
