Вот этому-то майору Коровкину по прозвищу Недреманное Око предстояло сегодня сдавать сырую, полную недоработок Систему.
Военпреды подошли ровно к одиннадцати, поздоровались с руководством и ведущими и проследовали на стенд. Все основные участники и зрители предстоящего спектакля разместились перед центральным табло, и Владлен Иваныч отдал приказ Синицкому, как капитан корабля старпому:
– Леонид Петрович, запускайте процесс!
Леонид Петрович Синицкий любил такие дела, которые, не требуя ни труда, ни квалификации, несли в себе театральность. Он любил «запускать процесс», и весь институт знал эту его маленькую слабость. Он поправил галстук и, как дрессировщик в клетку со львом, прошел в гермозону, где находились тумблеры силовых установок Системы. Над входом в гермозону немедленно зажглась надпись: «Не включать напряжение! Работают люди!» Кроме этой надписи существовала еще и двойная электрическая блокировка, не позволявшая включить питание, пока в гермозоне кто-нибудь находился. Поэтому Синицкий и входил так охотно «в клетку к хищникам», потому что эти «хищники» были совершенно безопасны. Все наблюдали, как он подошел к пульту, склонился над ним, протянул руку к тумблеру… и вдруг раздался ни с чем не сравнимый страшный треск высоковольтного разряда, вспыхнула голубая молния, резко запахло озоном и еще чем-то сладковатым, невыразимо отвратительным. Все ахнули, а Валя Голубев бросился к главным рубильникам.
Леонид Петрович Синицкий лежал на полу гермозоны без признаков жизни. Первым побуждением присутствующих было бросится к телу, но нежелание повторить судьбу Синицкого охладило порыв, и наиболее здравомыслящие направились вслед за Голубевым к распределительному щиту. Майор Коровкин сразу же закричал голосом трамвайного кондуктора: «Ничего не трогать! Ни к чему не прикасаться!» Валя посмотрел на него как на идиота:
– Как же не прикасаться? А Синицкому как же помощь оказать?
Но когда все подбежали к распределительному щиту, то с изумлением увидели, что главный рубильник выключен! Тогда Валя недолго думая рванул в конец коридора и отключил вообще все электричество на всем этаже. Майор Коровкин пробурчал что-то нечленораздельное. Убедившись, что напряжение отключено, несколько человек бросились в гермозону. При вялом свете зимнего дня Синицкого вынесли, положили на пол на открытом месте. Он не подавал признаков жизни. Кто-то бросился к телефону вызывать «Скорую», майор Коровкин кричал, чтобы вызывали полицию. Кто-то пытался сделать Синицкому искусственное дыхание. Пока приехала «Скорая», пока проводили врача через проходную – охрана требовала распоряжения своего начальника, а начальник охраны как сквозь землю провалился. Наконец врача пропустили, он осмотрел Синицкого и констатировал смерть от поражения электрическим током. Майор Коровкин снова заныл свое:
– Ни к чему не прикасаться! Ничего не трогать!
Хотя трудно было понять, к чему не прикасаться. К телу Синицкого? Так к нему кто только не прикасался! И выносили его вчетвером, и искусственное дыхание делали, и врач опять же… Разве что к распределительному щиту, но к нему и так, после того как Голубев отключил напряжение, и близко никто не подходил. Владлен Иваныч понял, что показа удастся избежать, и подумал, что нет худа без добра. Разработчики потянулись снова на лестничную площадку курить, и военпреды охотно к ним присоединились. Подъехала полиция. Полицию охрана пропустила без возражений, тем более что начальник охраны наконец нашелся. Все это время он в дежурке просто пил чай, а вахтерши боялись сказать, где он, чтобы не подвести его перед вышестоящим начальством.
Полиция худо-бедно разбиралась в своем деле, но не в электричестве, поэтому позвала на помощь разработчиков. Разработчики полезли в гермозону, все разобрали, проверили в присутствии полиции, но не нашли никакой ошибки: все было как всегда. Тогда пошли, что называется, по проводам – проверили все шины и кабели, там оказалось тоже все в порядке, тогда вышли из гермозоны и по логике вещей направились к главному рубильнику на распределительном щите, но не тут-то было. Все розетки, распределительные щиты и выключатели находились в ведомстве главного энергетика, и приближаться к ним простому человеку запрещалось под страхом чуть ли не увольнения. Пока искали Главного энергетика, тело Синицкого увезли в морг. Пришел наконец главный энергетик и с ним два электрика – дядя Вася и еще один, дядя Паша. Главный в присутствии полиции проверил пломбу на распределительном щите, засвидетельствовал, что все нормально, потом под нажимом оперативников все-таки отдал приказ электрикам вскрывать. Вскрыли, но перед этим удалили всех посторонних.
– Вроде все нормально, – послышался приглушенный голос дяди Васи.
– Ну-ка, Пал Иваныч, ты посмотри, – попросил Главный.
Электрика Павла Ивановича начальство уважало за сверхъестественное чутье к электричеству. Ведь все-таки опасно, ведь 220 вольт, а то и все 380, а есть и больше 1000, всякое может случиться, и хоть каждые полгода инженеры сдают экзамен по технике безопасности, но, если что произойдет, отвечать-то начальству. А уж если дядя Паша проверил, значит, все в порядке, все безопасно.
Дядя Паша с головой ушел внутрь распределительного щита.
– Е‑мое, – послышался его голос, – да там же ноль с фазой переделаны! И провода идут отдельные к вашей установке.
Главный энергетик помертвел:
– Это что же, кто-то в щит залез?
Полиция велела оставить как есть, сказали, что пришлют своего эксперта по электричеству.
– А как же работать? Ведь даже свет не горит!
Владлен Иваныч распорядился при свете дня заняться оформлением технической документации, а то вечно у всех все запущено. Сотрудники послушно уселись за столы, но уже после трех в комнатах стало темновато, поэтому все с чистой совестью разошлись по домам, и на этаже наступила сумеречная тишина.
С утра Черникова привели на допрос. Он не проспался, был бледный до синевы, весь трясся и стучал зубами. Костин посмотрел на него с сомнением.
– Чаю ему дать, что ли? А то так и будет трястись.
– Кофе лучше.
– Сейчас, какао ему еще! Обойдется и чаем.
После чая Черникову полегчало.
– Ну, давай, Черников, рассказывай.
– Чего рассказывать-то?
– Черникова Лариса Павловна тебе кем приходится?
– Ну, жена бывшая, а что?
– А вы с ней давно развелись?
– Давно, лет десять назад.
– И отношения не поддерживали?
– Нет, не поддерживали.
– И ты ее с тех пор не видел, так?
– Ну, видел несколько раз.
– А при каких обстоятельствах?
– Виделись мы, когда встреча однокурсников была.
– А потом?
– Ну и потом… случайно.
– Ага, случайно домой ты к ней приходил, случайно скандал устроил на работе, случайно караулил ее везде, угрожал тоже случайно.
– Ну, накатала все-таки жалобу! А это еще разобраться надо, между прочим. Она мне с сыном не разрешает видеться, а я отец, имею право.
– Козел ты, а не отец, – разозлился капитан Беленький, – давай выкладывай быстро, что в понедельник делал.
– Какой понедельник?
– Прошлый понедельник, или уже совсем мозги пропил, ничего не помнишь?
– С утра спал, потом в магазин ходил, затем обедал, вечером у соседа Степаныча телевизор смотрел.
– А между обедом и телевизором где был?
– Гулял.
– Где гулял, в каком районе?
– Не помню.
Костин вмешался:
– Ну, хватит нам мозги пудрить, давай, Боря, колись быстренько, и всем будет хорошо.
– Чего? Ну, не помню я.
– Не помнишь? Ну, мы тебе напомним. Гулял ты, Боря, в районе метро «Академическая», а точнее – на улице Верности, дом пять, квартира семнадцать, так?
– Ну и что? Где хочу, там и гуляю, а только про квартиру я ничего не знаю.
– Гражданин Черников, вы признаете, что в понедельник, девятнадцатого декабря, находились на улице Верности?
– Ну, выследил я их, ну да, хотел скандал устроить, а чего она нос дерет, а сама с этим старым козлом, плешивый весь и пузатый!
– Ты на себя-то посмотри, – не выдержал Беленький, – тоже мне Ален Делон, писаный красавец, да к тебе ни одна баба близко не подойдет!
– А вам-то какое дело?
– Какое дело, говоришь? А такое дело, Боря, что жену твою бывшую, Черникову Ларису Павловну, вместе с ее любовником нашли во вторник убитой в этой квартире на улице Верности, и есть у нас сильные подозрения, что ты к этому делу причастен.
– Чего? – Борька выпучил глаза, потом помотал головой. – Вы что, мужики, охренели совсем?
– Да мы-то – нет, вот не веришь, фотографии посмотри.
Борька глянул на фотографии и позеленел.
– Ну, будешь рассказывать?
– Да чего рассказывать-то? Не был я в той квартире, не был! А их видел только, когда они туда шли.
