– Премного благодарен! – добавил он и для большей убедительности шаркнул ножкой.
Вася Гуськов из четырнадцатой квартиры отличался недюжинной физической силой. По этой причине он работал на городской бойне в трудной и ответственной должности бойца. То есть забивал скот – крупный рогатый и прочий. Работа тяжелая и неприятная, но Вася не искал в жизни легких путей. Накануне он вкалывал в ночную смену, и в данный момент отсыпался.
Когда в дверь квартиры позвонили, он замычал, невольно подражая тому самому крупному рогатому скоту, с которым регулярно сталкивался по работе, и накрыл голову подушкой. Однако звонки не прекратились, и Василий спустил ноги на пол, угрюмо уставился на будильник, встал и прошлепал к входной двери, как был – в длинных темно-синих сатиновых трусах и желтой застиранной майке.
– Кто там?! – проговорил он хриплым, неразборчивым спросонья голосом.
– Нина Гуськова здесь живет? – спросили из-за двери.
Сон с Василия как ветром сдуло.
Дело в том, что он был чрезвычайно ревнив. Ревнив безудержно, беспредельно, болезненно.
Свою жену, кругленькую и румяную Нину, он ревновал на протяжении всей их совместной жизни. Он ревновал ее к бывшим одноклассникам и к теперешним сослуживцам, к соседям по дому и по дачному участку, к мужчинам, с которыми она проехала две остановки в трамвае и к тем, которые случайно оказались с ней в одном лифте, ревновал ее к мясникам из ближайшего магазина и даже к участковому инспектору милиции Петухову.
Первое время Нина пыталась убедить мужа в своей невиновности, но все ее попытки только подливали масла в огонь.
Со временем она решила, что, если уж страдать, то хоть за дело, и действительно стала изменять мужу.
Она изменяла ему с бывшими одноклассниками и с теперешними сослуживцами, с соседями по дому и по дачному участку, изменяла с мясниками из ближайшего магазина и даже с участковым инспектором милиции Петуховым.
Интересно, что от этого ровно ничего в поведении мужа не изменилось, что доказывало правоту и справедливость принятого Ниной решения.
Василий продолжал ревновать жену с прежней катастрофической силой, и то, что за все это время ему так и не удалось найти своего предполагаемого соперника, только распаляло и многократно усиливало его безудержную ревность.
И вот, наконец, наступил долгожданный миг – из-за двери донесся конкретный голос возможного конкурента.
– Нина-то? – сладким голосом проговорил Гуськов, осторожно и неслышно открывая один за другим замки и запоры и стараясь не спугнуть мерзавца раньше времени, как опытный рыболов старается не спугнуть крупную рыбу, пока она как следует не схватила приманку. – А что у вас – дело к ней какое-то?
– Ты открывай дверь-то! – раздался второй голос. – Чего через дверь разговаривать? Дело к ней, дело!
Василий откинул последнюю цепочку, распахнул дверь и выскочил на площадку, как тигр выскакивает из джунглей.
На площадке находились сразу двое мерзавцев, но это ровным счетом ничего не меняло. Василий ухватил их за грудки, поднял на воздух, как кошка поднимает своих котят, как следует встряхнул и сшиб лбами. Раздался гулкий звук, какой издают сталкивающиеся бильярдные шары или африканские сигнальные барабаны, и из-за пазухи одного из незваных гостей выпал на пол черный пистолет с прикрученным глушителем. Василий пнул пистолет босой ногой, так что тот, грохоча и подскакивая, полетел в лестничный пролет.
– Нину вам, значит? – прорычал могучий Гуськов и еще раз сшиб между собой незадачливых сыщиков. Один из них пронзительно взвизгнул, а второй негромко охнул и безвольно обвис в руках Гуськова, как тряпичная кукла.
– Нину вам? – повторил Гуськов, швырнул обоих посетителей на грязный лестничный пол, еще несколько раз как следует пнул и придал им начальное ускорение.
Если бы эти двое оказали ему хоть какое-то сопротивление, он испытал бы большее удовольствие от расправы, и продлилась бы она гораздо дольше. Но так не было никакого интереса.
Василий проследил за тем, как странная парочка съезжает по лестнице, пересчитывая боками ступеньки, презрительно сплюнул и пошел досыпать.
Двое незадачливых бандитов очнулись только на площадке первого этажа.
Прилизанный, более крепкий и выносливый, поднялся первым, потирая отбитые бока и охая. Он стряхнул со своего плаща прилипшие по дороге окурки и прочий мусор, затем помог встать своему напарнику и выволок его на улицу.
– Первая попытка оказалась неудачной, – проговорил он, опасливо оглядываясь на подъезд.
– Что это было? – дрожащим голосом спросил Штырь. – Цунами, что ли?
– Не то чтобы цунами, они в этой области случаются редко, скорее это была комиссия по торжественной встрече. Придется вернуться сюда еще раз, лучше подготовленными…
– Лично я сюда больше ни ногой! – Штырь зябко передернулся. – Я себе не враг!
– Что? – прилизанный сурово взглянул на него. – Бунт на корабле? Забастовка авиадиспетчеров? А ты знаешь, как я в таких случаях поступаю?
– Как? – испуганно осведомился Штырь.
– Отправляю на заслуженный отпуск без матпомощи и выходного пособия!
Обещание прозвучало зловеще, и Штырь, тяжело вздохнув, смирился с необходимостью продолжить поиски таинственной незнакомки.
***
Катерина позвонила в дверь дворничихиной квартиры.
– Иду, иду! – отозвалась из-за двери Зина. – Чего раззвонилась? Уже открываю!
Она распахнула дверь и уставилась на Катерину, опираясь на швабру, как солдат на ружье.
– Чего надо? А я думала, это Нинка Гуськова пришла… я тут как раз пол мыть наладилась…
– Зина, – Катя серьезно уставилась на уборщицу. – Вчера я видела у вас такое зеленое пальто…
– Какое-такое пальто? – забеспокоилась дворничиха. – Не было никакого пальта! Это вы чего-то перепутали! Если у вас что пропало – так следить за вещами нужно, а то как что – так сразу Зина виновата! Никакого пальта не знаю!
– Да я вас вовсе ни в чем не обвиняю! Я только хотела спросить, где теперь это пальто? Такое светло-зеленое, из мягкой ткани… кажется, бархатное…
– Ах это! – нараспев протянула дворничиха. – Так это мне Сысоева из двадцатого номера дала! Да только и не пальто это, а плюшевка…
– Что? – переспросила Катерина. – Какая плюшевка?
Плюшевка, кофта такая из плюша! У мамы моей такая была, с до войны еще… хорошая такая вещь, сносу ей не было! А меня Сысоева прибраться просила, она на другой адрес переезжает, а эти вещи, что остались, ей все одно без надобности, так вот я и подумала взять эту плюшевку, а потом гляжу – там дырки на ней, так зачем мне это старье, ее и носить-то нельзя…
– Так если вам не нужно, может, вы мне его отдадите, пальто это? Или… плюшевку?
Катя вспомнила дивную светло-зеленую ткань и представила, как чудесно она впишется в ее новое панно.
– Да зачем вам такая рвань? – вздохнула Зина, сочувственно взглянув на Катю. – Уж что – совсем, что ли, обносились? Да такое и нищенка-то не всякая наденет! А у вас муж-то все-таки приличный человек… если уж совсем вам носить нечего, так я лучше на антресолях у себя посмотрю…
– Зина, да что вы такое подумали? – обиделась Катя. – Мне просто для дела лоскутки нужны такого цвета! Неужели вы думали, что я собираюсь носить эту… плюшевку?
– А кто ж вас разберет? – проговорила дворничиха, поджав губы и оглядев Катину многострадальную куртку. – Ваше и свое-то слова доброго не стоит… да мне-то что, это до меня не касается!
– Короче, Зина, где сейчас эта… плюшевка? – перебила ее Катерина. – Я вам заплачу, сколько скажете…
– Ой! – Зина схватилась за щеки. – Да кто же знал, что вам эта рвань понадобится? Я ее аккурат полчаса как на помойку отнесла!
– Какая жалость! – вздохнула Катя.
Прекрасная зеленая ткань уплывала от нее, таяла, как утренний туман, а вместе с ней таяла и надежда создать художественный шедевр.
– Так вы сходите туда, гляньте, может, еще лежит! – посоветовала сердобольная дворничиха, увидев, как Катерина расстроилась. – Вряд ли ее кто прибрал!
– А где это?
– Да гаражи-то знаете? Так вот это аккурат за ними!
– Спасибо! – выкрикнула Катя через плечо и бросилась во двор.
***
Возле гаражей болталось несколько унылых автомобилистов, обсуждавших сравнительные достоинства разных коробок передач. На ящике между ними стояла початая бутылка недорогого молдавского вина. Они проводили Катерину недоуменными взглядами и вернулись к увлекательной беседе.
В закутке за гаражами скромно пристроилась бетонная коробка, в которой размещались мусорные баки. Около этих баков кто-то копошился.
Катерина опасливо приблизилась к помойке и увидела возле баков толстую коротконогую бомжиху, которая придирчиво обследовала их содержимое.
Но гораздо больше заинтересовало Катю другое: с краю помойки, возле ограждающей ее бетонной стеночки валялась светло-зеленая хламида, то самое пальто, или плюшевка, по удачному выражению дворничихи Зинаиды, без которого совершенно невозможно было создать новое панно.